Покорился старый царь Гагик. Отправил посланье Халифу багдадскому:

– Я согласен. Бери в жёны мою дочь.

И, отослав гонца, впервые в жизни заплакал царь армян.

Зато не было предела ликованию багдадского Халифа. Повернул он назад своё войско и приказал придворным готовиться к пышной свадьбе.

Вновь пришла Цовинар к отцу. Говорит ему:

– Передай Халифу, что согласна я идти за него. Но ещё вот что передай. Пусть отведёт он мне отдельный дворец и не входит ко мне целый год. Пусть христианский священник поедет со мной, чтобы церковные обряды служил, чтобы и в чужой стороне молилась я нашему Богу. Пусть и мамка моя, и подружки мои со мною в багдадском дворце живут, чтобы не забыла я родную речь. И пусть поклянётся тебе Халиф всё сделать так, как я прошу.

Передал Гагик Халифу слова дочери. И воскликнул тот:

– Клянусь тебе, царь, что построю дворец для Цовинар-хатун близ моего дворца. Обещаю не то что год – семь лет не подходить к ней. Пускай молится и верой своей живёт. Мне довольно того, что имя моё станет носить твоя дочь, что назовут меня зятем твоим. Мы уже не враги с тобой, царь. Заключим с тобой мир навеки. Больше я не потребую с тебя дань.

Халиф разбил свой стан в Техтисе и стал дожидаться, когда приведут к нему прекрасную Цовинар, чтобы отвезти её в Багдад. А царь Гагик разбил свои шатры в долине Норагех. Там, среди душистых пастбищ и цветущих лугов, близ журчащего Молочного родника, и устроен был прощальный пир. И продолжался он восемь дней.

Накануне праздника Вознесения упросила Цовинар отца позволить ей в последний раз погулять с подругами-сверстницами. Обещала вернуться к вечеру.

Царь Гагик не стал возражать, и отправились девушки к Молочному роднику. Весь день гуляли по горным лугам, заходили в Храм Гили помолиться, отдыхали на зелёной траве, смеялись, шутили. Цовинар любовалась красотой своей родины, которую суждено ей было вскоре покинуть. Видела она народ свой, занимающийся мирным трудом. Вон пастух пасёт тучное стадо. Вон виноградарь поливает урожайную лозу. Вон возделывают свои поля крестьяне, поют, и далеко слышна их песня. «Как прекрасен мир, созданный Господом! – думала царевна. – Неужели мог он быть разрушен ненавистной войной…»

Под вечер открылось взору Цовинар синее море. Оставив своих подруг гулять и веселиться на склоне высокой горы, спустилась царевна к морскому берегу. И вдруг почувствовала такую усталость, что не в силах и шагу ступить. Невыносимая жажда одолела Цовинар, всё бы отдала за глоток воды. Но солона и горька морская вода, не утолить ею жажды.

Взмолилась Цовинар:

– Господи, дай мне сил! Спаси меня от жажды, открой путь к роднику!

Видит: стихли перед ней буйные волны. Открылся большой валун, из которого забил родниковый ключ. Обрадовалась Цовинар-хатун. Скинула с себя нарядные одежды, чтобы не замочила их морская волна. Вошла в море, приблизилась к камню и отхлебнула пригоршню воды из родника. Никогда прежде не пила она такой вкусной воды! Исчезла усталость, вернулись к ней силы. Выпила ещё полпригоршни, и тут иссяк драгоценный родник. И почувствовала Цовинар, что зародилась в ней новая жизнь.

Наутро снялась со своего стана армия Халифа и двинулась в Багдад. На лучшем арабском скакуне, одетая в царские одежды, ехала среди чужих людей, говорящих на немилом языке, прекрасная Цовинар-хатун. Всё дальше родной Айастан. Всё ближе немилая чужая земля.

Семь суток праздновал Халиф пышную свадьбу. Множество гостей съехалось на знатный пир, и не переставали гости дивиться на чудесную красоту Цовинар.

На седьмой день удалилась красавица в свой уединённый дворец. Обошла все семь его палат. Заперла все семь дверей. И горько заплакала над своей судьбой.

Бежали дни, шли недели, тянулись месяцы. И поняла Цовинар, что беременна, что зачала она от морского источника.

Донесли о том Халифу. Разгневался Халиф. Решил, что изменила ему тайком Цовинар, опозорила его на весь белый свет.

Позвал своего везира:

– Скажи, как мне быть. Что делать с неверной женой?

– Живи вечно, всемогущий Халиф! – низко поклонился везир своему повелителю. – По нашим законам разговор с такой женщиной один. Вели казнить неверную!

Крикнул Халиф палача.

– Ступай, – приказал ему, – во дворец к моей жене. Отруби голову нечестивой Цовинар!

Явился палач во дворец к Цовинар-хатун. Обнажил острый, как бритва, меч.

– К смерти готовься! Владыка арабов приказал мне казнить тебя.

Не испугалась Цовинар-хатун. Воскликнула:

– Нет справедливых законов в этой стране! Приказано тебе меня одну погубить. Но если казнишь меня, то и будущего моего ребёнка убьёшь, погубишь не одну душу, а две. Скажи Халифу, чтоб подождал, пока я ребёнка рожу. Пусть посмотрит, человеческий ли он сын или нет. А потом пусть казнит меня. И ещё передай, если правду хочет он знать, что я невинной пришла в Багдад. Мой ребёнок мне Богом дан, он от пенного моря зачат.

Вернулся палач к Халифу. Передал ему слова Цовинар-хатун.

– Что ж, – решил Халиф, – я согласен подождать. Поглядим, кого она родит, а после казним. Пусть никто не трогает её до этих пор.

Девять месяцев прошло и девять дней. Девять часов и девять минут. Родила Цовинар двух сыновей: одного крепыша, другого послабее чуть-чуть. Армянский священник Меликсет крестил их над тандыром, ибо для каждого христианина свято всё, что связано с именем хлеба. Дал священник имена малышам: старшего назвал Санасаром, младшего – Багдасаром.

Доложили Халифу, что двух сыновей родила Цовинар. Что здоровьем они крепки и растут не по дням, а по часам. Пошёл Халиф взглянуть на мальчиков, и вновь закипела в нём злоба при мысли о неверной жене. Снова послал он палача с острым мечом к Цовинар-хатун.

И опять не дрогнула прекрасная Цовинар:

– Неужели нет у арабов законов праведных? Виданное ли дело: казнить мать, не дав ей вскормить грудных детей! Передай Халифу, что никуда я не убегу от него. Пусть казнит меня, когда подрастут мальчики мои.

Передал палач Халифу слова Цовинар-хатун. Позвал тот своего верного везира:

– Посоветуй, что делать мне?

– Да продлятся дни твои, о повелитель! – отвечал везир с поклоном. – Только ведь в самом деле смерть Цовинар не прибавит тебе ни почёта, ни богатства. Дадим пожить ей ещё десять лет. Подрастут мальчишки – казним её, а может быть, и их тоже. Пока же пусть идёт по миру слава о милосердном сердце Халифа багдадского!

Прошло полгода. Выпросила Цовинар-хатун у Халифа разрешение выходить из дворца, видеть солнце, дышать чистым воздухом. Ибо не подобает людям жить без света, подобно слепым кротам.

Год прошёл. Санасар с Багдасаром стали ростом с пятилетних детей. Но даже те, играя с годовалыми братьями, часто ревели и бежали прочь от их тяжёлых кулачков.

Когда минул им пятый год и шестой пошёл, превратились они в крупных отроков. Стал их священник, отец Меликсет, учить грамоте. И научились братья читать и писать на родном языке.

Однажды захотел Халиф ещё раз взглянуть на детей своей жены Цовинар. Но когда ввели их в тронный зал, когда увидел он их налитые силой мускулистые тела и услышал их гордые и мощные голоса, то такой трепет обуял Халифа, что в страхе приказал он тотчас отвести братьев назад к матери. И когда ушли они, долго сидел в задумчивости, охваченный недобрыми предчувствиями.

Прошло семь лет. Как-то играли Санасар и Багдасар с придворным детьми. Сын везира обиделся за что-то на Санасара и бросился на него с кулаками. Увернулся Санасар и, шутя, отвесил лёгкую затрещину злобному мальчишке. Да, видно, силу не рассчитал. Свернул ему шею, и остался сын везира покалеченным на всю жизнь.