Уже 30-го, пройдя проливом между островами Денса и Крузенштерна (см. о нём выше), открыли покрытый лесом необитаемый атолл и назвали его островом Лазарева, а 3 августа – совсем маленький коралловый островок, названный Востоком. Единственными обитателями его были птицы: над атоллом во множестве летали фрегаты, бакланы, ласточки и другие пернатые…
7 (19) августа (по записям Беллинсгаузена; у Новосильского указано 8-е, т.е. 20-е) в 14.30 со шлюпа «Мирный» условным сигналом (убранный фор-брамсель и пушечный выстрел) оповестили флагмана, что видят сушу. Подойдя к южной оконечности этой земли, моряки увидели на взморье множество аборигенов и аборигенок, которые бежали вдоль берега вслед за движущимися судами. Островитяне были вооружены пиками и палицами; мужчины почти совсем наги (за исключением набедренных повязок), а женщины от поясницы до колен «обёрнуты» в ткани или маты. Вскоре к шлюпам направились лодки разной величины: в ожидании их легли в дрейф и подняли кормовые флаги. Островитяне окружили суда, не приближаясь более чем на полкабельтова (92,6 м) к «Востоку»; к «Мирному» же подошли под самую корму и держались за спущенные оттуда верёвки. Лодки их, как и виденные на прочих островах, имели противовесы и были сработаны довольно хорошо: нос и корма чисто отделаны и основательно подняты над водой, имелись украшения из правильно врезанных жемчужных раковин; в каждой сидело от 6 до 10 человек
Дикари показались Фаддею Фаддеевичу похожими внешне на таитян: он отметил, что «волосы у них распущенные, длинные, изгибисто висели по плечам и спине, а у некоторых головы были убраны как у перуанцев, красными лентами из морского пороста или листьев; на шее и ушах искусно выделанные жемчужные раковины…». На шеях островитян были ещё и забрала, «сплетённые из волокон кокосовой коры круглыми обручиками, наподобие хлыстика, … в 21 ряд, сзади одна треть связана в 4-х местах тонкими плетёнками». Когда такое приспособление «приподнято на лице, передняя часть расширяется и покрывает всё лицо: спереди некоторые части украшены искусно выделанными из раковин и черепах четырёхугольничками; забрало упруго и тем более защищает от ударов». Наличие забрал, а также пик, булав и коралловых глыб в лодках заставляло наблюдавших за визитёрами с бортов шлюпов быть настороже, несмотря на символизирующие миролюбие кокосовые ветви в руках островитян. Те знаками зазывали моряков к себе в гости, но сами так и не поднялись на корабли и даже не взяли вещей, которые им бросали с «Востока»; правда, Лазарев с «Мирного» раздал-таки несколько подарков и медалей с портретом императора.
Утром 8-го островитяне рискнули подойти вплотную к «Востоку», и обмен пошёл немного лучше. Беллинсгаузен подарил аборигенам несколько серебряных и бронзовых медалей, а вот топоры не производили на дикарей особого впечатления, пока им наглядно не продемонстрировали их действие (плотник на глазах гостей разрубил кусок дерева). Нашим морякам удалось выменять некоторое количество палиц, красных лент для украшения головы, топориков из раковин, матов и забрал, но ничего съестного, кроме оказавшихся испорченными кокосовых орехов, туземцы не привезли. Не заметив у островитян никаких изделий из звериных или птичьих костей, Беллинсгаузен посчитал, что наземные животные здесь – редкость, и подарил одному казавшемуся вождём аборигену петуха и курицу: тот обещал их сберечь.
Рисунок 54. Жители острова Великого князя Александра. Художник П.Н.Михайлов.
Но мореплаватели недолго пребывали в иллюзии насчёт возможности дружбы с островитянами. Мошенничество с кокосами, как оказалось, было ещё «цветочками». Когда «Восток», подойдя ближе к берегу, стал поворачивать оверштаг66, и матросы были заняты операциями с парусами, с лодок вокруг шлюпа обрушился на его палубу град бросаемых дикарями коралловых обломков, причём такой величины, что они могли тяжело ранить или убить человека. Холостой ружейный выстрел туземцев ничуть не устрашил, а то и наоборот, ещё больше разъярил, и капитан вынужден был приказать мичману Демидову выстрелить зачинщику нападения в ягодицы, чтобы произвести на расстоянии эффект хорошей порки. Мичман блестяще выполнил приказ, раненый закричал, его тут же отвезли на берег, а лодки рассеялись67. Немного погодя они опять вернулись, и торг возобновился, но и после такого урока дикари не оставляли попыток достать своими пиками людей, выглядывавших из окон кормовой каюты. Беллинсгаузену и Лазареву пришлось отказаться от мысли послать к берегу шлюпки, и, дав острову имя великого князя Александра (местное название – Ракаханга, или Рукаханга), они пошли дальше на запад. Этого курса держались потому, что рассчитывали отыскать обозначенные на карте Флёрьё68 острова Тиенговена и Гронингена. Пройдя тот район, где, согласно карте, они должны были находиться, и не обнаружив их, повернули к югу.
Ещё два новых острова (за последние месяцы открытия неизвестных островов у участников похода, можно сказать, вошли в привычку) увидели 19 (31) августа и дали им имена Михайлова и Симонова – в честь художника и астронома экспедиции. Это были очень маленькие, поросшие пальмами атоллы, окружённые мелями, о которые разбивались буруны. Не успели окончить их осмотр, как разглядели на севере плюс румб к западу (NtW) другой – притом высокий, гористый – берег. Не заметив на пути к нему никаких препятствий, Беллинсгаузен рискнул идти в том направлении ночью, фактически вслепую, и его попытка едва не привела к катастрофе. Сам он записал в связи с этим вот что:
«В начале 10-го часа вечера показалось перед носом шлюпа белое зарево, которое то потухало, то снова светило. Пройдя ещё некоторое расстояние, мы услышали от разбивающегося буруна о коральную мель ужасный рёв, почему я тот час приказал поворотить через фордевинд69 на другой галс; при самом повороте мы были так близко от сей мели, что, невзирая на темноту, ясно различали каждую разбивающуюся волну. Несколько минут промедления – и погибель наша была бы неизбежна…»
Утром 20-го к русским кораблям подгребли туземцы на двух больших парусных и нескольких маленьких вёсельных лодках. В тех, что шли под парусами, сидело по 3 человека: двое из них забрались на «Восток», как только их жестами туда пригласили. Ту лодку, где остался только один человек, волной от форштевня продолжавшего идти шлюпа опрокинуло, верёвка, которой её привязали к кораблю, оборвалась, и сидевший в ней туземец оказался в воде. Капитан приказал лечь в дрейф и послал ялик, чтобы спасти островитянина и взять на буксир его лодку; находившиеся же на судне соплеменники несчастного не только не волновались о нём, но ещё и смеялись, глядя, как он барахтается. Через какое-то время на суда залезли множество аборигенов, и завязался оживлённый обмен.
«Островитяне похожи на отаитян: они были нагие, выключая узких поясков, – писал П.М.Новосильский. – Волосы разделяют они на несколько пучков, перевязывают их тонкими верёвочками и потом кончики взбивают; в эту великолепную… причёску втыкают длинные черепаховые шпильки, которыми беспрестанно чешут голову. На шее у них были ожерелья из жемчужных раковин, а на руках кольцо также из раковин».
Среди прибывших на борт высокопоставленных островитян оказались и 2 сына местного короля, т.е. верховного вождя: им, помимо раздаваемых направо и налево медалей, вручили по лоскуту красного сукна, большому ножу, зеркальцу, чему-то вроде набора железных инструментов, а также кое-какие вещи с просьбой передать их лично королю. Те ответили, что король скоро приедет сам: в ожидании его на судне остался некий Пауль, как выяснилось, один из его приближённых.