Я киваю, потому что Сфинксу достаточно быть Сфинксом, чтобы с ним согласиться.

И с лёгкой душой смеюсь.

========== 38. Книжки и карамельки (Табаки, Слепой, Сфинкс, Македонский) ==========

Спустя четыре часа непрерывного чтения со всеми ремарками от Табаки у Сфинкса начало дёргаться нижнее веко.

В Четвёртой в принципе принято зачитывать всё вслух, будь то добытая с боем в библиотеке книжка или новые стихи со стен в коридоре, но простую просьбу Слепого почитать с ним вместе Табаки принял как что-то, ради чего он, видимо, родился.

У него, вообще-то запас реакций на все случаи жизни имеется, и вопилки с пыхтелками, и заготовленная трагикомедия на случай, если бы Лорд всё же придушил Сфинкса, а ещё «фу на это ваше солнце» в особенно ясные всем, кроме Курильщика, дни. Молча Табаки никогда ни на что не реагирует, и когда он просто открывает рот и восторженно таращится на упавшего на кровать рядом Слепого, остальные решают, что он онемел.

Ну или просто визжит на такой частоте, что слышно только дельфинам.

Слепой невозмутимо пожимает плечами, по оттенку тишины угадывая, какую из своего набора реакций демонстрирует Табаки.

— Я все свои уже перечитал, сам знаешь, — говорит он и устраивается рядом.

Шакал кивает. Знает, конечно. Слепой в Доме единственный незрячий, и доставать на него новые книжки дирекции бюджет не особо позволяет, уж точно не в ущерб вечному ремонту в классе биологии, а всё, что в библиотеке имелось, читано-перечитано давно уже.

Македонский подсаживается к ним. Забирается с ногами в общую кровать и тихонько подвигается ближе. Смущенно утыкается подбородком в колени. Но что-то ему подсказывает, что если протереть чашку тряпкой до дырки, все догадаются, что он тоже решил послушать Табаки, а не убирается.

— Ты же только начал? — спрашивает он.

Табаки приходит в себя, но не настолько в себя, чтобы перевернуть с фасада на крышу Дом. Тут же кивает и поглаживает корешок взятой из библиотеки книги.

— Только-только, — отзывается он, откидывается на подушку и стучит по ней ладонью. — Ложитесь-рассаживайтесь рядышком. Я чтец профессиональный, в отличие от Сфинкса.

— А я читаю только то, что в книге написано, — замечает Сфинкс.

— Я то же самое сказал, — отбивает Табаки и с довольным видом крутит книгу в руках. — Сыграем?

— Ты же хотел читать.

— Сначала игра! — возражает Табаки.

Сфинкс обречённо вздыхает, чем только больше раззадоривает Табаки.

— Правила невероятно просты, — продолжает тот. — Я показываю тебе книгу, а ты пробуешь угадать, сколько в ней страниц. Ну?

Сфинкс только закатывает глаза на его чудачества, а Македонский неуверенно грызёт ноготь, с азартом старого шарадника щурясь на книжку.

— Условия немного неравные, — справедливости ради замечает он. — Слепой же не может определить на глаз.

Если победа, то честная. Договорившись с совестью, Македонский почти успевает выпалить свою догадку.

— Семьсот четыре, — опережает его Слепой и с безразличным видом человека, который и не пытался победить, сворачивается клубком под боком Табаки.

Табаки растягивает губы в довольной улыбке и взмахивает руками, чествуя победителя. Сфинкс готов поклясться, что Македонский почти зарычал от ещё более честного поражения.

— Читай давай, — торопливо просит Сфинкс, выбирая меньшее из всех возможных зол. — Только вот я сомневаюсь, что тебя хватит на семьсот страниц.

— Семьсот четыре, — поправляет его Слепой.

Сфинкс отстраненно думает, что теперь ему придётся весь вечер следить за тем, чтобы Мак не накинулся на их горе-вожака.

По взгляду Табаки становится ясно, что ему только что бросили вызов.

— Глава первая, — тоном вдохновленного конферансье объявляет он.

Сфинкс обречённо вздыхает. Если повезёт, запала Табаки хватит всего лишь на две недели, а если повезёт ещё больше — книжка закончится раньше.

Когда спустя страниц сто и закатившееся за окошком солнышко Табаки с довольным видом сообщает, что дочитал предисловие, Сфинкс понимает, что все его надежды тщетны.

Он слушает краем уха, делая вид, что ему самому — ни капли не интересно. Слепой, на радость чтеца, изображать из себя что либо не умеет и не пытается, Македонский же вовсе весь обратился в слух, только по лицу видны попытки понять, кто из бесконечного количества персонажей кому приходится близким или дальним родственником.

— Погоди, — Слепой поднимает руку и садится ровнее. Ставит подбородок на плечо Табаки и стучит пальцем по странице. — Я не понял, откуда взялся ещё один Ричард.

Сфинкс отстраненно думает, что в какой-то степени благодарен Слепому, потому что сам, того не ожидая, втянулся в ряды слушателей. Македонский подаётся вперёд и с любопытством заглядывает в книгу. Он вроде сопоставил набор героев друг с другом, но всё равно молчит, позволяя Табаки объяснить. Тот с готовностью поднимает палец вверх.

— А это, вообще-то, ты, как вожак, должен понимать на подсознательном уровне, — важно замечает Шакал. — В королевских семьях же как было принято, одно имя сразу на десятерых, отсюда все ваши Людовики Четырнадцатые и Карлы Сто Седьмые.

— Карлов же было меньше, — неуверенно спорит Македонский. — Ну, я не помню, но я так считаю.

— Пересчитай, — с безапелляционным видом заявляет Табаки.

— Что-то сомневаюсь, что в иерархии Дома у нас в вожаках были одни только Слепые, — коротко хохочет Сфинкс.

— И слава богу, — отмахивается Слепой.

— Не только, — с видом знающего наверняка соглашается Табаки.

И, довольный тем, что разъяснил все детали династий невнимательным слушателям, продолжает чтение, отскочив на пару абзацев назад.

А чтоб напомнить, на чем остановился, когда его грубо прервали.

Он запинается, когда Сфинкс совсем уже втянулся в рассказ, и, к неудовольствию всех, замолкает.

— Голос сел? — обеспокоенно поворачивается к нему Сфинкс.

Чтобы Шакал, да замолчал, когда в комнате такая внимательно слушающая его тишина? Табаки не отвечает, внимательно следя за шарящей по карманам его жилетки рукой.

— У меня в левом кармашке ещё карамельки есть, — подсказывает он, когда Слепой находит в жилетке орешек.

Слепой ковыряет орешек ногтем и мотает головой.

— Карамельки я уже нашёл. Думал, ты заметил, — спокойно признаётся он. — Отдал Маку, он любит.

Табаки кладёт книжку на колени и поворачивается к Македонскому. Смотрит с небольшой досадой и с одновременно с тем с невероятной гордостью за перешакаливших его состайников. Косится на горку фантиков на одеяле рядом и поднимает взгляд на грызущего ногти Македонского. Выглядит он смущенным, как и положено выглядеть пойманному с поличным. Но сожалеющим о содеянном? Ни капли.

Сфинкс ставит подбородок на колено, вслушивается в чужой голос. Повинуясь вечному материнскому инстинкту, старается не пропустить момент, когда голос у состайника начнёт хрипеть, чтобы вовремя принести ему стакан горячего молока и вежливо свернуть читательскую лавочку.

Точнее, попросить Македонского принести молоко и пихнуть Слепого под рёбра, чтобы вежливо — или уже как пойдёт — свернул лавочку Табаки.

— Давай завтра остальное, — вдруг говорит Слепой, и по его хмурому виду Сфинкс понимает, что не он один бдит. — Македонский устал тебя слушать, давайте спать.

Македонский подаётся вперёд, вцепляясь в колено Табаки, с мольбой во взгляде смотрит на вожака, но на Слепого его взгляд не действует.

— Можно до конца главы дочитать? — настойчиво шипит он.

— Можно! — отзывается чтец и откашливается в кулак.

Македонский хитро улыбается, когда Табаки ему подмигивает. Оба понимают, что слова «глава восьмая» можно просто пропустить, и тогда строго бдящий вожак не заметит подвоха, слушая одну бесконечно длинную главу всю оставшуюся ночь.

И никто, честно говоря, не удивляется, когда ровно с последним словом текущей главы Слепой с довольной улыбкой резко захлопывает книжку.

Комментарий к 38. Книжки и карамельки (Табаки, Слепой, Сфинкс, Македонский)