Я позволил мужчине приблизиться к себе, а затем замахнулся. Я всё ещё хотел убить кого-нибудь. Мне не хватило причинения ущерба неодушевлённым предметам. Я злился.

Моран выгнулся, уворачиваясь от моего замаха. На миг на его лице появилось удивление, но уже через секунду он был настроен положить конец моим выходкам. Охранники стояли как столбы, а Джим просто наблюдал.

Я игнорировал режущую боль в ладони. Хотелось отпустить осколок, схватиться за руку и подуть. Но я не собирался слушать ноющего себя.

Новый замах был так же безуспешен, но на третий я резанул киллера по плечу. Это побудило Морана использовать своё преимущество, которое у меня было недостатком. Он придавил меня к стене массой, пресекая мои попытки махать руками. Сам киллер смог вытащить мою руку и прижал её плашмя к стене, пачкая всё кровью. Один мощный удар, и осколок выпадает из моей руки.

— Успокойся. — рычит Себастьян.

Я бьюсь в истеричных конвульсиях, зажатый между стеной и полковником. Проходит долгих две минуты. Мои рвения слабеют. Боль тела возрастает наконец-то, перекрывая боль души. И это заставляет меня облегчённо вздохнуть. Определив, что я уже не опасен, Себастьян отступает. Тишина. Я всё ещё стою около стены, но медленно сгибаюсь, сползая по ней.

— Псих. — доносится до моего уха.

Я широко распахиваю глаза и устремляю взор прямиком на охранника, ставшего недавно объектом моей тогда ещё не сильной ярости. ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!

Я срываюсь с места, хватаю осколок и с новой силой сжимаю его. Пара секунд, и я преодолеваю расстояние между нами. Ни Моран, ни второй охранник не успевают ничего понять, а я уже повалил этого ушлёпка на пол и вонзил, как я предположил, в его бедренную артерию самый острый конец стекла.

— Ты умрёшь через минуту от потери крови! — закричал я в лицо ошарашенному мужчине.

Я бы мог остановиться, малейшей усилие, и всё бы прекратилось. Но я не хотел.

Мой взгляд метался по бледной физиономии ублюдка, желая получить наслаждение от его страданий. Этого оказалось недостаточно. Я вырвал ремень из его брюк и в мгновение затянул его на шее охранника. Да, вот так. Бледность уступила место красноте. Выпученные глаза, он вцепился в мои руки. Я затягивал всё сильнее и сильнее. Моё сердце гулко стучало, совесть истошно орала, забившись в угол, а нечто тёмное и страшное танцевало, напевая жуткую мелодию. Ещё чуть-чуть. Звон в ушах не давал мне думать.

Мужчина подо мной умирал. Я смотрел как закатываются его глаза, как неестественно его выражение и цвет лица. Но прежде чем свет жизни померк во взгляде моей жертвы, моя ярость растворилась. А вместе с ней и потребность в причинение страданий.

Я медленно ослабил хватку, ошарашенно бегая глазами по картине передо мной, ослабил свои мышцы. Те тут же свело судорогой от перенапряжения, и я упал назад, раскинув руки в стороны. Чёрте что творилось в голове. Я лишь ощущал боль и как часто дышу. Но воздуха мне всё равно не хватало.

Спустя какое-то время, я почувствовал, что тело рядом оттаскивают. Причём тишину не нарушило ни одно слово. До ушей доносилось лишь кряхтение и стоны. Я оставался лежать, медленно опускаясь в могилу.

Надо мной возникло лицо Морана. Он вздохнул и присел на корточки.

— Тебе помочь подняться? — спросил киллер.

Я попытался напрячь мышцы, те сразу отозвались жутким спазмом. Полковник, видимо, всё понял, потому что принялся примерять как бы меня поудобнее поднять.

В итоге я оказался в руках Себастьяна. Тот нёс меня на второй этаж, ко мне в комнату.

— Джим не дал тебя остановить. — вдруг уведомил меня киллер, аккуратно усаживая в кресло. — Что б ты знал.

Он попытался передать какое-то послание в своём взгляде, но моя голова ещё плохо соображала, чтобы сделать хоть элементарный вывод. Я хотел было отключиться, но полковник похлопал меня по щекам и посоветовал принять горячую ванну.

Перед тем как выйти, Себастьян спросил вот ещё что:

— Зачем ты на него накинулся? Это всё твоя неконтролируемая злость?

— Он назвал меня психом. — насупившись, ответил я.

Моран нахмурился.

— Нет. Они молчали.

Мои губы сами собой распахнулись, придавая лицу растерянный вид. Что ж тут сказать? Кажется, мне пора к психиатру.

Что ж, ванна заняла добрых два часа. Я просто лежал в нагретой воде, прося прощения у своих мышц. Прозрачной жидкость так и не стала. То и дело кровь из ран окрашивала её в соответствующий оттенок. Плохая идея — принимать горячую ванну с такими порезами, но судороги мышц оказались куда болезненней. Пускай я потеряю кровь, но хоть двигаться нормально смогу.

Так я пропустил завтрак и почти первую половину дня, отходя от насыщенного утра. Остановка крови и перевязка заняли тоже немало времени, так что только к четырём часам я был в более менее приличном виде. Так я и спустился к обеду.

Пока я отмачивался в ванне, потихоньку анализировал произошедшее. С одной стороны, мне было ужасно стыдно, а с другой, ужасно плевать. И я не мог прийти к чему-то одному. Единственное, что я решил — я попытаюсь совладать с эмоциями, с теми, что так ненавистны Джиму. Я думаю, в этом и есть ключ ко всему. Ну, или по крайней мере к половине. Если я продержусь до вечера, то буду продолжать и потом. Пусть уйдёт эта боль, умоляю. Я не хочу ничего чувствовать. Хочу быть бесчувственным монстром.

Обед проходил так, будто ничего необычного не произошло. Ни вчерашнего откровенного разговора с Джимом, ни сегодняшнего представления. Я молчал, держа лицо нечитаемым. Всё, как учил ван-Дамм. Моран тоже тихо поглощал пищу, лишь иногда проверяя моё внешнее состояние. Дядя же… ах, мой дядя. Одно его имя — непосильный груз, который всё труднее и труднее поднимать. Он был как обычно необычен. Когда он стал рассказывать зачем и когда мы полетим в Америку, я еле уговорил себя отключить эмоции, и как Моран воспринимать всё как работу.

Ладони отдавали ноющей болью. Это не давало мне расслабиться. Вроде бы бесило, но в то же время помогало контролировать действия.

Когда пришла пора ехать на то самое мероприятие, я не стал протестовать против поездки. Надев уже принесённый в мою спальню костюм (на этот раз тёмно-синий), я ещё раз перебинтовал ладонь.

Нам с Себастьяном пришлось ждать Мориарти ещё полчаса на первом этаже. Я просто сидел на диване и пялился в пол.

— Извини, — сказал я, когда заметил, как выпирает бинт из-под рукава футболки полковника.

— Проехали. — искренне ответил Себ.

От этого его всепрощающего характера мне стало ещё совестнее. Похоже, он единственный, кому я могу доверять. А вот от этого заключения мне стало чуточку легче.

Когда дядя соблаговолил таки появиться, я тут же встал и направился к выходу. Моран снова выступал в качестве водителя.

Я видел боковым зрением, что Джим пару раз смотрел на меня. Ничего. Не буду говорить с ним лишний раз. Только по делу. Сажусь на джимовскую диету.

Дорога на этот раз заняла времени чуть больше. Кажется, мы двигались в сторону Шотландии. Пара часов с Джимом на заднем сиденье… Ладно, у меня есть наушники. Я слушал музыку не переставая и не интересовался, чем там занят дядя.

Да, мы оказались в Шотландии. Большой особняк показался на одном из холмов. Он освещал округу своими огнями и роскошью. Ещё одно достояние грешников. Плевать.

Мы с Джимом вышли из машины. Мне не были известны даже крохи деталей на этот раз. Плевать. Я не стал идти с дядей под руку, а зашагал вперёд. Однако, заметив несколько знакомых лиц, я опешил. Джон Гарви с женой, Лорд Моран с какой-то спутницей, ещё пара членов Палаты.

Джим догнал меня около лестницы. Я с лёгким вопрошающим удивлением перевёл на него взгляд.

— Что это за встреча? Ты снова организовал выставку, но на этот раз позвал не настоящих преступников, а тех из них, кто прячется под масками добродетелей?

Уголки губ дяди приподнялись, а грудь дрогнула в смешке.

— О, как заговорил.

Мои челюсти заходили ходуном, и я сжал кулак правой руки. Острая боль тут же затмила ту, что засела в сердце.