И вообще, это ещё большой вопрос, с кем всё-таки у Полины свидание: с Ваней или с городом?

В кварталах, будто расчерченных по линейке широким тёмно-серым маркером, где дома тесно прижимались друг другу, соединяясь в единую стену, снега почти не было. Даже не скажешь, что зима. Зато засаженные деревьями маленькие скверы и бульвары бросались в глаза внезапной белизной. Насыщенная синева приближающейся ночи представлялась почти осязаемой – мазнёшь по ней ладонью, и та тоже окрасится в цвет густых чернил. Электрические огни сияли расплавленным золотом и благородным серебром, исполняли роль звёзд, скрытых за плотным слоем облаков.

Полина остановилась, крутанулась на месте, чтобы увидеть сразу всё, со всех сторон, впитать, вдохнуть восхищённо.

Ваня вполне мог подумать, что она ненормальная, или маленькая – ведёт себя как ребёнок. Да ну и что?

Но нет, кажется он не осуждал, улыбался глазами, уголками рта.

– Ты всю жизнь здесь живёшь? – спросила у него Полина.

– Я – да, – подтвердил Ваня. – А родители тоже приезжие. – И уже сам спросил: – Тебе тут нравится?

– Очень! – Полина взмахнула руками, словно попыталась обхватить пространство, придвинуть поближе к себе и больше не отпускать, унести с собой. – Я бы хотела здесь остаться. Навсегда.

– Так оставайся.

Наверное, опять послышалось – или придумалось – несколько потаённых смыслов в одной короткой фразе. На самом деле Ваня хочет сказать гораздо больше, просто не решается, не чувствует уверенности, побаивается, пока. Или он надеется, что Полина сама о них догадается, договорит мысленно.

А ведь она и правда догадывается. Или же – потихоньку сходит с ума, падает-падает-падает в пропасть наивных фантазий, замороченная таинственным городом и зимней сказкой, медленно, но неминуемо. Как снег.

Он действительно пошёл. Словно одеяло из туч внезапно разошлось по шву, и из него посыпался пух, густой, мягкий и крупный. И от этого стало ещё тише и даже как-то торжественней. Или волшебней.

Одна снежинка попала Полине прямо на губы, на мгновенье кольнула холодом и тут же растаяла, напитав влагой. Полина запрокинула голову, капюшон съехал – ну и что? Совсем и не холодно. И теперь уже целая компания снежинок, сбившихся в маленький пушистый комок, плавно спланировав, прилегла на её щёку.

Ещё одно холодное прикосновение, очень даже приятное, и тут же следующее – жаркое, горящее.

Ванины пальцы тоже дотронулись до Полининой щеки, стёрли крошечную каплю воды, оставшуюся после растаявших снежинок, скользнули к волосам. И почти сразу сам Ваня склонился к Полининому лицу.

Она едва ни отшатнулась. И вовсе не от страха, не от негодования, не от отвращения. Всего лишь лёгкое касание, а чувство – словно с ног до головы окатили кипятком, словно ударила молния и попала точно-точно в Полину. Возможно, она даже вздрогнула, или Ваня ещё каким-то невероятным образом уловил её стремление и, не дав отодвинуться ни на миллиметр, обхватил свободной рукой.

Но она уже и не думала отстраняться, и губы сами разомкнулись, и опять сжались, жадно сдавив Ванину. А потом остались только ощущения, жар, разливающийся по телу, плавящий сознание, и ничего больше – ни снега, ни города, ни земли под ногами.

26

Голова кругом, особое тепло, зародившееся внутри тела, поднимающееся волнами, растекающееся маревом. Словно она влюблена. А ведь – нет. На самом деле – нет!

Это только физиология, чувственный трепет, порождённый древними инстинктами, игра гормонов. И с любым другим было бы так же. Хотя, вряд ли с любым. Если человек противен, если вообще не вызывает никаких чувств, если…

Плечи дрогнули, и вырвался судорожный вздох, почему-то очень похожий на всхлип. Но ведь плакать она не собиралась, совсем-совсем не собиралась.

– Полин, ты чего? – Ваня сжал её плечи, попытался отодвинуть немного, чтобы заглянуть в лицо. – Ты в порядке?

Она не стала противиться, но и лицо не показала, замотала головой. Не отрицая, не намекая на то, что сейчас не в себе. Просто, чтобы вытряхнуть странные мысли. Или, наоборот, чтобы расставить их по местам, развеять наваждение, которого не должно быть, разогнать туман смятения и непонимания.

Лучше не поднимать голову, чтобы, словно заворожённой, не приклеиться взглядом к Ваниным губам. Или лучше поднять, но посмотреть ему прямо в глаза, показать, что Полина ни капли не боится и не смущается. И вообще…

– Мне в общагу надо. Пора уже, – проговорила она достаточно твёрдо, а Ваня искренне удивился:

– Почему вдруг?

– Я… я замёрзла.

– Ну, пойдём – зайдём куда-нибудь. В кафе. Или…

Сейчас он добавит «ко мне домой», посчитав, что если она способна целоваться с ним до полубеспамятства, то теперь согласится на всё.

– Лучше я в общагу.

– Ну-у, хорошо, – кивнул Ваня.

Хотя вряд ли он в действительности считал, что так уж всё хорошо. Во взгляде недоумение и растерянность. Думает, что чем-то обидел, повёл себя неправильно, слишком поторопился. Но ведь им не по двенадцать лет. И сейчас спросит, непременно спросит напрямую: «Что не так?», а Полина не сможет ответить, по крайней мере, искренне. Потому что тогда получится примерно следующее:

«Не хотела я с тобой целоваться, и не знаю, зачем стала, и понять не могу, почему на меня это так подействовало. Не должно было. Не должно. Ведь я с тобой только из-за спора, и не хочу по-другому. Зачем мне оно? Сейчас для меня главное – учёба, будущее. А это вот всё – только отвлекает, занимает время. Но раз уж я поспорила, раз сказала, что сделаю, то непременно доведу до конца. Понимаешь? Только спор. И ничего большего».

Но Ваня не спросил. Зато проводил до самой общаги. А когда выходили из вагона метро, подал руку, ухватил Полинину ладонь и больше не отпускал, держал крепко. Хотя, помимо сжимавших её пальцы силы, Полина и не чувствовала больше ничего через плотную варежку. И ещё – она торопилась, не задумчиво неспешно брела, как на прогулке, а шагала устремлённо и размеренно, будто возвращалась с учёбы. Хотела без промедления взбежать на крыльцо, распахнуть дверь, исчезнуть за ней, но Ваня задержал. Полина развернулась к нему, сказать: «Я пойду. До свидания». Но не сказала – последнее слово смутило. И не только.

Опять Ваня наклонился, прикоснулся к губам, но на этот раз коротко. Словно проверял, позволит она или сразу шарахнется прочь. И, наверное, успокоился, раз Полина его не оттолкнула, произнёс:

– Ещё увидимся?

Полина кивнула, опустив глаза, не пытаясь пока разобраться в своих желаниях: действительно хотела бы она ещё раз встретиться или дело в том, что просто надо. Из-за спора, конечно. В любом же случае – ответ положительный, не касаемо причин. А Ваня… Ваня почему-то решил пояснить:

– Не в универе, а как сегодня.

Словно она могла подумать, что «увидимся» значило «случайно, на переменке между парами или после занятий».

– Только точно не скажу, когда, – чуть виновато добавил он. – Лучше потом… позвоню. Всё-таки.

– Угу.

– Пока.

– Пока.

Наконец-то Ваня выпустил её ладонь, и Полина сделала шаг назад. Потом развернулась, и всё-таки, как сразу и планировала, торопливо взбежала на крыльцо – всего три низкие ступеньки – распахнула дверь. Оглядываться она не стала.

Ну всяко же Ваня не стоял и не смотрел ей вслед. Вот и ей не на что смотреть. Не на его же удаляющуюся спину?

По лестнице она тоже торопливо взбежала, даже не заметила, как, влетела в комнату.

Таня сидела на кровати, чиркая пальцем по экрану мобильника, но стоило Полине зайти, вскинула голову, глянула с любопытством, за провод вытянула из уха белую капельку наушника.

– Где была?

– Гуляла, – стягивая с себя сапоги и куртку, коротко бросила Полина.

– С Ваней? – уточнила соседка. Не столько спросила, сколько уверенно заключила.

Всё-то она понимала, о чём угодно догадывалась. Порой её проницательность и желание показать свою осведомлённость ужасно раздражали, становились навязчивыми и неприятными. Например, сейчас.