Жрец прав: произошли изменения… Больше нет возможности стоять на страже, больше нет уверенности в правоте, больше нет четкого понимания истины. Кто он теперь?.. Кто?.. И если Сей Мир не сумел ответь на вопрос, где же искать ответ?
Тридцать дней он провел без пищи и воды. Ровно месяц он не менял позы и не открывал глаз, освободив сознание от влияния тела и привычных чувств.
Если бы за эти тридцать дней кто-нибудь попал в квартиру Мая, то наверняка бы решил, что успешный бизнесмен, бездвижно лежащий на полу с раскиданными звездой руками и ногами, сошел с ума или бесится с жиру. Толстые шторы плотно задернуты, свет выключен, окна закрыты, аккумулятор телефона отсоединен от аппарата, холодильник пуст, продукты и мусор выкинуты, дверь тщательно заперта на все замки – безумие!
Но никто не зашел внутрь, и поэтому никто не лицезрел Марина в состоянии глубокого отрешения.
Пару раз Стариков посылал человека и оба раза получал ответ: квартира закрыта, признаков присутствия не наблюдается. Вскоре уставший томиться неизвестностью директор самолично убедился, стоя перед глухой дверью: признаков действительно не слышно.
– Чертов эгоист! – пробубнил Николай Николаевич и хотел с досады пнуть ногой бронированную дверь и плюнуть на пол… но не плюнул.
Стариков нервничал… Несмотря на то, что он привык к экстравагантным выходкам босса, в том числе к его странным длительным исчезновениям, в этот раз было сильно тревожно. Изнутри что-то подталкивало, что-то требовало вызвать службу спасения и под каким-нибудь предлогом вскрыть квартиру, чтобы удостовериться: ничего страшного не произошло.
Толстые пальцы уже прикоснулись к дисплею набора номера, но в самый последний момент показалось… Да нет, не показалось…
Николай Николаевич приник ухом к замочной скважине… Точно… Точно! Так и есть! Он слышит смех Марина и щебетание какой-то особы женского пола.
– Ах, негодяй! – воскликнул директор, спрятал телефон в карман и решительно пошагал прочь, забыв от гнева пнуть ногой дверь и презрительно плюнуть.
Перед самым подъездом остановился… задумался: а может, все же показалось… может быть, смеялись в соседней квартире? Николай Николаевич нервно пригладил волосы, провел рукой по лицу, неаккуратно по небрежности растягивая кожу… Тревожно… Отчего-то ему было очень тревожно…
Если бы служба спасения вломилась в квартиру, то тревога сменилась бы паникой, ведь привести Мая в чувство не смог бы никто – так глубоко было погружение, – и его бы однозначно доставили в больницу в состоянии комы, возникшей по непонятной, необъяснимой причине – так сказал бы врач.
Ник Ник ушел, все еще борясь с сомнениями; но явственно звучащие в ушах наглый смех босса и беспечный голос гостьи пересилили душевные потуги, и директор, взглянув через плечо на окна квартиры, сел в автомобиль и покинул двор.
Ровно через тридцать дней тело Мая вздрогнуло, а глаза одновременно с резким вздохом широко раскрылись, словно щелкнул тумблер, и электрический ток привел в действия внутренние механизмы. Несколько секунд поза не менялась, лишь область живота и грудная клетка методично поднимались и опускались, напитывая задремавшие клетки кислородом; бледная кожа розовела, на руках отчетливо набухли вены, и только взгляд распахнутых глаз – единственного индикатора жизни – оставался пустым, бессмысленным…
Май возвращался к реальности… К реальности, от которой месяц назад скрылся в небытии – там, куда нет доступа человеческим эмоциям, туманящим сознание, не позволяющим бесстрастно разобраться в происходящем… Веки дрогнули, медленно опустились, а поднявшись вновь, позволили видеть.
Рука уверенно распахнула шторы. Он зажмурился от яркого света – зажмурился, но не закрыл глаза и не отвернулся.
Стоя на пока еще некрепких ногах, Май посмотрел сквозь пыльное стекло на улицу… хотелось смотреть… хотелось наслаждаться – солнечным светом, голубым небом, ватными белоснежными облаками, домами, людьми… Каждая мелочь радовала сердце: жизнь не перестала быть прекрасной… Но что-то изменилось… Что?
За месяц глубочайшего забытья Май освободился от страхов и пустых переживаний, которые если куда-то и вели, то точно не в сторону истины. Тот, кто знаком с компьютером, сказал бы: система перезагружена, и можно продолжать действовать в основном режиме – в этом и заключалась цель. Вернулась былая уверенность, и если месяц назад он не знал, какой дорогой идти, то сейчас не сомневался: любая поведет в верном направлении… Любая… А значит, он на правильном пути! Май вновь доверял своим чувствам.
Уже через час он пребывал в полном порядке, будто и не было за спиной тридцати дней добровольной комы. Жестокая правда жреца теперь не являлась приговором, сулящим неотвратимую беду; и хотя Май все еще не понимал причины своей отставки, отношение к ней стало другим… Мудрый Сей Мир сказал то, что Май должен был услышать – ни больше ни меньше…
Ледяной душ, немного еды и воды – все, что потребовалось ослабевшему телу для восстановления тонуса. Май потянулся и сделал несколько резких наклонов – вперед, вбок… Покрутил головой, словно проверяя прочность шеи – все в норме, никакого дискомфорта, а главное… главное, на душе легко и спокойно.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул… Встал ровно, вытянувшись, как струна… Сердце стучало отчетливо и монотонно: тук… тук-тук… тук… тук-тук… Май прислушался к чувствам: он видит, слышит, понимает; он тот же… почти тот же… но… Боже!
Он вздрогнул всем телом, покачиваясь, попятился от окна и плюхнулся на стул: белое осталось белым, но стало пленительно светлым, а черное сделалось непроглядной бездной, тревожащей и неприятной. Он не перестал видеть, но что-то сильно изменилось.
К бесстрастному восприятию добавилось что-то еще, нечто слишком личное, безудержно тянущее в непонятную до сих пор сторону – туда, где прежде все казалось чужим, а сейчас манило…
Дрожащая рука осторожно коснулась деревянной поверхности стула: бук, спилен пять лет назад, отправлен в Италию; обработан и превращен в стул, доставлен в Россию; куплен престижной мебельной компанией, через торговую сеть которой продан – необоснованно дорого… Май отдернул руку… Он и раньше без труда мог прослеживать последовательность событий – эта способность вернулась в полном объеме, а вместе с ней… Что за странное видение? Кроме того, что мебель из бука, проделавшего долгий путь в процессе перевоплощения, кроме того, что комфортно сидеть, стул еще и радовал.
Рука вновь коснулась поверхности – уже уверенно, с интересом… Удивительно! Май хорошо осознал, что радует его ни дерево, ни качество обработки, ни удобство, а именно цена и статус. На таком стуле не только комфортно, но и приятно сидеть! Он окинул взором комнату… Ну как же он раньше не замечал! Все здесь является предметами гордости: ремонт, мебель, картины, бытовая техника – все! А ведь прежде подобные мысли не посещали. Никогда не приходило в голову оценивать вещи с позиции дорого-дешево.
Взволнованность исчезла… Исчезла так быстро, что Май даже не успел удивиться новым ощущениям – непонятным, но являющимся данностью.
Захотелось немедленно встретиться с Сей Миром и рассказать… Поделиться своими чувствами. Глаза радостно засияли. Он открыл для себя удивительную сторону реальности – той реальности, где правил… Сол? Ну да, именно Сол – немного странно, что упоминание этого имени больше не вызывает гнева и ненависти.
– Вот это чудеса… – протянул Марин себе под нос и многозначительно хмыкнул.
Взгляд лег на телефонный аппарат на столе: оторванный от жизни, лишенный энергии.
Май вставил аккумулятор и нажал кнопку включения. Электрический ток шустро привел средство связи в состоянии готовности.
– Мы долго бездействовали, старик, – он подмигнул аппарату, – пора возвращаться.
Телефон ответил согласием – короткой мелодичной трелью…
В голове промелькнула мысль, которую не хотелось развивать, и все же Май обратил на нее внимание: долго ли он сам будет созерцать солнце этого мира? Ища в ящиках стола зарядное устройство, Май отгонял неприятный вопрос, который казался совершенно несвоевременным и сильно гнетущим. Он сейчас хорошо понимал людей, которые шарахались от предсказателей, не желая знать время и обстоятельства собственной смерти: зачем – чтобы испортить жизнь мучительным ожиданием неизбежности?
