Мы выбрались из дома как и договаривались - рано. Солнце уже должно было давно греть землю, но вот уже который день всея светило отдыхало, укрывшись мягким одеялом. Кажется, небеса решили поиграть в «повторялку» с моим настроением.

Я бежал настолько яростно, что Моран остановил меня спустя пару километров непрерывного бега.

— Что с тобой?

Я держу губы плотно сжатыми, а глаза опущенными. Я, конечно, могу рассказать всё Себастьяну. О том, что не спал всю ночь, заставляя мозг думать о чём угодно, кроме того, о чём я тоже мог бы поведать киллеру. Он уже прокомментировал мои не выспавшиеся глаза, когда мы встретились час назад на холодной пустой кухне. Я мог разделить с ним свою боль, но, что если…

Я поднял на киллера глаза. Тот глядел на меня открыто, даже как-то по глупенькому. Но его смутил мой хмурый взгляд исподлобья. Я подошёл к нему близко, носок к носку.

… но что если он тоже всё знал. Знал и знает, что делает Джим. А вдруг я не могу ему доверять?

Поэтому я испытующе прожигал Себастьяна взглядом, ища в его лице приметы предателя и стукача. Теперь я стал параноиком. Отлично.

Нагретая после активных упражнений кожа потихоньку остывала. Ветер обдавал её прохладой, забирался под футболку, трепал взмокшие волосы. Мы стояли посреди дороги. Где-то вдалеке, по главной трассе, проехал грузовик, шумно кашляя и дымя. На нашем пути не было ни одной машины. Эта дорога вела только в одно место: к особняку преступного гения.

Мои расшатанные нервы требовали отдачи. Я ощущал, как нарастает желание проявить жестокость. Однако, бег чуть ослабил этот порыв рушить всё вокруг, и я смог мыслить более менее трезво.

Что ж я так критичен к Себастьяну? Он хоть людей и убивает, но в вопросах верности его не стоит сомневаться. Но я всё равно пока ничего ему не буду говорить.

— Я расскажу тебе. Но позже. — ответил я, уже спокойно глядя на Себа. — Сейчас я должен разобраться сам. А то боюсь запутаться.

Моран снова меня понял и кивнул.

— Только в следующий раз, — слегка усмехнулся киллер. — предупреждай, если захочешь устроить спринт.

Теперь я согласно кивнул.

Становилось прохладно от того, что мы стояли на месте, истекающие потом. Полковник предложил продолжить бег, но на этот раз более размеренно.

Мы бежали вдоль полей, разлёгшихся по обе стороны от дороги. Трава казалась невероятно насыщенной, а на горизонте и вовсе чёрной. Небо пересекали стаи птиц и отбившиеся их товарищи. Карканье ворон где-то неподалёку привлекло моё внимание. Штук десять кружило над определённым куском земли. То и дело одна или две опускались и, топорща крылья, копошились в траве. Что за мышь попалась им на завтрак? Или кто покрупнее?

— Что ты почувствовал, когда впервые убил? — спросил я Себастьяна, после того, как мы согласились начать обратный путь.

Моран глядел перед собой, не меняя сосредоточенного выражения.

— Я и не вспомню. — признался он. — Сейчас это настолько обычное дело, что я ничего не чувствую. Это просто работа.

Я обдумал его ответ.

— А любил? Когда-нибудь? — я немного смутился своей наглости, но мне было интересно.

Моран повернул голову и опустил на меня глаза. Такой темы для разговора он не ожидал.

— Ну, вроде да. — он слегка дёрнул плечами. — А что?

— Да так. — я прерывисто вздохнул и тут же запыхался. — Давно это было?

Мы оба держались немного отстранённо, почти не выражая эмоций. Себастьян кивнул.

— И больше ты не влюблялся? — продолжал допрашивать киллера я.

— Я ж говорил, что с такой работой это бесполезно. — в голосе ни капли сожаления или ноток ностальгии. — В перерывах между заданиями я может и развлекаюсь, но чему-то большему не позволю тянуть поводья.

Я опустил глаза, глядя на мелькающий под ногами асфальт. Картинка на секунду помутнела, но я быстро справился с подступившими слезами, запрокидывая голову наверх.

— Что бы там у тебя не происходило… — осторожно начал Себастьян. — Ты должен понять, что в этом мире у человека не может быть всего. Ты должен выбрать что-то одно.

Я с опаской глянул на Морана. Может он уже догадался к чему были все вопросы. Да и глаза-то у него на месте.

— У обычного человека не может. — тихо сказал я, переведя взгляд на растущий вдали дом.

— Нет, Эдвард. — когда Себастьян начал говорить слишком серьёзно, пытаясь донести какую-то мудрость, я понял, что мир вокруг меня рушится. А вместе с ним и мир внутри меня. — Даже у Джима нет всего. У таких как он дорога одна.

Я резко затормозил, ощущая дрожь в коленях. Согнувшись, я упёрся в них руками. Ярость снова плескалась во мне. Я должен был вновь унять её, пока чего-нибудь не натворил.

— Прости, я не могу. — быстро сказал я Себастьяну и рванул вперёд.

Моя скорость была приемлемой для соревнований по бегу мирового уровня. Я перестал думать. Все мысли не успевали задерживаться в голове, их сдувало ветром. Так-то лучше.

До особняка я добежал спустя минуты четыре, заранее затормозив перед воротами. Может я и выучил урок. По крайней мере неглубокий его смысл.

Пройдя мимо охраны в дом, я не стал нигде задерживаться. На этот раз энергия не ушла из меня, отдавая слишком много тому, чему не стоило бы. Поэтому я зашёл в тренировочный зал и с размаху зарядил по ничего не подозревающей груше. Та беспомощно закачалась на длинной толстой цепи. Я ощутил себя ею, так же болтающимся, привязанным и лишённым права выбора. Такое сравнение вызвало во мне следующую реакцию: я принялся избивать свою неживую копию, наращивая силу и темп. И я не останавливался, пока на пол не полился целый дождь из моих эмоций, превращённых в жидкость. Нужно вывести всё из организма.

Пальцы подрагивали, разбитые костяшки налились нездоровым румянцем, а в некоторых местах этот румянец переливался в отёчную пурпурность. Кости ныли, но я не собирался останавливаться.

Себастьян уже точно вернулся, но, похоже, сразу пошёл в душ.

Следующей моей жертвой стал тренажёр для рук. Не жалея сил, я тянул вниз рычаг, соединённый с канатом, продетым сквозь килограммовые бруски. Раз за разом, тяня вниз и отпуская, я выпускал наружу киловатты злости.

Мышцы уже дрожали. Организм требовал отдыха. Я рухнул на пол, около скамейки и уставился на руки, которые била крупная дрожь. Несмотря на то, что физически я был истощён, эмоции, а в особенности негативные, истощить оказалось сложнее. Подавляя ярость, я лишь подкармливал обиду, что в свою очередь давало повод той же злости.

Я и не знал, что могу так злиться. Зубы сжимаются, ногти впиваются в ладони, грудь неровно вздымается. В голове желание причинить боль. Желание кого-нибудь прикончить.

Всё напрасно. Всё напрасно. Всё было напрасно с самого начала. Я глупый, я идиот, я НЕНАВИЖУ СЕБЯ!

Безысходность окончательно сорвала мои тормоза, и я, не помня себя, вскочил на ноги, схватил скамейку, что заставила мою спину прогнуться, и побежал вместе с ней к окну. Дребезг. Скамейка наполовину лежала перевёрнутая на улице, вокруг стекло. Я уставился на осколки и не смог остановить себя. Схватив один из них, я крепко сжал его в ладони, давая острым краям врезаться в пальцы и ладонь. Моё отражение потихоньку заливала красная жидкость. Я направился прочь из зала, держа на вытянутой руке осколок.

На шум сбежались охранники, вышел Моран с мокрой головой, появился Джим. Мы все встретились между коридором, кухней и гостиной. Я вперил свой взгляд в дядю, заставляя сознание снова сузиться. Мне стало ясно, что меньше всего я парился, когда мир вокруг был сюрреалистичным. Но Джим не менялся. Он оставался демонически прекрасным и вызывал во мне отвращение.

— Эдвард. — когда Моран увидел в моей руке стекло, то сразу стал вести себя как человек, заметивший самоубийцу на краю крыши или с пистолетом во рту. — Спокойно. Положи. Это.

Видимо, моё состояние и выражение лица заставили киллера волноваться. Тот стал медленно подходить ко мне, подняв вверх ладони. Ну точно, как ведут себя с истериком, в руках которого опасный предмет! Совсем что ли?!