– Не сомневайтесь госпожа!
– Дашь ей денег. Пять ассов36 ей хватит, – уточнила Фабия, но решив, что такая плата может показаться слишком малой и знакомая Афродита не проявит должного рвения, добавила с неохотой: – Если она узнает нечто важное, то заплатишь один сестерций.
Прослушав все новости, у Фабии, почувствовавшей себя посвежевшей от омовения, возникло желание прилечь на ложе за обеденный стол – после бассейна она проголодалась, ей хотелось отобедать в одиночестве. Клиентов, осаждавших ее дом с утра, кого-то одарили мелкими подарками и отпустили, кому-то дали незначительные поручения и отправили их выполнять. С парой юристов Фабия обсудили семейные дела Цейониев – ей не нравилось, что сын Педуцей плохо распоряжается имуществом, полученным от покойного мужа Фабии и, что еще хуже, сын без пользы транжирит приданое Фадиллы, которое Марк дал ей к свадьбе. Педуцея следовало взять под материнский контроль. Юристы подсказали как, используя возможности права, приструнить недалекого сынка.
Она уже было направилась в триклиний откуда доносился соблазнительный запах вареных лангустов в куминовом соусе, как внезапно пришедшая в голову мысль остановила ее. Чтобы удалась ее задумка о браке с Марком следовало помолиться и не просто вознести мольбы к небесам – надо прочитать заклинание по особому ритуалу. Она, Фабия, знает этот ритуал, она им пользовалась, когда хотела привлечь к себе понравившегося мужчину. Но молиться нужно на голодный желудок, ибо богам не нравится, когда от человека несет луком или пахучими специями, съеденными во время обеда, когда он икает или отрыгивает воздух. Боги в этом вопросе щепетильны.
Она приказала слугам зажечь молитвенный огонь на небольшом алтаре в специальной комнате, отведенной для молений. Комната эта была темной, без окон, с одной дверью и лишь отверстие в потолке пропускало слабый дневной свет. По стенам висели картины с изображениями богов и героев. Преобладал Геркулес, считавшийся покровителем рода Цейониев. Мускулистый, высокий, сильный, он стоял, приняв внушительную позу и опершись на увесистую дубину, которую можно было бы принять за вырванное из земли дерево. Здесь были Юпитер и Венера, Юнона Медицейская и другие боги, к которым частенько обращалась Фабия. Все они собрались здесь, в этой комнате, чтобы помогать ей в повседневных делах – важных и не очень. Нынешнее дело было, пожалуй, одним из важнейших в ее жизни.
Едва она вошла, огонь на алтаре уже горел, пламя колебалось, протягивая язычок к Фабии и окутавшему ее воздуху. Для того, чтобы заклинание, которое она собиралась произнести исполнилось, требовались волосы Марка. Другая бы растерялась, пришла в замешательство, но только не Фабия – решительная и находчивая женщина.
Давным-давно, когда Марк был предназначен ей в мужья императором Адрианом, Фабия иногда бывала во дворце, где жил ее суженый. Они разговаривали, привыкали друг к другу. И вот, едва у Марка начали расти первые волосы на бороде, его побрили. Мать Домиция Луцилла собрала упавшие волоски в небольшой пучок, положила их в особый ларец, чтобы они напоминал о совершеннолетии сына.
Фабия тогда совсем случайно попала в комнату с реликвиями семейства Анниев. Она их разглядывала с любопытством, ведь старые памятные вещи каждой семьи – это ее история. Здесь были начищенные доспехи предков Марка, в шкафу лежали сохранившиеся письма от них, парадная тога прадеда Регина, бывшего некогда префектом Рима, закрывала половину стены. И, конечно, на деревянных полках стояли гипсовые маски умерших, которые выносились из дома во время погребальных церемоний. Строгие лица этих предков вызывали почтение, Фабия осторожно обошла их стороной.
Потом на глаза ей попался ларец из кипарисового дерева. Она сразу догадалась, что в нем хранилось – такие ларцы имелись в каждой семье у кого росли юноши. У Цейониев они тоже были и Фабия находила в них состриженные волосы с бороды отца Луция Эллия Цезаря, или волоски со щек и подбородка брата. Неизвестно что, но что-то толкнуло ее, и она взяла небольшую часть от волос Марка. Она не знала зачем, для чего, думала, что когда-нибудь они пригодятся и вот, действительно, пригодились.
Сейчас она подошла к заветному ларцу, извлекла оттуда несколько курчавых, темных волос давнего жениха, встала у алтаря. Она просила Венеру – покровительницу любви, чтобы та послала любовь в сердце Марка. Она просила сына Венеры Купидона, чтобы тот пронзил его тело стрелами страсти к ней, Фабии. Заклинание, которое предстояло произнести было коротким: «Пусть жгучий жар охватывает тело Марка, его фаллос, его бедра, пока он не даст свадебного обещания жениться на мне. Пусть Марк, чьим отцом является Анний Вер, полюбит меня, Фабию, из семьи Цейониев, чьим отцом является Луций Элий Цезарь. Его волосы я отдаю тебе Венера и тебе Купидон. Не презирайте меня, услышьте меня, отправляйся к Марку, чтобы он по своему желанию отдал мне всего себя, и чтобы Марк любил меня всю свою жизнь».
Сухие волосы вспыхнули, мгновенно превратившись в пепел. Внезапно поднялся легкий ветерок хотя дверь в комнату казалась плотно притворенной, и пепел развеялся в воздухе невидимой пыльцой.
«Это тело Марка вдохнули в себя боги, – решила Фабия, от волнения она прижала руки к груди, словно хотела удержать на месте сильно бьющееся сердце, – мое заклинание теперь точно до них дойдет».
Когда император Марк Антонин и его свита на кораблях покидали гостеприимный греческий берег уже наступил ноябрь. Некоторые бывалые люди указывали цезарю, что плыть по осеннему морю опасно, Нептун обычно гневается на тех, кто пускается в путь в этом время. Лучше спокойно пересесть в повозки и отправиться посуху, так будет гораздо медленнее, но зато надежнее. Возможно, Марк и принял бы эти разумные доводы, однако тогда возвращение в Рим могло затянуться на несколько месяцев, а ведь впереди их ждал триумф, который следовало отпраздновать до нового года. К тому же в январе Коммод должен был принять на себя консульские полномочия в первый раз в жизни. Нет, откладывать возвращение было никак нельзя – время торопило.
Они принесли молитвы богам, погрузились на три корабля и отправились в порт Брундизий. На палубах воздвигли палатки, сделанные из бычьей кожи, довольно крепкие и устойчивые. В них разместились император и его близкие. Те, кто был невысок по происхождению – всадники из канцелярии, вольноотпущенники, слуги, устроились кто-где: кто на матрасах из соломы, кто спустился в трюм и нашел себе место там. Казалось, ничто не предвещало беды. И все же…
Через день, ближе к вечеру Марк вышел на палубу и заметил, что небо на горизонте почернело. Морские волны до того спокойные, с ленивым плеском лижущие борт триремы37, вдруг взволновано заходили ходуном, словно были не соленой водой, а грудью человека, дышащего яростью.
«Мы все-таки прогневили Нептуна», – подумал Марк.
«Мы разозлили бога моря», – согласился с ним подошедший Помпеян, догадавшийся о мыслях, которые пришли на ум его другу-императору. Он озабоченно продолжил: «На палубе становится опасно, пойдем, спустимся вниз».
С каждой минутой погода портилась. С небес хлынули потоки воды, поднялся сильный ветер, завизжавший и заревевший, точно фурии, готовые отомстить глупым путникам за собственное безрассудство. Марк и Помпеян накинули на головы капюшоны плащей, а рукавами туники закрылись от бьющих в лицо холодных игольчатых капель дождя.
«Убирайте паруса! Все паруса долой!» – сквозь рев ветра кричал морякам кормчий. Он с трудом удерживал огромный деревянный руль, опущенный в бурлящую воду. «Нептун насылает на нас шторм! Живее, живее!»
Палуба под ногами ходила ходуном. Корабль, то проваливался вниз, в самую глубину бездонного морского царства, то его выбрасывало вверх к мрачному черному небу. Ураганный ветер обрывал снасти, трирема жалобно скрипела от кормы до носа и, казалось, еще миг, она превратится в груду хаотично разбросанных по морской воде досок. Двух моряков, бросившихся к мачте, накрыло волной и смыло в темную ктпящую пучину.
