Прошло много лет, но бабушкин напев проявится иногда и заставит когда улыбнуться, когда всплакнуть…

Каждая семья у нас является олицетворением истории. Иллюстрацией истории. Практически сто лет эта иллюстрация была чёрно-белой и традиционно грустной, но всё равно, через неравные промежутки времени, наряду с бедами, возникали вот эти радостные фотографии: свадьба, за грибами, демонстрация трудящихся, Победа, на реке, на Красной площади, сестра с мороженым, мама держит меня на руках, университетские друзья, мы и «Медный всадник». Это – фрагменты истории одной семьи. Но и они являются важной составной частью истории страны; звучит несколько пафосно, но это так и есть – именно из таких кусочков складывается объективная картина мира, именно о них разбиваются фантазии и вымыслы всякого рода шельмецов, переписывающих историю с приходом очередного властителя. В угоду власть имущим.

Прочитав с нами всю книгу, вы, дорогой читатель, поймёте, в чём главная цель наших рассказов – ничего не приукрашивая, просто и доступно описать недавнее прошлое.

Для того, чтобы понимать настоящее. Для того, чтобы любить Отчизну.

Конечно же, мы не знали, что произойдёт 24 февраля, не предвидели такого развития событий, уготованного судьбой. Один из нас поехал в Запорожье, чтобы проститься с другом, а попал на войну и нет возможности уехать, вернуться туда, куда и когда захочет! Как он говорит: «Не думал, что наслушаюсь здесь гула боевых самолётов и дребезжания стёкол от недалёких разрывов снарядов и бомб. Убежав от киевских бед, я стал свидетелем настоящих сражений».

Эта наша книга в очередной раз свидетельствует – когда говорят пушки, музы не молчат.

Будьте счастливы!

Земля предков. Здесь тень князя Рюрика – того самого варяга, который пришел править Русью в девятом веке:

«И избрашася три брата с роды своими, и придоша к словенам первее, и срубиша город Ладогу. И седе старейший в Ладозе – Рюрик…». Вот в этой крепости, в белой Георгиевской церкви – огромная сохранившаяся фреска «Чудо Георгия о змие», XII век. А рядом – деревянный храм Дмитрия Солунского, XVIII века постройки. Старые надгробия, разоренные потрясениями. Ниже по течению Волхова – Свято-Успенский женский монастырь, в котором жила монахиней ссыльная жена Петра Первого, Евдокия Лопухина, под строгим надзором до кончины бывшего мужа.

Город сорока церквей. Так называли Ладогу во времена царя Алексея Михайловича – нашего отца так же звали.

Замечательный край, жемчужина нашей истории, нашей культуры!

Понятно, что в СССР о святом Николае знали немногие. Главным зимним праздником был Новый год, а его символом – ёлка, не только деревце, но и мероприятие!

Послевоенные ёлки, как я теперь понимаю, были скудными по подаркам – в нынешнем понимании, никаких мандаринок. Я не могу сказать, чтобы там было сильно весело, но я ходил в наш помпезный Дворец культуры со статуями на фронтоне с удовольствием.

Сначала все ребята с родителями снимали верхнюю одежду – шапку, варежки на резинке, шарф – в рукав пальтишка, и оставляли её в гардеробе, получив номерок. Потом проходили в красивый зрительный зал. Там в течение примерно получаса давали представление – Снегурочка обращалась к залу с просьбой: «А давайте, дети, позовём Деда Мороза!» Мы трижды кричали: «Дедушка Мороз!» и Дед Мороз входил с посохом тогда. Потом мы опять-таки трижды дружно кричали: «Ёлочка, зажгись!», мало чем отличаясь, как я понимаю, от тех предков, которые стояли на коленях и взывали к Зевсу, Хорсу или Даждьбогу с просьбой послать дождь, прекратить чуму или прибавить урожай.

Потом дети выходили в фойе, где водили хороводы вокруг ёлки и участвовали в розыгрыше различных призов. Запомнился запах вощёного паркета ДК и тёплые ладошки незнакомых ребят и девчонок вокруг ёлки. Некоторые дети были в карнавальных костюмах; самыми популярными у мальчиков были Пьеро и Медведь, у девочек – если не Снежинка, то Лисичка. Ещё там рядом стояла сколоченная из очень хорошо отполированных досок горка, с которой можно было спуститься раз сто сидя!

На ёлку меня всегда водил папа, предъявляя на входе красочный пригласительный билет, на боку которого было написано «Подарок». Билеты раздавали на заводе. В больших картонных коробках на выходе лежали упакованные в целлофановые пакетики подарки – печенье «Привет», по конфете «Кара-Кум» и «Мишка на Севере», цилиндрики батончиков в обёртке, очень вкусные соевые конфеты «Кавказские», карамель. Отрывали купон – выдавали подарок. Мы спускались по широкой лестнице на первый этаж, в гардероб; я держался за гладкие толстенные дубовые перила; внизу играл духовой оркестр.

День морозный. Скрипит белый снег. На площади перед Дворцом культуры памятник Сталину в длинной шинели, весь в инее. Папа недолго с кем-то разговаривает, держа меня за руку, тоже с заводским; тот с дочкой пришёл. Я показываю ей конфеты в подарке, она хвастается своим.

Дом близко, три квартала, и там бабушка что-нибудь вкусное печёт, какой-нибудь пирог с брусникой, мммм!

Разглядываю фото – зима 1953–1954 года, мы идём на ёлку: я и мой папа, начавший войну в июне 1941-го в составе 109 отдельного стрелкового полка на подступах врага к Ленинграду и вернувшийся домой только в ноябре 1946 года. Ни я, ни он ещё не знаем, что вот-вот получим приз на ёлке за мою чуть слышную стеснительную декламацию стихотворения «Ласточка с весною в сени к нам летит».

Призом стала маленькая терракотовая статуэтка медведя, выкрашенная бронзовой краской, такие теперь дают на Берлинале.

Потом у медведя отбилась лапа и я его выбросил.

Искал сегодня рыбий жир. Или витамин Д. Этот продукт теперь повсеместно прописывают от ковида. Его производят теперь, скорее всего, синтетически, а вообще-то он делается из огромной, до двух кило, печени большой океанской трески, которая после 1917-го года была главной рыбой в СССР.

Я ненавидел бабушку Марию Николаевну именно потому, что она вливала в меня рыбий жир утром и вечером. Мне было года четыре, может пять. А бабушку Марию Александровну любил – потому что не вливала.

Я весил меньше одежды, в которую меня упаковывали, чтобы отправить в детский сад. Я ничего не ел. Я умирал и был дистрофиком по анамнезу.

Разносолов в семье не было. Каша. Макароны. Хлеб. Раз в месяц котлеты, которые я тоже ненавидел. В детсаду, видимо, тоже что-то несъедобное (для меня) давали.

Это были послевоенные годы и снабжение было не очень – но разве я что-то понимал?

Я в ту пору не знал ничего о мороженом, эклерах и круассанах. Коробочка с мармеладом, которую нам кто-то подарил, замерла в детской памяти и была целью всей мальчишечьей жизни, мотивировала на существование.