Пятый резко поднял голову, с любопытством посмотрев на брата.

— А в самом деле, — протянул Клаус. — Кажется, ты один тут возмущаешься.

Диего нахмурился. Он открыл рот, чтобы ответить, но, к его собственному удивлению, слова никак не захотели произноситься. Поняв, что он снова борется с заиканием, Лютер виновато посмотрел на остальных. Провоцировать брата ему не хотелось.

— Юдора Петч в этой вселенной жива, — вдруг тихо сказал Пятый, нарушив воцарившуюся тишину. — Я угадал, Диего?

Все повернулись к нему. Мальчик сделал глубокий вдох и поставил подбородок на локти, выглядя по-детски забавно, выглядывая из-за спинки стула. Только вот в глазах его читалось столько понимания и пережитой боли, что сравнить его с ребёнком сейчас было бы глупо.

Диего поднял взгляд на него. Он правда старался не смотреть ни на кого больше, потому что знал, что даст слабину. Он знал, что выглядит потерянным, сломленным. В его памяти снова и снова представала Юдора. Упрямая, своенравная — ослушавшаяся его из своей упёртости.

— Ты ничего не понимаешь, — прошипел, наконец, он.

Диего хотелось дать волю эмоциям. Хотелось выплеснуть досаду, злость, скорбь — всё это смешалось, запуталось в невероятно тяжёлый узел в его душе. Он услышал свой голос — хриплый, тихий, полный яда. И он продолжил говорить.

— Если бы не твои приятели из Комиссии, Пятый, — поднял палец он, указывая на брата, — она была бы жива.

— Она спасла Клауса, Диего, — мальчик выпрямился, серьёзно сощурив глаза. — Ты на её месте поступил бы не так?

— Ты не можешь понять, что я чувствую, — сказал Диего. — Ты же всю жизнь был один. Ты хоть кого-нибудь когда-то любил?

Услышав это признание, Харгривзы неуверенно переглянулись. Им всем резко захотелось покинуть комнату — определённо, они были тут лишними. Однако вместо этого Пятый поднялся на ноги.

— Задний двор, — сказал он. — Потолкуем, если не боишься со мной связываться.

Прежде чем Клаус, стоявший ближе всех, успел схватить его, Пятый исчез в голубой вспышке. Диего неуверенно посмотрел на братьев и тут же поднявшись, вышел из комнаты.

На улице моросило — Диего пожалел, что зонта у него не было. Но так даже лучше. Крутые парни не ходят под зонтом. Сейчас ему было не до этого, поэтому он был благодарен хотя бы случайности за сохранение его репутации.

Обойдя многоэтажку, Диего вышел во двор. Детская площадка пустовала — горки и качели, видимо, привлекали малышей только в более солнечную погоду, сейчас же их предпочтение явно было отдано пледам и горячим кружкам какао.

Разглядев в сумерках сидевшего на скамейке брата, Диего подошёл к нему.

Пятый скрестил руки на груди. Откинувшись на спинку скамейки, он запрокинул голову назад, подставляя лицо холодному дождю. Услышав шаги Диего, он даже не подумал двинуться с места. Лишь лениво приоткрыл глаза, насмешливо посмотрев на брата, и снова закрыл их.

— Сядь, не нависай как Лютер, — проворчал он.

Диего непонимающе нахмурился, но послушно опустился рядом.

— Я не спал последние трое суток, — поделился Пятый, вдруг положив голову на плечо Диего. — Дождь так успокаивает.

Второй напрягся и шокированно уставился на брата. Обычно фразы типа «пошли-ка выйдем» означают что-то более агрессивное. Он неуверенно кивнул, не пытаясь отодвинуться. Что ж, может, ему тоже не помешает остыть.

— Ты прав, Диего, — пробормотал Пятый. — Я никогда никого не любил, кроме Долорес, которая по определению не могла ни умереть, ни уйти от меня. Хотя она пару раз пыталась подать на развод.

— Я не должен был так говорить, — вздохнул Диего. — Прости, просто я боялся, что ты…

— Узнаю, какой ты сопливый тюфяк в душе? — Пятый вдруг засмеялся.

Диего приложил все усилия, заставляя себя не пихнуть мальчишку плечом.

— Не хочу, чтобы ты считал, что я виноват, — вдруг тихо сказал Пятый. — Да, Хэйзел и Ча-Ча пришли за мной, но твоя подруга на самом деле просто попалась им под руку.

Диего промолчал. Пятый, который практически просит прощения — просит не винить его, это что-то новенькое.

— Если тебя утешит, — подумав, добавил мальчик, — то на их месте я бы так не поступил. Одно дело исполнять приказы Комиссии, но Петч не была их целью.

Диего показалось, словно ему дали под дых, и в лёгких резко кончились все запасы воздуха. Рвано вздохнув, он кивнул.

— И ты не прав, — сказал Пятый. — Я знаю, каково это, вернуться во вселенную, где те, кого ты видел погибшими, живы.

Диего непонимающе нахмурился.

— О чём ты? — уточнил он.

— О вас, полудурок, — Пятый усмехнулся. — Я видел вашу смерть уже три раза, и я понимаю тебя, почему ты не хочешь возвращаться в свой мир.

Диего вдруг почувствовал себя маленьким ребёнком — тем заикающимся мальчиком, помешанным на соревнованиях с братьями. Пытающимся доказать, что второй номер не означает то, что он хуже Первого. Слабым, уязвимым. Он посмотрел на Пятого. Мальчик замолчал, оставив брата наедине с мыслями. Он лениво ковырял песок под ногами носком ботинка и, кажется, выводил какую-то формулу не глядя.

Так по-детски.

Нет.

Диего, наверное, впервые за всё это время по-настоящему понял, с кем говорил. Не с эгоистичным ребёнком, вернувшимся спустя семнадцать лет. И даже не с братом-ровесниками. Он помнил, как был рад видеть лицо брата там, в больнице, спустя несколько месяцев, помнил, как посчитал его милым, когда Пятый уснул на руках у Лютера. Трудно было не воспринимать язвительного подростка за человека, прошедшего через столько всего.

Кажется, только теперь Диего осознал, насколько долгую жизнь прожил его брат прежде, чем вернулся домой. Теперь, когда злость и досада сошли на нет, он понял, кем на самом деле был мальчик, что сидел рядом с ним, расслабленно закрыв глаза и доверчиво положив голову ему на плечо. Пятый был стариком. Измученным, уставшим, прожившим полную одиночества жизни, сохранившим одно единственное чувство из далёкого детства — любовь к своей семье. Любовь к братьям, к сёстрам. Диего стало не по себе от мысли, что он собирался высказать Пятому всё, что накопилось, пока спускался по лестнице во двор. Когда думал, что Пятый буквально вызвал его на дуэль.

Старик просто хотел поговорить со своим младшим братом. Мягко, спокойно. Хотел понять. Может, утешить.

— Я не спал уже часов семьдесят, так что если продолжишь молчать, Диего, то я просто усну, — недовольно проворчал Пятый.

Диего усмехнулся.

— Извини, старик, — сказал он, запнувшись на втором слове. — Задумался.

— О, для тебя такое, должно быть, в новинку.

И вот опять: язвит. Но в этот раз Диего пропустил сарказм мимо ушей.

— В нашей реальности, — начал он, — Юдора погибла.

— Но не здесь, да? И как отреагирует на её возвращение в нашем мире, как думаешь?

Диего поморщился. Обрекать любимую на жизнь призрака — даже если её ничто бы не держало в этом мире. И всё равно он не собирался вот так просто сдаваться. Ему не хотелось думать о том, была ли эта Юдора его Юдорой. Определённо, не хотелось. Значение имело только то, что она была жива. Что она вернулась к нему.

— Мы можем забрать её с собой, Пятый? — спросил он.

— А она согласится?

Об этом он даже не думал.

Диего почувствовал, словно его облили ледяной водой.

Он поднял голову, глядя на прохудившееся небо, и понял, что так оно и было. Посмотрел на Пятого, который слегка дрожал в своей тонкой рубашке, обхватив себя руками. Подумав, стянул с себя тёплую куртку и, подвинувшись, накинул её на плечи брата. Пятый удивлённо посмотрел на него, подняв голову.

— Ты пришёл со мной подраться, а в итоге следишь за тем, чтобы я не замёрз, Номер Два? — насмешливо протянул он, впрочем, кутаясь в куртку.

Диего хмыкнул.

— Без номеров, помнишь? Мы команда Ноль.

Пятый закатил глаза.

— Да что ты? Не забыл, что моё имя это буквально циферка? — ядовито улыбнулся мальчик.

— А, — неуверенно отозвался Второй. — Извини.