Засветло выдвинулся князь с бравыми воинами к замку несостоявшегося жениха. Вместо плодородных земель, которыми хвастался он за княжеским столом – заросшие бурьяном да кустарниками неухоженные поля. Вместо сытых и довольных крестьян – наспех сколоченные кресты, да так много- словно кто-то махнул рукой на веление хоронить лишь при церкви святой, видя, что нет места там для всего огромного числа новопреставленных. Вместо домов- полустлевшие покосившиеся хибары.
Замок встретил их гробовым молчанием. Ни слуг. Ни охраны. Никого. Плутая в странных и хитрых коридорах его, молились воины. Горячо молились, как завещала Люминица. Сжимая серебряные кресты, смело шли они вглубь каменной громадины замка. И, наконец, нашли то, что искали – склеп. Два гроба стояли в нем. Один словно ожидал кого-то- маленький, женский, перевитый иссохшими гирляндами асфодела, пустовал он, ожидая в свои вечные объятия ту, что ускользнула от его Господина. А сам жених с каплями запекшейся крови после ночного пира, спал в другом. Достал осиновый кол, символ предательства Иуды, князь, зашептав молитву, с силой вонзил в грудь юноши. Дикий вопль огласил своды склепа, некоторые из воинов пали на колени, закрывая руками уши, из которых сочилась кровь. Меняя черты лица, выло чудище, силясь вырвать кол из груди, металось по склепу, слепо натыкаясь на гробы и колоны. Наконец, издав последний слабый хрип, замерло….и полыхнуло желтым огнём, тут же спалившим его дотла. Один черный пепел вился, кружась, в воздухе….
Да только с той поры едва неприятель у ворот или беда какая грозит- Белая дева появляется в наших землях. Предупредить, подготовиться.”
Взглянув на племянницу, Василика с улыбкой отметила, что та давным-давно уснула. Да и старая нянька мирно посапывала, уронив голову на грудь. То-то же. Может, рассказ она выбрала и не самый подходящий, зато тон – убаюкивающий, напевный, размеренный. Ещё никогда Надья не удосуживалась дослушать до конца, засыпая аккурат на середине- ровно там, где начиналось самое страшное.
Что с тобой, свет очей моих? белая рука Домницы потянулась к Милошу, но тут же безвольно упала.
Убери…. прохрипел он в ответ, держась за притолоку- уберииии….- его горящие ненавистью глаза были устремлены на иконы, что стояли на резной полке в углу покоев- пусть выкинут….все до единой- едва ворочал языком Господарь.
-Но как же….всплеснула руками Домница. Перебрал, видно, с гостем, а сейчас сам не свой. Завтра опомнится молить о прощении будет. Не ее- Господа. Ну, ничего, недаром она есть у Милоша- не даст она такой ошибки совершить ему, на душу свою бессмертную грех такой взять.
Хорошо, Господин мой. Я сейчас кликну слуг, они исполнят ваше повеление. Войдите, я уложу вас печально улыбнулась она мужу, уже заранее предчувствуя недоброе.
Некогда мне хищно прищурившись, облизнул пересохшие губы Милош- не жди, ложись. Я к утру вернусь.
Тяжело зашагал прочь от покоев, оставив Домницу, тихо плача, истово молиться за душу его.
Воины мои! Настал день, когда мы можем дать отпор этим собакам! Тем, кто жаждет поставить на на колени, тем, кто сжигает дотла деревни и города, кто уводит наших женщин и детей в рабство! Сегодня, этой ночью, я поделюсь с вами силою, доселе неведомой! Силой огромною! в мерцающем свете огней, что лились из ламп на стенах, стоя на пьедестале казалось, что устами Господаря говорит сам Господь. Его высокая фигура была окутана ореолом власти.
Воины дружно зашумели, славя Господаря. Рядом с ним, пристально всматриваясь в лица, стоял недавний гость. Бледнее, чем обычно, с лихорадочным блеском в глазах, нетерпеливо переминался он с ноги на ногу, словно ожидая чего-то .
Милош сделал знак рукой- и стражники, стоявшие у входа, принялись запирать железные двери. Воины, уже изрядно хмельные, начали озираться вокруг- ставни наглухо закрыты, двери на больших дубовых засовах. Видно, чтобы ни одна янычарская собака не прознала тот секрет, ту силу, которыми сейчас поделится с ними Князь. Радостно загудели воины- скоро, скоро битва великая грядёт!
Как вдруг по залу пронесся сильный порыв ветра, напугав даже старых воинов – откуда взяться ему, если закрыто все. Разом потушил он все светлильники, погрузив огромный зал во тьму. Повисла тишина, прерываемая лишь тихими редкими возгласами недоумевающих воинов- что происходит? Уж не колдовской ли силой, силой темной, разрушительной, собрался делиться с ними Господарь? И тут дикий нечеловеский вопль раздался откуда-то у входа. Воины схватились было за оружие в ножнах, да вспомнили, что Милош велел всем прийти безоружными. Ещё один крик! Булькающий звук, хрипы. Будто предсмертные. Что-то быстро металось меж ними, быстро и совершенное как сама Смерть. Воины, трезвея на глазах, щурились как слепые котята, пытались то ли поймать потустороннее нечто, то ли сбежать – но лишь всё чаще и чаще слышались их крики. Пока, наконец, не наступила долгожданная тишина…
-Открой двери, сестра. Впусти нас. Впусти – жуткий многоголосный вой эхом отдавался от стен замка. Домница, с красными, опухшими от слез глазами, с потаённой ненавистью вглядывалась в лики святых, что стояли у дверей. Не помогли! Не уберегли!
Нельзя отвечать, нельзя! как мантру твердила Василика, окидывая взглядом насмерть перепуганных прислужниц, сгрудившихся толпой у дальней стены. Бледные, дрожащие, едва дышали они, боясь выдать свое присутствие тем, кто бесновался у дверей.
-Впусти нас, сестра! Приказываю тебе именем родителей наших! Они волю над тобой мне дали, их заветы попираешь ты, отказываясь повиноваться – голосу того, что когда-то было Милошем, вторили замогильные голоса. Визжали, выли, улещивали, сулили многое.
Молитесь! велела всем Василика. Только бы до утра продержаться. Целый ряд крестов вдоль дверей да окна не даст им войти. А вдруг… вдруг они просто играют? Издеваются над ними, слабой своей добычей? Сейчас сорвется с петель дверь и …
Но шум в коридоре стих. И эта звенящая тишина пугала не меньше, чем жуткая какофония.
Василика, впусти меня. Спать я хочу, устала. Так сладко ты говоришь сказки свои расскажи и мне одну, на ночь – тоненький детский голосок дрожаще зазвенел по ту сторону двери. Василика, прикрыв рот рукой, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания, тихо заплакала. Надья! Малышка любимая…Прости, девочка, что не уберегли. Кинувшись к Домнице, что замерла, часто дыша, жестом приказала ей молчать. ” Ради них всех, родня. Молю, ни звука”- еле слышно прошептала она.
Мама, ты там? Надья будто тихонько скребла ногтями о дверь – мне холодно, молю тебя, впусти…
Василика молча покачала головой- не слушай ее, Домница. Это – не дитя твоё больше.
-Мама, ты можешь впустить меня погреться у очага, тут так холодно….Вспомни, как отец подарил тебе это крыло. Как он сказал тогда ” моей теплолюбивой розе”, ты помнишь?
И, прежде чем смогла сообразить что либо Василика, Домница с нечеловеческой силой оттолкнула её от себя, бросившись к дверям.
Я впускаю вас! Здесь я хозяйка! Входите!- взвыла она, расшвыривая иконы и кресты. И тут же двери, отлетев в стороны, распахнулись, явив полумертвым от страха женщинам толпу мертвецов, жадно оскаливающихся в предвкушении пиршества. Маленьквя Надья тонким пальчиком указала вперёд, и тотчас же бросились существа на людей. Теплая кровь хлестала на стены, полы, окрашивала светлый ворс туркменских ковров, привезенных Домницей в приданое.
Мама, я люблю тебя последнее, что услышала Домница перед смертью….
-Великий Господин, дела обстоят всё хуже – сведённые к переносице брови советника и глубокая морщина меж ними выдавали его озабоченность- Мы терям людей…целыми деревнями.
Взмахом руки остановив любовницу, что хихикая, гладила своей белой пухлой рукой его колено, Господарь Мирек лениво уставился на массивные перстни, украшавшие его мясистые пальцы:
