При наличии правильных инструментов свобода от ограничений, налагаемых женским телом, становится все более возможной. Не хотите иметь детей в двадцать или тридцать лет? Заморозьте яйцеклетки. Вызвали в командировку после родов? Отправьте грудное молоко для своего малыша по почте. Хотите продолжать работать полный рабочий день без перерыва? Наймите няню с проживанием или, что еще лучше, суррогатную мать, которая сможет выносить ребенка вместо вас. А теперь, когда появились медицинские технологии по смене пола, стало возможным и вовсе покинуть женское тело. Либеральный феминизм обещает женщинам свободу, а когда это обещание сталкивается с жесткими ограничениями, налагаемыми биологией, эта идеология направляет женщин на устранение этих ограничений с помощью денег, технологий и тел более бедных людей.
Я не отвергаю стремление к свободе – я не сторонница антилиберализма. Ей-богу, у женщин есть все основания испытывать раздражение по поводу ограничений, налагаемых на нас нашим обществом и нашим телом, – как в прежние времена, так и в современном мире. Но я критически отношусь к любой идеологии, которая не способна достичь баланса между свободой и другими ценностями. Кроме того, я критически отношусь к неспособности либерального феминизма задаться вопросом, откуда происходит наше стремление к определенному типу свободы, а именно к свободе выбора, слишком часто вращающейся в порочном логическом кругу, согласно которому выбор женщины хорош, поскольку она его выбирает (подобно тому как Шарлотта Йорк из «Секса в большом городе» вопит: «Я выбираю свой выбор, я выбираю свой выбор!»).
В этой книге я намереваюсь задать некоторые вопросы о свободе, на которые либеральный феминизм не может или не хочет отвечать (и попытаюсь ответить на них). Почему так много женщин желают сексуальной свободы, которая столь явно служит интересам мужчин? Что, если наши тела и разум не так пластичны, как нам хотелось бы думать? Что мы теряем, когда ставим свободу превыше всего? И, самое главное, как нам следует действовать в связи со всем этим?
Некоторые из моих выводов могут не обрадовать, поскольку они касаются жестких ограничений нашей свободы, которые невозможно преодолеть, как бы мы ни старались. Моей отправной точкой будет позиция, которая исторически часто была источником дискомфорта для феминисток всех идеологических убеждений: я принимаю тот факт, что мужчины и женщины – разные, и что эти различия невозможно обойти. И если мы признаем эти границы и эти различия, наша сексуальная политика примет направление, отличное от сегодняшнего мейнстрима. Вместо того чтобы спрашивать: «как мы все можем быть свободными?», мы должны спросить: «как мы можем наилучшим образом содействовать благополучию как мужчин, так и женщин, учитывая, что эти две группы имеют разные интересы, которые иногда противоречат друг другу?»
Сексуальное расколдовывание
В этой книге я намереваюсь доказать, что западная сексуальная культура двадцать первого века далека от того, чтобы должным образом уравновешивать эти интересы. Вместо этого она продвигает интересы Хью Хефнеров со всего света, а платить за это должны женщины вроде Мэрилин Монро. При этом в силу влияния либерального феминизма слишком многие женщины не осознают эту истину, беспечно принимая за чистую монету заявление Хефнера о том, что все недостатки новой сексуальной культуры – всего лишь «небольшая цена за личную свободу».
Этот расклад очень подходит людям наподобие Хефнера: новая сексуальная культура играет на руку таким плейбоям. В их интересах продвигать особенно радикальные представления о сексе, возникшие в результате сексуальной революции и оказавшиеся чрезвычайно влиятельными, несмотря на их вред. Согласно этим представлениям, секс – не что иное, как форма досуга, наделенная особым значением только в том случае, если так решили партнеры. Сторонники такого взгляда утверждают, что секс сам по себе не является чем-то уникальным, что он по своей сути не отличается от любого другого вида социального взаимодействия и что поэтому его можно без каких-либо проблем превратить в товар. Социолог Макс Вебер говорил о «расколдовывании» мира природы, которое произошло в результате Просвещения. Господство рациональности не оставило места для магического восприятия мира, которое было присуще обитателям «зачарованного сада» в эпоху, предшествующую модерну. Примерно так же произошло расколдовывание секса[27] на Западе после 1960-х годов, оставив нам общество, которое (якобы) считает, что секс не имеет какого-то особого значения.
Сексуальное расколдовывание является естественным следствием либерального превознесения свободы над всеми другими ценностями. Если вы хотите быть полностью свободным, то ваша мишень – любые ограничивающие вас социальные ограничения, и особенно вера в то, что секс обладает какой-то уникальной, неуловимой ценностью, чем-то таким, что с трудом поддается рационализации. Кроме того, из этой веры в исключительность секса проистекает множество потенциально нежелательных явлений, включая патриархальные религиозные системы. Однако когда мы пытаемся расколдовать секс и, таким образом, стремимся убедить себя, что данный конкретный половой акт не является ни исключительно прекрасным, ни однозначно насильственным, тогда возникают издержки совсем другого рода.
По биологическим причинам, к которым я вернусь в следующей главе, эти издержки непропорционально ложатся на плечи женщин. Либеральные феминистки, как кажется, тоже признают это, о чем свидетельствует популярность движения MeToo, которое не на шутку развернулось в 2017 году. Это излияние гнева и стенаний было свидетельством того, что нынешняя сексуальная культура не устраивает женщин. Истории, вышедшие из MeToo, сообщали о многих однозначно преступных поступках. Но помимо этого многие женщины рассказали о сексуальных контактах, которые технически состоялись по обоюдному согласию и, тем не менее, вызвали у них ужасные чувства, поскольку их принуждали не придавать смысл тому, что, на их взгляд, имело смысл. Секс с боссом как условие продвижения по службе… Свидание, на котором от женщины ожидается, что она «вернет должок», когда мужчина заплатит за ужин… В обоих случаях мужчины охотно принимают принцип сексуального расколдовывания, рассматривая секс как ничего не значащий продукт для свободного рыночного обмена («Ты мне отсасываешь, я даю тебе товар эквивалентной стоимости»). Вот, например, что одна студентка написала о сексуальной связи со своим сверстником:
Он скользнул внутрь меня, а я ничего не сказала. Сама не знаю почему. Может быть, я не хотела думать о том, что, возможно, сама его соблазнила. Может быть, я не хотела его разочаровывать. Может быть, я просто не хотела играть в словесное перетягивание каната типа «– Давай сделаем это! – Но нет, мы не должны…», как это часто бывает перед тем, как переспать с кем-то. Было проще просто сделать это. Кроме того, мы уже были в постели, а это то, чем занимаются люди в постели. Я чувствовала обязательство, что я должна пройти через это. Я чувствовала себя виноватой за то, что не хотела этого. Я не была девственницей. Это не мой первый раз. Это не должно было иметь большого значения – это всего лишь секс, – поэтому я не хотела делать из этого проблему[28].
Фраза «это всего лишь секс» превосходно резюмирует идею сексуального расколдовывания. Эта девушка не была избита, она не забеременела, и в действительности ей даже нравился молодой человек, с которым она занималась сексом, по крайней мере поначалу. Так почему же она восприняла этот сексуальный контакт как нечто важное? Потому что идея сексуального расколдовывания на самом деле не соответствует действительности, и мы все знаем об этом – включая либеральных феминисток, которые тратят так много сил, чтобы доказать, к примеру, что «секс-работа – это тоже работа». Ведь когда стало известно, что Харви Вайнштейн предлагал женщинам карьерные возможности в обмен на сексуальные услуги, те же самые либеральные феминистки немедленно осудили его – не только за принуждение и угрозы, которые он использовал в ходе совершения своих преступлений, но прежде всего за то, что он требовал от своих работниц заниматься с ним сексом.
