Призыв этот, похоже, был услышан: не прошло и недели после получения этого донесения, как было заведено агентурное дело, с ними связанное; но на этом изыскания «Канта» по истории группы «Бой» не заканчиваются. 3 января 1939 года от него поступает новое донесение, озаглавленное «Бой – Антена»[72]. В нем он опять задается очередными вопросами по теме: «по чьим установкам Фельдман организовал “Бой”» (и цитирует его письмо с признанием в принадлежности троцкистам); «почему именно, сколачивая эту организацию, выбор Фельдмана пал на таких людей, как Лурье, Резник, Фининберг, Ойслендер»; и подтверждает их антисоветские взгляды выдержками из их произведений и выступлений. Вывод, которым делится агент, для него очевиден: «Все эти письма и высказывания делают для нас донельзя более ясным и цели организации “Бой – Антена” и политическую суть ее личного состава»[73].

Те, кто не знаком с нюансами карательной политики сталинского режима в конце 1930-х годов, но помнит, с какой легкостью фабриковались дела в эпоху Большого террора, когда нужное «признание» следователи НКВД выбивали у заключенного, а при невозможности это сделать не останавливались и перед «тотальным подлогом» (это когда и протоколы допросов, и подписи под ними попросту подделывались)[74], наверняка будут удивлены тем, с какой основательностью и тщательностью они действовали в данном случае. И это не случайно. Выше уже упоминалось о «бериевской оттепели». Этот период (с ноября 1938 года по май 1939 года) был связан не только с некоторой либерализацией режима и свертыванием Большого террора. Постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» и дублировавший его приказ наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии № 00762 от 26 ноября того же года наложили запрет как на все массовые операции, так и на упрощенный порядок следствия и судопроизводства (санкционированные в свое время Политбюро ЦК ВКП(б)), а также ликвидировали внесудебные органы, в том числе пресловутые «тройки», и обязали органы прокуратуры впредь строго придерживаться требований Уголовно-процессуального кодекса[75].

Более того, решив прекратить практику «чисток», то есть массовых репрессивных акций против отдельных социальных и национальных групп населения страны, Сталин обратил ее против самих же «чистильщиков» – сотрудников НКВД, – которые обвинялись в перегибах, в том, что вместо качественного и полного расследования преступлений они ограничивались получением признательных показаний, запустили агентурнооперативную работу, фальсифицировали следственные документы и т. п.[76] Таким образом, вождь взвалил всю ответственность за «нарушения социалистической законности» во время массовых репрессий на исполнителей, преимущественно среднего и низшего звена, на которых и обрушился главным образом «карающий меч», оказавшийся в руках их недавних соратников.

Судя по опубликованным не так давно стенограммам и протоколам партийных собраний и оперативных совещаний управлений НКВД УССР в 1938–1939 годах[77], такой неожиданный поворот вызвал в чекистской среде недоумение и растерянность. А необходимость срочно перестроиться, о чем говорится во всех подобного рода документах, побуждала, помимо всего прочего, остерегаться и перестраховываться. На этом фоне и начиналось дело «Боевцы»…

Собственно, речь идет об агентурном деле № 15, как оно значилось под грифом «Совершенно секретно» в агентурном фонде 1-го спецотдела НКВД УССР, позднее в спецотделе «А» МГБ УССР, еще позже в учетно-архивном отделе КГБ при Совмине УССР, и наконец в Архиве Службы безопасности Украины, где дело это и было рассекречено 3 августа 2011 года.

Официально термин «агентурное дело» в делопроизводстве органов безопасности СССР появился в не столь уж давние времена. Как вид оперативного учета он был введен приказом ОГПУ в 1931 году. Согласно «Контрразведывательному словарю» (изданному для слушателей Высшей школы КГБ), агентурное дело заводилось на шпионскую резидентуру, на антисоветскую группу или организацию[78]. На отдельных лиц, за которым следили органы безопасности, заводилось так называемые дела-формуляры, в которых накапливались все данные, собранные о них агентурой, перлюстрированные письма, сводки наружного наблюдения и т. п. Дела-формуляры именовались также разработкой. В отличие от них, агентурное дело являлось разработкой на группу лиц, которых считали связанными общностью контрреволюционных взглядов и соучастием в одном и том же преступлении[79]. Кроме номера агентурные дела обретали еще «кличку» (зашифрованное название) и «окраску», обозначавшую политическую принадлежность фигурантов (говорят, что в учетных картотеках царской охранки ее обозначали карточками разного цвета, отсюда и происхождение термина). Окраски подучетного элемента включали наименование тех лиц, которые находились в поле зрения чекистов[80].

Как видно из постановления, вынесенного 4 ноября 1938 года начальником 4-го отделения II отдела УГБ НКВД УССР младшим лейтенантом Прохоренко и утвержденного начальником II отдела старшим лейтенантом Павлычевым, агентурное дело № 15 было зарегистрировано под кличкой «Боевцы» и по окраске – «троцкистская к-p». «К-p» или контрреволюция – это было расхожее наименование всех, кто был не согласен с политикой большевистской партии, троцкисты же были и более всего ненавистны.

Первоначально фигурантов у этого дела было только четверо: Исаак (Ицик) Фефер, Липа Резник, Давид Волкенштейн и Матвей (Мотель) Талалаевский, о которых было сказано, что они «в прошлом примыкали к различным антисоветским формированиям», а «в данное время проводят организованную контрреволюционную] деятельность в еврейской литературе, протаскивают троцкистскую контрабанду, ведут а[нти]с[оветскую] пропаганду»[81]. Но 17 февраля 1939 года было принято новое постановление, в котором констатировалось, что фигуранты разработки в своей организационной деятельности связаны также с Давидом Гофштейном, Хаимом Тильдиным, Мотелем Гарцманом, Исааком Кипнисом, Абрамом Каганом, Григорием Орландом, Григорием Полянкером, Файвелем Сито, Ривой Балясной, Натаном Забарой, Шлемой Лопатой, Шлемой Чернявским, Ханой Левиной, Пинкусом Нистером-Кагановичем (Дер Нистером. – Е. М.\ и на этом основании последние также должны быть приобщены к агентурному делу «Боевцы»[82].

Здесь обращает на себя внимание немаловажная деталь: в боевцы были зачислены и те, кто в действительности членами «Боя» не являлся, в частности Фефер, Гофштейн, Тильдин, Каган и Кипнис.

(Принадлежность последнего к «Бою», кстати, фигурировала наряду с прочими его прегрешениями в постановлении об аресте 10 лет спустя, 23 июня 1949 года, составленном майором ГБ В. Секаревым из 5-го Управления МГБ УССР, который о реальном составе организации, скорее всего, не был осведомлен. Но когда во время допроса следователь коснулся этого эпизода, Кипнис опроверг и свое членство в «Бое», и какое-либо другое участие в его деятельности[83].)