Пятый уткнулся в плечо брата лицом, ослабев.

Он плакал беззвучно — не всхлипывал, не стонал. Создавалось впечатление, словно всё, что было в нём, просто прорвалось, как непрочно зашитая рана. И теперь Клаусу ни в коем случае нельзя было его отпустить.

Клаус молчал. Он не стал шептать успокаивающие клишированные слова. Не просил Пятого успокоиться. Он молчал и ждал, когда Пятый успокоится сам. Когда выплачет, выдавит из себя по слезинке каждую ошибку, каждое неудачное решение.

Он держал Пятого за плечи, пока тот тихо трясся, то и дело хватаясь цепкими пальцами за ночную футболку брата, сжимая кожу так, что становилось больно. Клаус молчал. Морщился, но не отстранялся. Он понимал, что, если Пятый не даст волю эмоциям сейчас, те не дадут волю ему позже.

Клаус крепко прижимал его к себе, когда Пятый начинал периодически вздрагивать, когда его трясло в беззвучной, молчаливой истерике, и ласково водил ладонью по спине брата в моменты, когда тот замирал и слабо облокачивался на Клауса. Когда он отдавался слабости и просто закрывал глаза, позволяя непрекращающимся слезам вымывать всю накопившуюся за бесконечные годы боль.

Услышав рванный хрип, повторившийся не один раз, Клаус всё же отстранился, вытянув державшие брата за плечи руки. Он наклонился, заглядывая мальчику в лицо — покрасневшее и опухшее, мокрое от слёз. Пятый поднял взгляд — его глаза, светло-зелёные при дневном освещении, в темноте комнаты казались почти чёрными. Клаус порыскал одной рукой под подушкой и выудил оттуда носовой платок. Не очень свежий, честно говоря, но это его мало волновало.

— Так, давай-ка не задыхайся мне тут, — тихо проговорил Четвёртый, протягивая Пятому платок.

Дрожащей рукой Пятый поднёс платок к лицу и шумно высморкался. Клаус брезгливо поморщился. Он сожжёт этот платок теперь, пожалуй.

Он мог понять Пятого. Для старика не было ничего в мире, что было бы важнее, чем его семья. Он видел, что Пятый старался спасти мир не для кого-то. Делал всё ради семьи, о чём однажды случайно проболтался, хотя и сменил быстро тему. Клэр тоже была частью его семьи, пускай он с ней никогда и не виделся. И теперь знать, что на твоей совести исчезновение малышки из этой вселенной? Знать, что всё, что ты делал, чтобы спасти семью, привело к этому? Клаус понимал, насколько тяжёлой была эта ноша даже для такого сильного человека, как Пятый.

— Это всё… — Пятый запнулся: его голос звучал слишком хрипло, слишком незнакомо, — это всё дурацкое тело подростка, оно слишком легко поддаётся эмоциям.

Клаус улыбнулся. А вот и их старый привычный Пятый вернулся. И уже критикует кого-то, пускай и самого себя.

— Я никому не скажу, — пообещал Клаус.

Пятый поднял голову. Его губы были плотно сжаты, но в глазах отражалась бесконечная усталость — апокалипсис и его последствия всё ещё преследовали его. Атаковали во время сна по ночам. Ехидными призраками вцеплялись в грудь, заставляя рвано дышать, вспоминая, к чему привели его ошибки.

Клаус вздохнул. Срыв оставил Пятого совсем без сил, и теперь он едва держался прямо. Клаус притянул его ближе к себе, обнимая. Заставляя удобнее вытянуть ноги, лечь рядом. Мальчик недовольно хмыкнул, уткнувшись лицом в вымокшую от его же собственных слёз футболку брата, но не пошевельнулся. Он слишком ослаб, чтобы вырываться.

А может, просто очень устал быть сильным.

Клаус положил ладонь на его затылок и поставил подбородок на макушку Пятого. Он молчал какое-то время, обдумывая то, что собирался сказать, а уверенности в том, что он скажет это, у Клауса было хоть отбавляй. Зарывшись пальцами в заметно отросшие за несколько месяцев волосы брата, он осторожно перебирал их. Мягко, успокаивающе. Спасая свою семью раз за разом, Пятый не задумывался, насколько сильно ему нужно было хоть немного заботы от них. Он устало закрыл глаза, чувствуя, как сжимавшие его тиски постепенно ослабляют хватку и отступают. Как свалившиеся на него бесконечные последствия бесконечных неверно принятых им решений растворяются.

Как незамолкающие голоса братьев и сестёр в его голове затихают.

— Всё ещё можно исправить, — вдруг заявил Клаус, нарушая затянувшуюся тишину. — Мы будем как слайдеры, помнишь, Бен любил этот сериал?

Пятый покачал головой.

— Я помогу найти способ вернуться в наш мир, — пообещал Клаус. — По-настоящему наш.

— Им это не понравится, — возразил Пятый и нахмурился. — Всех устраивает жизнь здесь, без славы и тяготения амбреллы. Ваня стала успешной музыканткой, Диего смог поступить в свою академию снова. Даже ты живёшь здесь лучше, чем в нашем мире.

— Не лучше, — отмахнулся Клаус.

— Ты был бездомным там, — напомнил Пятый, подняв взгляд на него.

Клаус вздохнул. Пятый был прав, уговорить других будет не просто. И точно не стоит перекладывать это на Пятого.

Он сам займётся этим.

— Останься сегодня здесь, — попросил он. — Хочу убедиться, что ты выспишься. Завтра же начнём искать дорогу домой. Я поговорю с остальными, об этом можешь не волноваться. С тебя вычисления и телепортация.

Клаус положил ладонь на его покрасневший от рыданий лоб. Горячий, на контрасте с его собственной рукой.

Пятый снова закрыл глаза, подавшись вперёд и наслаждаясь холодным прикосновением. Поддавшись усталости, навалился на плечо обнимавшего его брата практически всем весом. Пятый слишком долго держал всё в себе, слишком долго копил боль.

И теперь ему правда хотелось довериться хоть кому-то из их семьи. Хотя бы ненадолго почувствовать, что он не один на один со своими проблемами.

Что он не один среди руин апокалипсиса.

Пятый медленно кивнул.

— Хорошо, — тихо согласился он.

========== Часть 2 ==========

Клаусу было интересно, что бы сказал Бен. Наверное, он был бы горд, что Четвёртый присматривает за их старшим братом. И, скорее всего, он сгорел бы от ревности, потому что, вообще-то, он был любимым братом Клауса в семье последние семнадцать лет, а не Пятый.

Клаус поднял голову, глядя в потолок. Они были близки в детстве — Пятый, пускай и был тем ещё засранцем, всегда оставался мягким по отношению к Бену и Ване. Почему-то. Клаусу таких привилегий не доставалось. К счастью, он был достаточно навязчивым.

Где бы Бен сейчас ни находился, возможно, он доволен тем, как справляется его недоумок-братец. Клаус позволил себе довольно улыбнуться, но отвлёкся, почувствовав возню у себя под боком.

Пригревшись рядом, Пятый медленно проваливался в сон. Клаус опустил голову и осторожно подвинулся, крепче обняв брата за плечи. О чём тут же пожалел, потому что, кажется, снова разбудил его.

Да насколько же чуткий у этого ребёнка сон?

Мальчик громко шмыгнул носом и тут же закашлялся.

— А ты думал, плакать легко? — пошутил Клаус, недовольно качая головой.

— Клаус, захлопни свою туп… — он запнулся, не решаясь нагрубить брату впервые в жизни, — просто говори потише, голова раскалывается.

К его удивлению, Клаус послушно кивнул.

— Ты правда не против вернуться? — вдруг тихо спросил Пятый, поднимая голову и упираясь в плечо острым подбородком.

Клаус поморщился. И кивнул.

— Я поговорю с Лютером и Диего завтра же, — сказал он. — Может, лучше начну с Вани. Она хотя бы не дерётся.

— Всего лишь сжигает всю планету за раз, — Пятый неожиданно для себя самого зевнул и непонимающе нахмурился.

Клаусу снова захотелось засмеяться, чего он в этот раз предусмотрительно не сделал — всё-таки Пятый слишком любил пинаться.

— А вот что происходит, когда не спишь ночами, — наставительно произнёс он. — Прекрати сопротивляться сну, как непослушный ребёнок.

Пятый недовольно глянул на него, но спорить не стал. Клаус потянулся за одеялом.

Он подумал, что будет неплохим решением отвлечь Пятого. Однако мозг не успел сработать, как Клаус внезапно для себя же услышал, что произносит вслух первое попавшееся:

— Так ты выбрал его?

Пятый чуть повернулся, чтобы посмотреть на Клауса. Тот сделал глубокий вдох. Раз уж начал, то продолжай. Лучше сразу занырнуть в холодную воду, чем заходить в неё постепенно, медленно замерзая.