Когда Фабия узнала о кончине Фаустины только одна мысль овладела ею и мысль эта касалась вдовства императора Марка Аврелия. Из уважаемого всеми правителя – отца Отечества, главы большого семейства, одного из самых образованных людей своего времени, он неожиданного превратился в богатого и знатного жениха, первого жениха империи. Теперь Марк мог жениться на Фабии, ничто не мешало этому. Надо было лишь разыскать шапку инкубона35, чтобы тот указал место, где спрятано сердце Марка и завладеть им.
Будучи опытной в таких делах женщиной, Фабия решила действовать не напрямую, а через посредников, входящих в семейный круг императора. Самой близкой к нему была, конечно, дочь Луцилла. Она кое-чем оказалась обязана Фабии, ведь именно Фабия готовила ее к первой супружеской ночи с мужем Луцием Вером, именно Фабия помогла ей расстаться с девственностью при помощи каменного пальца бога плодородия Мутуна-Тутуна, смазав его свиным жиром.
И все же Луцилла теперь сама являлась заинтересованным лицом. Она – Августа, императрица, поскольку соправителем Марка был ее покойный муж Луций Вер. Титул остался за ней, хотя Вер и умер. Зачем же ей стараться помогать Фабии? Достаточно того, что при жизни Фаустины уже было две императрицы и они – мать и дочь – уживались при одном дворе. Сейчас, появись там Фабия, будет по-другому.
В один из жарких осенних дней, которые случались в Риме, Фабия решила искупаться в прохладном бассейне под открытым небом. Белый, с фиолетовыми пятнами фригийского мрамора бассейн, с одной стороны граничил с портиком, примыкавшим к дому, а с другой вдоль него росли кипарисы и платаны, отбрасывающие короткие тени. Ей принесли высокое зеркало из чистого серебра, почти во весь рост, и она, еще не спустившись в воду, принялась изучать свое тело, внимательно осматривать его со всех сторон. Прельстится ли Марк на нее, будет ли он ее вожделеть? Хотя ей уже исполнилось пятьдесят, она не чувствует себя старухой.
Она невольно посмотрела на статуи предков семьи Цейониев, высившихся на одинаковом расстоянии друг от друга по периметру бассейна. Их род происходил из Этрурии и был не так прославлен, как другие. Первый предок, которому удалось возвыситься, стал патрицием лишь в правление Веспасиана. И все же, они все были здесь – ее семья. Тут находилсяи ее отец Элий Цейоний, так и не ставший преемником Адриана. Тут был и ее брат Луций Вер, все-таки получивший пурпурную тогу.
Вон они, стоят рядом, смотрят на нее. Оба веселые, беспутные, возможно поверхностные, но добрые душой, они поддерживают ее в намерении женить на себе Марка. Вон, как они поощрительно улыбаются, почти незаметно, одними уголками губ, но Фабия это замечает, несмотря на их каменные усы и бороды.
Она проводит рукой по груди, по животу, опускает руку вниз. Ей кажется, что тело ее еще достаточно упруго, подтянуто, что она еще может доставить удовольствие мужчине, несмотря на возраст, на то, что уже рожала. Не зря она принимала по утрам ванны из козьего молока и ее кожу ежедневно умащивали, натирали египетскими мазями, благовониями из трав, собранных в предгорьях Альп.
А лицо? Да, возле глаз образовались морщинки, но сами глаза… Они, конечно, утратили блеск и задор молодости, и все же в них появилась мудрость, понимание, столь важное для мужчин, которым нужна поддержка. И само строение лица выглядит неплохо. Боги дали ей высокие скулы, зрительно удлинящие щеки; они не дают им оплыть, как у других зрелых женщин, лишают дряблости кожи, второго подбородка. Рыжеватые волосы тоже хороши, пышные, искусно уложенные, с ними не нужны украшения из золотых диадем, шпилек с драгоценными камнями или цветастых лент. Нет, она бы могла еще поспорить с молодыми по части привлекательности.
Удовлетворенная увиденным, Фабия спускается в воду, плещется в ней с удовольствием, чувствует, как тело ее наливается свежестью. Слуги почтительно стоят неподалеку, готовые в любое мгновение услужить госпоже. Одна из служанок – гречанка по имени Афродита, зачитывает ей поступившую корреспонденцию, в том числе письма родственников и друзей, указы Сената, просто передает разные сплетни. Фабия должна знать обо всем, что творится в городе, ведь она вместе с братом является главой самой крупной сенатской партии, которая следует за Цейониями. Она должна знать все.
– В Риме, – докладывает Афродита, девица некрасивая, с грубым длинным лицом, с приплюснутым носом и большими губами, – знатные матроны обсуждают возвращение императора. Они надеются, увидеть его в ноябре.
– Я тоже надеюсь, – комментирует Фабия. Она подходит к мраморному бортику бассейна, опускается на него спиной. Афродита заботливо подкладывает под ее голову подушку, и Фабия вытягивается на поверхности воды, для равновесия слегка шевеля ногами.
– А еще, они обсуждают, кого вдовствующий император, наш славный Марк Антонин, возьмет себе в жены.
Фабию не волнуют эти сплетни, она пропускает их мимо ушей. Известно кого выберет Марк – не этих же высокомерных гусынь из семей Корнелиев, Манлиев, Сервилиев или других. Марк остановится, конечно, на ней.
Да, тут Луцилла ей не поможет, а вот Коммод? Этот молодой дурачок, озабоченный созреванием своей взрослости, познанием женщин и другими вещами, столь далекими от управления империей, не поможет ли он? К тому же в Рим уже донеслись слухи об их обоюдной вражде с сестрой Луциллой. Как всегда, причиной раздора оказался любовник, на этот раз любовник Луциллы. Что там произошло меж Луциллой и Коммодом доподлинно неизвестно, но то, что они не разговаривают друг с другом, избегают общих приемов и встреч наедине, это заметно всем.
Его стоит использовать. Он простофиля, недалекий мальчишка, глаза которому застит вражда с сестрой. Через него можно будет внушить Марку, что за молодым наследником требуется пригляд и с ролью воспитательницы никто кроме Фабии лучше не справится, потому что Фабия, фактически, уже член семьи.
– Что еще говорят? – интересуется она у Афродиты.
– Одну из дочерей, Вибию, император оставил в Египте вместе с мужем…
– Зачем?
– Он хочет этим жестом привязать египтян к Риму, оказать им внимание. Вы же знаете, какие эти люди капризные, вздорные и вспыльчивые, по сравнению с нами, греками.
– Да, да, знаю, – отмахнулась Фабия, привыкшая к бахвальству Афродиты своим происхождением.
– А вот, еще новость, – продолжает Афродита и говорит как о чем-то малосущественном: – В Рим вернулась жена мятежника Кассия Волузия Веттия.
– Волузия? – заинтересованная Фабия опустила обе ноги на дно, чтобы встать тверже. – Зачем она здесь? Пусть радуется, что цезарь Марк не отправил ее в ссылку вместе с детьми Авидия Кассия или, того хуже, не лишил жизни как заговорщицу.
– Мне передавали по секрету, что Веттия хочет вымолить у императора прощение для среднего сына, сосланного на Капри.
Фабия нахмурилась. Новое лицо при дворе, к тому же лицо женское, это всегда не к добру. От старых знакомцев знаешь, чего ожидать, какие козни они могут подстроить и что за интриги сплести, а новички опасны непредсказуемостью, их надо изучать, к ним нужно привыкать. К тому же Веттия моложе ее, Фабии, лет на десять, а то и больше. Вдруг Марк положит на нее глаз? Веттия происходила из старой плебейской семьи Мецианов. Ее отец Луций Мециан, скончавшийся год назад, был известным юристом, он обучал самого Марка в молодости. И, хотя, Мециан, приходившийся родственником Авидию Кассию, поддержал мятеж зятя, Марк не утратил уважения ни к покойнику, ни к его трудам по юриспруденции.
– Ты видела ее, она привлекательна? – поинтересовалась Фабия.
– Я не видела, но моя подруга, которая живет возле Форума, получила от нее два асса за то, что показала дорогу к храму божественных Антонина и Фаустины. Подруга нашла ее симпатичной и доброй.
– Еще одна сова в Афины! – хмыкнула Фабия, вспомнив о пословице, гласящей, что в Афинах и так много сов. – Здесь немало желающих стать новой Августой. Это я к тому, что, если Веттия замыслила очаровать нашего императора, то ей придется встать в очередь. А ты, Афродита, поговори с подругой. Пусть она разузнает о вдове Кассия все, что можно: куда ходит, с кем встречается, с кем спит. Сдается мне, что твоя подруга достаточно ловка в таких делах.
