Мальчик садится, ожидая, что скажет взрослый.

— Ты простудишься, и придётся тебя всю неделю поить молоком с мёдом, — ворчит Сфинкс и подталкивает детский плед.

Ребёнок с шумом втягивает воздух. Он-то молоко с мёдом очень даже любит. Сфинкс качает головой. У него даже кричать и воспитывать сил нет от понимания того, что понять надо было лет двадцать тому назад.

— И чтоб я больше тебя здесь на полу не ви…

Он обрывает себя на словах. Лицо мальчика серьёзно. Слишком серьёзно, и, кажется, Сфинкс только чудом не сказал то, что говорить ему ни в коем случае не стоит.

Ребёнок жадно ловит каждую крупицу молчания глупого, глупого взрослого.

Сфинкс сдаётся.

— Ладно, — говорит он. — Хочешь, пойдём доспишь ночь у меня. Плед свой поднимай и идём. Да левее, господи. На, держись за майку.

И добавляет, когда пацан, пошатываясь, хватается цепкими пальцами за края майки. Добавляет, когда едва проснувшийся ребёнок, не сориентировавшись, но доверившись, натыкается на дверной косяк, и всё равно упрямо идёт следом.

Добавляет, когда укоряющий голос в его голове становится тише:

— Чучело ты мелкое.

========== 45. Не был (Сфинкс, маленький Слепой, постканон) ==========

Комментарий к 45. Не был (Сфинкс, маленький Слепой, постканон)

предыдущая часть была слишком похожей, так что нет никакого смысла выкладывать эту. и именно поэтому я её выкладываю. что поделать, настроение такое.

перечитываю спустя год двк. внезапно открыла для себя такого персонажа как лорд! как я раньше его не замечала, мне непонятно. глава, конечно, не про него, но не могу не сказать. видимо, до этого я смотрела на него глазами курильщика, потому что иначе не могу объяснить, как я в нём видела эдакую горделивую стерву. ни гордости, ни стервозности, просто нервный парень с маааалость ядовитым юмором. надо бы про него написать что-нибудь.

а эта глава про слепого. который опять привязался сходу к первому человеку, который просто отнёсся к нему по-доброму. при перепрочтении, так и не вижу в слепом злодея. ну вот в каком месте он злодей? ни в каком. так что погнали.

Щёлкает зажигалкой, садится у открытого окна.

Подтягивает ногу к себе, зажимает неживыми пальцами сигарету. В памяти, перекрывая шум городского утра, пробиваются сквозь туман реальности, голоса прошлого. Надоедливые шакалиные песни, под ворчания эльфийских королей. Под тихий шёпот и громкие споры. В Четвёртой никогда не спали, редко и только по особым случаям выключали свет и всегда, всегда делились теплом.

Реальность возвращает его мёртвой тишиной и мерным шагом секундной стрелки.

Сфинкс стряхивает пепел с оцепенением, закрывает тихим щелчком окно. Прислушивается к шуршанию в комнате за стеной, медленным, неестественным движением ставит на плиту чайник.

Он не хотел становится чужим миром. Точно не тем миром, которым в итоге его сделала жизнь.

Возможно, Лось проходил через нечто похожее на то, что испытывает сейчас он. Только справлялся намного лучше, смирившись, наверное, со своим предназначением быть центром вселенной тех, для кого вселенная эта заканчивалась стенами дома.

Слепой всегда был преданным. И кажется, теперь Сфинкс понимает, почему эта преданность пугала Лося.

Ему даже почти не хочется признать, что теперь привязанность, которую когда-то принимал как должное, внушает страх. Невозможность сделать из Слепого другого человека была для него личным вызовом раньше, сейчас он все больше хочет, чтобы этого не случилось.

Ребёнок заходит на кухню, проводя ладонью по стене. Плетется, шатаясь и широко зевая на ходу. Даже не удосужившись открыть глаза и, возможно, проснуться.

— Ты здесь?

Он останавливается на пороге, прислушивается к весело прыгающему на плите чайнику. Сфинкс проверяет ещё раз, закрыто ли окно. Возвращается обратно за стол, со скрипом пододвигая стул.

— Не выспался?

Ребёнок кивает на голос взрослого, но не на его вопрос. Вытягивает вперёд ладонь, чтобы не удариться об стол, подходит в плотную. Утыкается лицом куда-то в майку, поднырнув под протез.

Сфинкс терпеливо ждёт, что невежливое создание хотя бы пожелает ему доброго утра или поздоровается.

Быть другом Слепого, пускай и стоит того, тяжело, но быть ему родителем?

Увольте.

— Ты бы хоть глаза открыл, — ворчит Сфинкс, подталкивая ногой пригревшегося под его боком ребёнка.

— Зачем, — бубнит куда-то в сфинксову майку.

Действительно. В железобетонности не-вопросов утверждений Слепому никогда уступить нельзя было.

Сфинкс поднимает голову на часы, отсчитывая минуты до их опоздания. В Наружности ему стоило большого труда снова научиться сверять время.

Он бежал из стен дома, и дом обрушился следом за его реальностью.

Ребёнок вдруг пошатывается и цепляется за него, чтобы не упасть. Видимо, всё же умудрился задремать стоя. Сфинкс вздыхает. Фазан он, что ли, по графику пить чай и по расписанию выезжать по наружним делам из своего дома?

— Ладно, иди спи, — сдаётся он, сжалившись, прикрывая эту ненужную для воспитания жалость за более полезным ворчанием. — Я позвоню и отменю на сегодня.

Мальчик недовольно морщится. Многословность его явно не исправить никакими кругами, к счастью, Сфинкс научился понимать в молчании Слепого больше, чем в громких словах остальных.

— Идём, я тоже никуда не поеду.

Сфинкс наклоняется ближе, прижимает к себе жёстким протезом, когда мальчишка послушно обвивая руками шею. По пути выключает чайник — пить чай и ехать по срочным наружним делам всё равно никто не станет.

Он осторожно укладывает на подушку уснувшего снова по дороге до комнаты ребёнка, садится рядом. Сверлит осуждающим взглядом, мысленно ругая не это недоразумение дошкольное, а того, другого.

Мальчик во сне вертится, цепляется пальцами за чужую футболку.

— Да не ухожу я никуда, — раздражённо подталкивает его Сфинкс.

Он с недовольством подмечает, как после обещания, принятого на веру, цепкие пальцы ослабевают. Ребёнок сворачивается клубком под крылом своего собственного мира и засыпает спокойно. Сфинкс пробует — только ничего не выходит — пробует не вспоминать слова Рыжего и невесомое предупреждение маленького белого перышка.

Слепой всегда был преданным, но доверчивым?

Таким Слепой никогда не был.

Сфинкс убеждает себя в этом сам, объясняя себе верность принятого им решения.

Ведь таким — Слепой мог бы быть.

========== 46. Остался (Лось, Слепой, Волк, Кузнечик) ==========

— А теперь он забежал за второй автобус, — комментирует Волк, навалившись животом на подоконник.

Он жадно высматривает каждое действие Кузнечика, пытающегося провести воспитателей. Словно футбольный болельщик, переживает за друга, чтобы того не поймали, да ещё и комментирует каждое действие, давая свою оценку.

— Такой молодец, — он фыркает и гордо косится на Слепого, будто сам лично обучал Кузнечика.

Лось недовольно цокает языком и сдерживает смех. Вот дикие дети, ещё и радуются, что обманывают воспитателей! Он бы и хотел, может, их пожурить, чтобы неповадно было, да только вот автобусы уже выезжают один за другим, а Кузнечик как прятался за деревом рядом с мусоркой, так и прятался.

Спрятался и выжидает момента, чтобы к ним вернуться.

— Теперь точно не уедет, — Волк выпрямляется. — Спорим, Спортсмен уже заметил его отсутствие вперёд воспитателей.

— Думаешь, Спортсмен следит за ним внимательнее воспитателей? — Лосю очень, очень жаль, что Ральф не слышит это замечание.

— Просто Спортсмена отсутствие Кузнечика волнует больше, — поднимает голову Слепой.

Он пристроился рядом, прижавшись к плечу Лося. Сидит, забравшись с ногами на широкий подоконник, слушает комментарии Волка и грызёт что-то явно несъедобное.

Волк тяжело вздыхает, сочувствуя тяжкой доле Кузнечика.

— Белобрысый небось радуется, что он не смог уехать, — ворчит Волк. — Так и не отделается наш Кузнечик от звания хвоста Слепого.