— Он написал мне. — тихо произношу я.

Глаза Майкрофта тут же расширяются, и он тут же принимается изучать содержимое последнего сообщения. Дочитав до конца, он выпрямляется, глядя куда-то в дали за окном.

Я ожидаю, что он начнёт выпытывать подробности.

— Ты в порядке?

Моё сердце стягивает приятная судорога. Его обеспокоенный взгляд обезоруживает меня.

— Да. — честно отвечаю я. — Уже да. Это ведь просто сообщение. Его здесь нет.

Холмс тщательно производит диагностику моего состояния, а затем сжимает телефон в руке.

— Придётся отдать его для расследования. — предупреждает меня он.

Я пожимаю плечами.

— Хорошо. Я всё равно его разбил почти.

Да, уж. Теперь мне точно требуется новый. Майкрофт снова вздыхает.

— Как ему снова удалось? — скорее у себя спрашивает он.

— Кто-то из отдела внутренней связи? — предполагаю я. — У кого ещё есть доступ к информации о внутренних номерах?

Холмс скрещивает руки на груди, продолжая стоять у стола лицом к окну.

— Боже.

Я слышу, как он устал. Меня тут же накрывает сожаление и желание помочь.

— Что с Гарви? — спрашиваю я, обходя Холмса.

— Пока без сознания. Когда очнётся, тогда с ним придётся побеседовать. — говорит он.

Я киваю.

— Тогда поехали домой.

Мой голос звучит необычайно по взрослому. Это замечаю и я и Майкрофт. Мы смотрим друг на друга, пока он не кивает.

— Только сначала отдам Антее твой телефон.

Я не верю, что день наконец-то подходит к концу. Как обычно он наполнен и хорошим и плохим. Мой взгляд то и дело утекает к Холмсу.

Я помогу тебе.

Я сделаю всё, что угодно.

Я очень мало ем в последнее время. И это плохо.

Мы ужинаем уже привычным нам способом. В тишине в столовой, слушая треск камина. Когда Майкрофт тянется к бокалу с виски, я его останавливаю.

— Есть идея получше.

Он следует за мной по коридору, мои уши вспыхивают вместе с лицом, когда я открываю дверь его спальни. Брови политика вопросительно вздёрнуты.

— Где ты хранишь ключи?

Майкрофт стоит около распахнутых штор, озадаченный новым делом.

— Я давно там не был. — произносит он.

— Ага. Я заметил. — с улыбкой замечаю я, глядя на мусор из листьев и палок.

Губы Холмса медленно растягиваются.

— Ну, Soyez le bienvenu{?}[Добро пожаловать (фр.)].

Политик подошёл к комоду, что стоял у зеркала и открыл один из ящиков. Пошуршав и побренчав разными предметами, он выудил элегантный золотистый ключ, что был меньше моего мизинца. Вернувшись к двери, он вставил его в замок, и на этот раз двери поддались и распахнулись.

Вечерний воздух тут же дунул нам в лица, волнуя тюль. Я тут же вышел на этот чудесный балкончик и прямо по палкам прошествовал к перилам, шурша старыми листьями. Если уронить взгляд, то попадёшь в сад: деревья, кусты, цветочки и все дела. Но если дать глазам взлететь выше и дальше, то можно лицезреть огни Лондона и ближайших коттеджей. Это меня успокоило. Из особняка Джима едва можно было разглядеть главную трассу, а здесь я был ближе.

— Прибраться не помешает. — услышал я комментарий Майкрофта и обернулся.

Тот критично рассматривал весь беспорядок.

— И ради этого ты не дал мне насладиться «Бророй{?}[сорт шотландского виски]»?

Я хитро усмехнулся.

— Помниться, мы говорили о Сент-Эмильон.

Холмс скопировал мою ухмылку, но при этом притворно заупрямился, скрестив руки на груди. Я тонул в омуте наслаждения. Мне вдруг захотелось вести себя невероятно галантно: усадить его на скамейку, предварительно положив на неё что-то мягкое, преподнести бокал с его любимым вином и провести пальцами по шее, а затем уткунться в неё. Хотя последние пункты не так уж и галантно звучат. Но да ладно.

— Я принесу бокалы. — объявил я, уже стартуя.

Но Холмс придержал меня.

— Ты не знаешь где они. — напомнил он.

Я покраснел, неловко улыбаясь.

— Если хочешь выпить здесь, то найди что-то мягкое и тёплое. — сказал политик. — Я принесу всё остальное.

Что произошло с Майкрофтом? И со мной? Я не могу узнать ни себя ни его. А может он всегда был таким, просто я не замечал.

Я расчистил скамейку от листьев и положил на неё покрывало, которое спёр из соседней комнаты. Вышло неплохо.

Когда вернулся Майкрофт, в руках у него было два бокала и бутылка того самого вина. Я еле выдержал нейтральную улыбку. Моим глазам так и хотелось не отрываться от политика, а удары сердца ударялись о стены.

— Ну, за что пьем?

Классический вопрос, когда бокалы уже наполнены и поднесены к губам. Я бы мог выдать себя одним лишь тостом, который крутился у меня в голове, но решил не быть таким опрометчивым.

— За Её Величество. — по-королевски произнёс я, убирая одну руку за спину.

Майкрофт издал приятный смешок и слегка кивнул.

— Ну, за Её Величество, так за Её Величество.

Когда наши бокалы легко стукнулись, звон прошиб меня до костей, а затем испарился и превратился в пары жара. Я поблагодарил сумерки за низкую освещаемость, ибо ещё быстрее меня могли выдать мои зрачки (уверен, что они как у наркомана сейчас).

Его губы распахнулись, и мой взгляд застыл на них. Они коснулись бокала, и я перестал дышать. Как можно так грациозно и по богемному пить вино? Я могу вечно смотреть на это. Нет, честно. Вечно.

Но лампочка превышения уровня «Странности» уже загорается, и я скорее опускаю взгляд к своему бокалу.

— Мы ещё должны поговорить о том, что произошло на стадионе. — вдруг говорит Холмс, присаживаясь на скамью.

— О, — простанываю я. — только не сейчас.

Политик милует меня и откладывает этот разговор. Я же хотел сейчас медленно начать подводить его к осознанию того, что мы не такие уж далёкие, что мы зависим друг от друга (пускай я в разы сильнее от него). Но тишина, прерываемая сумеречным птичьим пением, приятный прохладный ветерок, морок вина не позволяют моим губам разлепляться кроме как за ещё одним глотком. И я пью и пью, позволяя голове тяжелеть, а мыслям рассеиваться.

— Ты тоже изменился. — всё-таки издаю звук я.

Холмс оборачивается ко мне. Его нога закинута на другую, а оголённая до локтя рука свисает совсем рядом со мной. Не пересекай черту.

— Неужели?

Я издаю пьяный смешок.

— Ты напоил меня вином. — притворно возмущаюсь я. — Прошлый ты пошёл бы на это?

Майкрофт задумывается, не снимая с губ улыбку. Я слышу стрекотание сверчков и зеваю.

— Верно. — Холмс ухмыляется своим же мыслям. — Но прошлый я не знал нового тебя.

Моё дыхание снова замирает, а глаза волнительно мечутся по складкам его рубашки.

— А новый я тебе нравлюсь? — спрашиваю я тихо, не поднимая глаз.

Я хотел бы осмелиться и задать тот же вопрос, но без слова «новый». Однако, я снова утопаю в страхе быть отвергнутым.

— Я бы сказал, что слово «нравишься» — это лишь обобщение, оно многоспектральное. Но легче будет ответить, что я тобой доволен.

И всё? Я честно польщён. Наконец-то Холмс мной доволен. Но, ясень пень, я ждал чего-то более волнующего.

— Это хорошо. — отвечаю я, продолжая избегать зрительного контакта. — И это только начало.

Майкрофт посмотрел на меня, это я заметил. Он заинтригован? О, как и я.

Меня чуть не вырубило. Я выпил всего два бокала, но они выбили из меня все силы, поэтому откровенный разговор мне пришлось отложить на более… трезвые времена.

Холмс видел, как меня вырубает, поэтому он сказал мне идти в постель. Разумеется, от такого я не откажусь.

На полпути я стал стягивать джинсы, но это была плохая затея, потому что я грохнулся на пол, запутавшись в штанине. Майкрофт застал меня сидящим в трусах и наполовину снятыми джинсами. Какой позор. Но политик лишь слегка усмехнулся и продолжил запирать балкон.

Когда я избавился от лишних вещей и завернулся в одеяло, Майкрофт уже исчез в ванной. Интересно, я его не смущаю? Может ему бы хотелось снять с себя всю одежду прямо в комнате, а тут я. Вообще, я не против, чтобы он тут раздевался (ха-ха), но для него это, конечно, недопустимо.