— Истинную сущность?

— Да.

Курт, смотревший в противоположную стену, повернулся к Питеру, который, как оказалось, теперь внимательно разглядывал друга.

— Мне тоже стоит стесняться того, кто я есть, — закончил Курт и устало потёр переносицу. — В конце концов, кто захочет видеть рядом с собой… демона.

Последнее слово он не сказал — прошипел. Он оскалился, но лишь на мгновение, снова вернув себе обречённый вид. Питер молчал и изучал Курта, познавая скрытую сторону его характера. Загнанный. Запуганный. Ненавидимый глупой, кричащей толпой. Курт рассказывал, что ему довелось пережить, и каждый раз Максимофф понимал, насколько несправедливо такое отношение к Змею. Ведь он не больше, чем невинная жертва стереотипов и человеческих страхов. Он выглядел, как дьявол с картинки из книжки, значит, был опасен. Его боялись, и страх постепенно перерос в ненависть, отвращение и желание поглумиться над юношей, если не навредить ему.

— Курт.

Ночной Змей поднял брови, с некоторым волнением ожидая того, что скажет Ртуть.

— Кто захочет видеть тебя рядом? Я скажу тебе, кто захочет. Каждый, кто узнает тебя получше, будет не просто хотеть, а мечтать об этом. Хотя я вижу тебя по утрам и соглашусь, выглядишь ты в это время не лучшим образом. Ну, знаешь, лохматый, сонный, все дела. И впрямь жутко становится. А в остальном…

Он поднялся и внимательно посмотрел на Курта, положив руки тому на плечи. Вагнер вздрогнул от неожиданности. Когда люди шарахаются от тебя, пугаясь твоей необычной внешности, привыкаешь к тому, что никому и в голову не придёт идея нарушить твоё личное пространство.

— Вот что ты должен знать, Курт, — Питер поднял брови, глядя в глаза приятелю. — Ты мой лучший друг, и я доверил бы тебе свою жизнь, так же и ты можешь доверять мне. Надеюсь, ты это понимаешь. А теперь запоминай: они — ничто. Все, кто не желает принимать тебя, даже не представляют, что теряют. Мне их жаль, правда. Так что эти глупцы даже и не заслуживают твоего внимания.

Питер вздохнул и вдруг обнял Курта, крепко прижав к себе.

— Ты мой лучший друг, и я не хочу, чтобы ты грустил, — тихо повторил Максимофф, шепча эти слова прямо Змею в ухо, словно боялся, что иначе они заблудятся по дороге и не дойдут до адресата.

— Хочешь какао? — спросил Курт, благодарно улыбаясь. Питер, выпустив, наконец, из объятий друга, кивнул.

— Какао как смысл жизни, да? — весело спросил он. — Девушки всегда уплетают мороженое и шоколад, когда обсуждают всякую чушь, но мы ж мужики. Тащи своё какао.

Уже гораздо позже Курт осознал то, что на тот момент было так важно для него, глядя на сморенного второй кружкой какао и теперь мирно сопящего в подушку Питера, который, как Вагнер уже давно узнал, вырубался так же быстро, как делал и всё остальное. Что бы ни говорили, если рядом будет человек, способный пусть не понять, так хотя бы выслушать и искренне поддержать, то Курт точно не будет одинок. И в ту ночь Змей спал так спокойно, как ему уже давно не доводилось.

========== Жуки ==========

— Всё, что вам нужно, — это любовь.

— Прости?

— Любовь. Вот и всё, что вам нужно.

Произнеся сие мудрое изречение, Курт расплылся в довольной улыбке.

— Это совет, — пояснил он. — Я слышал, вы и Скотт поругались, так что решил помочь.

Джин усмехнулась, правда, усмешка эта вышла достаточно грустной.

— Это ведь слова из песни The Beatles? — уточнила она, недвусмысленно кивая на плеер в руках Курта.

Ёжику понятно, Питер не позволил бы своему соседу иметь «плохой» музыкальный вкус, так что готов был даже пойти на жертвы и одолжить другу свой плеер. Вагнер был открыт для всего нового и с жадностью, присущей разве что поролоновой губке, впитывал всё, каждую минуту стремясь узнать что-нибудь новое. Немудрено, что радости не было предела, когда Максимофф разрешил Курту проникнуться, как он сам выразился, «музыкальными шедеврами последнего столетия. Или пятидесятилетия, фиг знает, цифры скучные».

— Это очень мило, Курт, — тихо сказала Джин, — спасибо, что пытаешься помочь. Но Скотт сам виноват. Всё было прекрасно, не веди он себя как последний придурок.

— Последний? — удивился Курт. — А что, бывает ещё и первый?

— Нет, — покачала головой Джин. — Это просто выражение такое. Значит, хуже не бывает.

— Но Апокалипсис всё-таки хуже, — возразил Курт. — Слушай, Питер сказал, у вас было не-до-по-ни-ма-ни-е, — по слогам, ибо слово было длинным, сложным, и немец несколько раз поговорил его про себя, прежде чем завести разговор. Грей нахмурилась.

— Так значит, Питер у нас главная сплетница школы? — уточнила она. Курт в панике замахал руками, понимая, что его желание помочь вылилось в то, что он случайно сдал друга.

— Нет, что ты, — убеждённо заговорил Вагнер. — Мы просто говорили обо всём подряд и…

— Опять ваши посиделки с какао? — фыркнула Джин, которая, к слову, была вроде как телепатом. — Разрази меня Ксавьер, оно на вас влияет явно не лучшим образом. Хорошо, подруга, и чем же ты можешь помочь?

Курт задумался, но всего на мгновение.

— Вам нужно поговорить. Просто и открыто. Чтобы все проблемы решить, — уверенно заявил Змей.

— Если бы всё в жизни было так легко, — вздохнула Джин. — И все проблемы решались песнями «Жуков».

— Прости, кого? — переспросил Вагнер.

— Ах да, у тебя же не лады с английским. Тогда тебя ожидает сюрприз по поводу названия твоей любимой группы.

Джин знала, что Скотт страдал от своей уникальности, но ещё больше он мучился из-за того, что считал себя, как казалось девушке, царём мира. Да, порой наши проблемы имеют причину вовсе не в недопонимании окружающих. Иногда мы и сами не замечаем за собой недостатков, делающих нас асоциальным. И масса достоинств Скотта тут же успешно всеми забывалась, стоило ему снова начать вести себя как высокомерный болван.

Благо, Джин была понимающим человеком и умела видеть то, что скрыто от других людей. Да и роль Курта в их примирении была не лишней.

И, учитывая его любовь к ближним, не стоит удивляться тому, что, когда Саммерс и Джин помирились, заиграла песня неких жуков «Here Comes The Sun». Курт, радуясь тому, что всё наладилось, и сам светился, как то солнышко из песни.

========== Разные ==========

Эрика Леншерра совершенно не волновало мнение кого-либо. Переживания из-за недопонимания он предпочёл оставить детям, подросткам — юным мутантам, которые только-только познали несправедливость в отношении к ним окружающих.

У Эрика не было проблем с обществом, ибо все проблемы он был готов устранить любым способом. На самом деле любым — а как иначе он получил статус одного из опаснейших мутантов в мире? Он чувствовал своим долгом изменить мир, но ведь делал это лишь для того, чтобы общество — по собственной воле иди же заставленное силой, не важно — приняло таких, как он. Таких, каким был его сын.

Магнито глубоко вздохнул и снова окинул внимательным взглядом дремавшего, укутавшегося в несколько тёплых одеял сразу мальчишку. Такого ребячливого, непоседливого, совершенно лишённого тормозов. Питер по-детски обнимал подушку и забавно посапывал, совершенно не подозревая, какая битва разыгрывается среди мыслей его отца.

Эрику ничего не стоило открыть замок, чтобы пройти в комнату, где в дружном соседстве жили Питер с Куртом и, не будя ни того, ни другого, тихо застыть безмолвной статуей над кроватью сына. Леншерр и сам не понимал, зачем он это делает, но почти каждую ночь, когда школа погружалась в сон, он приходил к Ртути и с жадным любопытством, граничащим с каким-то тоскливым сожалением, рассматривал его, подмечая каждую мелочь. С первого взгляда Питер был слишком не похож на Эрика. Со второго, впрочем, тоже.

«Эй, я абсолютно точно твой сын, смотри на мои волосы. Стрёмный цвет, а? Это твоё металлическое влияние, вот наверняка» — вспоминая эту фразу, Эрик не мог сдержать улыбку, хоть и немного печальную.

Магнито перевёл взгляд на несколько давно немытых чашек из-под какао, стоявших на прикроватной тумбочке, на гору всякого никому не нужного и наверняка стащенного хлама. Эрик не мог, каждый раз глядя на сына, не думать, насколько разными людьми они были. Слишком активный и непоседливый, казалось, Питер с рождения каким-то непонятным образом поставил себе цель быть полной противоположностью своего отца.