Эллисон не обратила внимание на его слова. Она осторожно подошла к дивану и внимательно посмотрела на спавшего брата. Они никогда не были близки в детстве. Пожалуй, из-за высокомерия Пятого и нежелания Эллисон признавать, что кто-то, помимо неё, может быть таким же упрямым. Честно говоря, она не жалела о своих словах. Пятый на самом деле был виноват. Ведь он перенёс их в эту дурацкую вселенную, где не было Клэр. И она точно знала, что, чтобы хоть немного воззвать Пятого к совести, следовало надавить пожестче.

Теперь, глядя на его опухшее и покрасневшее лицо и подсознательно отказываясь принимать, что Пятый, похоже, полночи плакал из-за её слов, Эллисон поняла, что, возможно, переоценила бесчувственность своего брата. Пускай Пятый и был высокомерный засранцем в детстве, он всё же был её братом. Поэтому она пришла. Потеряв дочь, ей не хотелось оттолкнуть от себя ещё и его.

Потерять Пятого во второй раз в жизни.

Эллисон подалась вперёд, намереваясь разбудить мальчика. Опуститься на край кровати и поговорить, пока он ещё сонный и не готов убивать сразу.

— Эллисон, пойдём, — позвал Клаус, понимая намерения сестры.

Девушка неуверенно повернулась к нему.

— Почему он так выгл…

— Я обещал никому не говорить, — поднял обе руки Клаус. — Даже моей любимой сестрёнке.

Эллисон раздражённо вздохнула.

— Прекрати паясничать, Клаус, — попросила она. — Что с Пятым?

Клаус не успел ответить, как мальчик, услышав их голоса, неразборчиво пробормотал что-то (кажется, похожее на «заткнись нафиг, Четвёртый», а может, Клаусу просто показалось) и чуть повернулся, вытягивая руки вперёд и сонно потягиваясь. Прежде, чем он проснется окончательно и откроет глаза, Клаус мягко взял Эллисон за плечи.

— Идём, поговорим в его комнате, — прошептал он. — Заодно покажу, что он там в своих тетрадках по ночам рисует. Тебе это будет интересно.

========== Часть 3 ==========

Пятый проспал ещё добрых полчаса, что дало Клаусу возможность подробно рассказать Эллисон об их плане. Прислонившись к столу, он молча смотрел на сестру, сидевшую рядом и листавшую чужую тетрадь. Клаус ждал, что скажет Третья. Когда Эллисон подняла голову, чтобы, наконец, ответить, на пороге мелькнула голубая вспышка. Клаус торопливо повернулся к появившемся в дверях брату.

— А вот и солнышко встало, — попытался пошутить он.

Пятый недовольно поморщился. Скрестив руки на груди, прислонился к дверному косяку. Ещё сонный, лохматый, он почему-то внушал не меньший ужас, чем обычно.

— Что вы оба здесь забыли? — строго спросил он.

— Клаус рассказал, что вы решили помочь мне.

Пятый усмехнулся.

— Нет, Эллисон, — возразил он. — Мы просто пытаемся вернуться обратно в свой мир.

А что, он уже достаточно отошёл после вчерашнего, можно и режим привычного вредины включить.

— В котором есть Клэр, — подхватил Клаус, недовольно глянув на Пятого. — А ты просто злой с утра, цыц мне тут.

— Ты думаешь, это возможно? — не обратила внимания на колкости братьев Эллисон.

Пятый кивнул.

— Я пытался найти способ, но мне нужно ещё немного времени. И нужно поговорить с остальными.

— Но с этим я разберусь, — неуверенно заявил Четвёртый. — Особенно если ты поможешь, Элли.

— Конечно.

Эллисон поднялась на ноги и подошла вплотную к Пятому. За несколько месяцев он немного подрос, но всё ещё был ниже сестры. Хотя, его самолюбие мог всё же утешить тот факт, что Третья носила каблуки. Он поднял голову. Эллисон молчала. Порыв и желание обнять брата бесследно исчезли под его строгим злым взглядом. Он криво ухмыльнулся, с вызовом глядя на неё, всем своим видом стремясь показать, что вину за собой не чувствует.

Эллисон на мгновение возненавидела себя за то, что вообще пришла сюда мириться с этим засранцем.

— Эй, — позвал Клаус, неуверенно глянув на них. — Пятый. У тебя как голова?

— В порядке, — буркнул мальчик.

— Лучше принесу тебе обезболивающего, — понимающе кивнул Клаус и торопливо вышел из комнаты.

Пятый проводил его недовольным взглядом. Он прекрасно понимал, что Клаусом руководило не внезапно проснувшаяся любовь к брату, а желание оставить его и Эллисон одних. Пятому самому этого не хотелось.

Он не был уверен, что ему хватит сил притворяться засранцем.

— Так ты… — Эллисон запнулась и, вернувшись к столу, снова перелистнула тетрадь. — Ты пытался найти дорогу домой.

— Это только наброски, — сказал Пятый. Голос невозмутимый, строгий.

— Но шансы есть?

— Наверное, — пожал плечами он.

Пятый оттолкнулся, наконец, от дверного косяка и прошёл в комнату, к шкафу. Открыв, критически посмотрел на висевшие в нём рубашки.

Лишь бы не смотреть на сестру.

— Ты знала, что в древности гонцам, которые приносили дурные вести, отрубали голову? — не поворачиваясь к Эллисон, спросил он.

— К чему ты это говоришь?

Пятый выудил из шкафа одну из рубашек, которую ему подарила Ваня. Чуть улыбнулся, вспомнив её слова о том, что цвет подойдёт к его глазам. Такие глупости, но почему-то от них не хотелось отмахнуться, как от бесполезной мешающей ерунды.

— Я был гонцом, — сказал Пятый, наконец, поворачиваясь к сестре. — Я принёс вести об апокалипсисе. Неудивительно, что вы меня обвинили во всех грехах человечества. Хотя сами же и довели Ваню до того состояния.

Эллисон едва не задохнулась от возмущения. Она сделала глубокий вдох, чтобы не нагрубить Пятому в ответ.

— Можно подумать, ты сам образцовый брат, — заметила Третья.

Ей не хотелось усложнять отношения с ним. Но Пятый выглядел до безобразия самоуверенно и слишком уж важно для человека, стоявшего перед ней в дурацкой детской пижаме с зевающим котёнком. Ей хотелось сбить с него спесь.

— Ты всегда думал…

— Что я лучше других? — Пятый изогнул бровь. — Ого, да у вас с Лютером прямо-таки одинаковый образ мышления. Неудивительно, что вы такая сладкая парочка.

Пятому было больно. Чертовски больно. Он раз за разом спасал эту семью, отдал всю свою жизнь. Посвятил годы попыткам разгадать, что стало причиной конца света. Пропускал мимо ушей вечные обвинения в Далласе, пытался доказать себе, что то, что он делал, важнее всех мелких неувязок. Пускай братья и сёстры будут его недолюбливать, лишь бы спасти их, лишь бы не видеть снова, как они погибают из-за своих и его неверных решений.

Поэтому он съязвил.

Растянув губы в ядовитой улыбке, мальчик с вызовом посмотрел на сестру: давай, скажи, что я не прав, и что нельзя бить по больному, когда точно знаешь, куда ударить.

Он не учёл одного. Его глаза, ещё красные от вчерашних слёз, полные боли и надежды на то, что его если не простят — хотя бы примут.

— Ты плакал вчера, да? — вдруг тихо спросила Эллисон.

Она прислонилась к столу и скрестила руки на груди. Пятый замер, словно получив пощёчину, услышав её слова. Он открыл рот, чтобы ответить, но теперь по больному, кажется, только что ударили его.

— Не плакал. Был пьян в хлам, — отмахнулся он, поморщившись.

Эллисон кивнула.

— Ну конечно. Ты себя в зеркало видел?

Пятый недовольно нахмурился.

— Не похоже, что ты сейчас с похмелья, — улыбнулась она.

— А по-твоему, почему Клаус там пытается докопаться до Антарктики в поисках обезболивающего? — прошипел мальчик.

Эллисон подалась вперёд, чтобы выглянуть через дверной проём в коридор, куда ушёл Четвёртый.

Пятый недовольно нахмурился. Переодеваться при Эллисон он не собирался, а отвлечение в виде поиска рубашки закончилось слишком быстро. Поэтому он внимательно посмотрел на ту, что держал в руках, сделал вид, что сегодня она к его глазам не подходит, и стал искать что-нибудь другое.

— Мы вернёмся в свой мир, где ты в разводе с тем парнем, Питером, — сказал он. — И вернём тебе Клэр.

— Его имя Патрик, Пятый.

— Неважно.

Эллисон закатила глаза. Конечно, ещё бы для Пятого было важно то, что имеет значение для неё. Но тем не менее он, кажется, действительно хотел помочь. Она медленно кивнула.