На глаза (как некстати) попался перочинный нож. Одно движение, один порез – и вопрос будет решен. Ответ получен… Май робко, неуверенно потянулся к стали, но так и не взял со стола нож: к черту…

Зарядное устройство заставило дисплей засветиться ярче и веселее. Жизнь забурлила, и, нагоняя упущенное, ожившая память отправила на экран сообщения о пропущенных известиях.

Май просматривал краткие смс-ки бегло, пока не пришла очередь одной, потом следующей, еще двух… Она все-таки позвонила – позвонила, несмотря на гордость и нежелание первой идти на контакт.

Нужно немедленно набрать номер, а услышав ответ, придумать какое-нибудь нелепое оправдание своему длительному отсутствию… Первая мысль – не всегда самая правильная.

Май медленно отложил мобильник и отвернулся. На лбу образовались суровые морщины, а зубы закусили губу: первая мысль не всегда самая правильная, зато самая искренняя.

Ах, эта неуправляемая эмоция, не дающая покоя, заставляющая сомневаться, раздумывать, менять мнение… Именно с нее все и началось, именно она привела к изгнанию.

Он вновь окинул взглядом свое жилище, свою территорию безопасности, свой дом: какая глупость радоваться бездушным предметам быта, являющимся, по сути, набором инструментов для поддержания жизни; какая глупость кичиться статусом стула, будто это не приспособление для отдыха, а рекламный щит, кричащий о возможностях владельца; какая глупость это новое видение! Для чего оно? Кому это нужно?!

Май приложил ладони к ушам и с глухим стоном крепко сжал голову, пытающуюся разорваться на две независимые и совершенно противоречивые половины, доказывающие друг другу свою правоту.

Несколько минут он так и стоял; несколько минут противоречия укладывались в нечто оформленное и единое; несколько минут растворились в пространстве, пока Май не понял, что именно об этом ему говорил жрец.

Май опустил руки, качнул головой, соглашаясь с собственными мыслями, посмотрел на телефон, хранящий в памяти желанный номер, взял его в руки и стер информацию без колебаний и раздумий.

Он хорошо знал, что нельзя избавиться от того, что предначертано свыше, но все-таки попробовал… А вдруг ошибка, и именно это действие поможет вернуться туда, откуда все началось – туда, где жизнь имела четкую цель, где все было ясно и просто, где были друзья и враги, где можно было без труда понять, что хорошо, что плохо.

Нелепость попытки заставила улыбнуться и странным образом порадовала. Раньше Май не стал бы совершать бессмысленных действий, но все изменилось… Теперь подобные эксперименты не кажутся чем-то неразумным. Зачем отказывать себе в праве верить в чудо, ведь чудеса случаются, а жизнь коротка! Раньше он никогда не задумывался об этом, а теперь…

Неизвестность подталкивала к глупостям – к невинным глупостям, позволяющим наслаждаться каждой минутой, каждым мгновением этой, вероятно, недолгой, но зато новой и по-своему интересной жизни.

Часть 2

Отступник

11

– Прекрасно!

Веронике нравилось то, что она сотворила. Не было ни доли сомнения, ни малейшего желания изменить хоть одну деталь: все так, как должно быть –идеально!

Ее гений раскрыт в полном объеме. Творческая идея, прошедшая трансформацию от карандашного штриха на бумаге до компьютерного проекта, приобрела материальную форму и еще долгое время будет радовать человеческий глаз, заставляя восхищаться талантом создателя.

– Вы превзошли себя! – произнес Марат, прислушиваясь к собственной интонации. – Даже не думал, что мой дом может превратиться в шедевр.

Она натянуто улыбнулась. Лицемерная реплика заказчика подпортила настроение, кольнула холодом в области груди: что он понимает в искусстве?! Только цену… возможно, еще статус – остальное ему недоступно. Лестные слова казались пустыми и никчемными, сродни похвале глухого, отпущенной автору музыки после концерта.

– Спасибо, Марат, – протокольно, с подтекстом ответила Вероника. – Рада, что смогла удовлетворить ваш вкус.

Хозяин дома самодовольно кивнул.

– Да, действительно смогли.

Пустынина посуровела… Отвернулась.

С того неприятного, но судьбоносного вечера прошел месяц. Все это время она, не покладая рук, работала над заказом. Марат не донимал визитами и звонками – лишь изредка ненавязчиво интересовался. Это радовало.

Времени на личную жизнь совершенно не было. Вероника прекрасно помнила, кто стоит за Купцовым, и что сулит безупречно выполненная работа; да и гнусные воспоминания о вечере в отеле «Гранд» вовсе не прибавляли желания встречаться с молодым бизнесменом.

Как это вообще с ней случилось? Никогда… никогда она не позволяла себе подобного. Репутация, достоинство, самоуважение… Куда все это делось в тот вечер? Невероятно! Хорошо, что не дошло до секса, а ведь она была готова и к этому; но провидение не допустило – хвала провидению!

Вероника старалась забыть тот день, который начался черти как и так же закончился.

Весь месяц она трудилась, как одержимая, устремив мысли и усилия только в одном направлении, тем самым лишив прошлое возможности хозяйничать в своей голове. Но человек – не машина, и время от времени несговорчивая совесть изыскивала момент для болезненного укора.

Сегодняшняя встреча с Маратом – неизбежность… Неизбежность мучительная и желанная одновременно. Завершение работы – билет в светлое будущее… Поменять бы кассира, который протягивает пропуск в рай, но можно все испортить. Она старалась держать с Маратом дистанцию, побаиваясь перспективы нарваться на неприятный намек, повод для которого самолично предоставила тридцать дней назад. Это злило, это заставляло нервничать и защищаться от собственных – возможно, и необоснованных – опасений.

– Вероника, – Марат повернулся и заставил ее вздрогнуть. – Вы действительно лучшая…

Пустынина нервно улыбнулась и обняла руками плечи, будто на улице было прохладно; если пауза затянется, то она, скорее всего, задрожит на безжалостном июльском солнцепеке.

Марат отчего-то грустно вздохнул и продолжил:

– Я не художник – мой разум больше любит цифры и логику… Но то, что вы сделали, да еще в невероятный срок… Это… одним словом, гениально. Даже такой истукан, как я, понимает: красиво, изящно, тонко и… Вы отдали частичку своей души… Я благодарен.

Внутренняя дрожь унималась с каждым следующим словом. Пустынина могла ожидать чего угодно, но такого… Так просто и так глубоко – поэт?!

Она посмотрела ему в лицо – уже без опаски и смущения.

– Вы правда так считаете?

Марат кивнул.

– Вы удивительная. Мне так жаль, что я не сумею отблагодарить вас подобающим образом, ведь есть вещи, которые сложно оценить деньгами. Но… я постараюсь, – и он посмотрел на дом так, будто любовался полотном Леонардо да Винчи.

Вероника невольно устремила взор на свое творение вслед за Купцовым – стало не по себе… Опять это дрянное чувство неловкости: как ему это удается?

На миг показалось, что Марат переоценивает ее скромный труд. Оказывается, он не такой уж истукан и невежда… Зря она так переживала перед встречей.

Если бы совесть была материальна, то Пустынина совершенно точно показала бы язык дрянной девчонке в отместку за причиненный дискомфорт. Вдруг захотелось взять Марата под руку и устроить экскурсию по его жилищу, раскрывая тайны дизайнерского мастерства. Руки отпустили собственные плечи, и она почти прикоснулась к его руке…

– Вероника!

– Да? – потянувшиеся к Купцову пальцы непроизвольно сжались в кулак, как испуганный еж.

– К сожалению, я очень тороплюсь… Мне действительно жаль, но… сами понимаете, работа, дела…

– Да, конечно… понимаю, – голос подрагивал, а рука, сжатая в кулачок, попыталась отыскать карман, чтобы спрятаться окончательно.

Марат посмотрел на часы, недовольно сморщился…

– Могу ли я в будущем рассчитывать на встречу – дружескую? Если вы, конечно, не против…