– Только вы никогда и никому меня в обиду не давайте, хорошо?

Прозвучало это тогда как-то по-детски, наивно. Но Соболев видел ее глаза, и от того, как она посмотрела на него в этот момент, у него приятно укололо в сердце. И он честно пообещал ей, что никогда и никому не даст ее в обиду.

«Получается, не вышло?» – подумал он, глядя на залитые дождем улицы.

Вспомнил он и тот день, когда Наташа пришла в его общежитие и положила на тумбочку подписанное деканом заявление на академический отпуск.

– Сереж, вот… – тихо сказала она.

Пробежав глазами заявление, он посмотрел на нее с укоризной и спросил: «Зачем?»

Он уже собирался пожурить ее за столь необдуманное, нерациональное решение, но, услышав ее ответ, не смог.

– Сереж, ты не подумай, я совсем не про то, что ты там… Нет, если не хочешь, я, конечно, останусь. Просто я подумала, если все то, что ты рассказываешь об этом месторождении, – правда, как ты там будешь один? А ужин нормальный, человеческий, а не из банки приготовить? А завтрак? Ты привык голодным с утра убегать, потому что времени нет готовить, а тут ты встанешь, а у тебя все горяченькое уже. И рубашки чистые, глаженые…

Наташа сказала все это так искренне, что единственное, что Соболев смог сделать после этого короткого монолога – это встать и обнять Наташу. И, поняв, что страсть накрывает их обоих с головой, успеть придвинуть к входной двери шкаф.

И как они вместе уехали на далекий Север, где Соболев должен был проходить преддипломную практику…

* * *

– Ты, Соболев, отличный управленец! – сказал ему декан, когда Соболев зашел к нему в кабинет после получения диплома. – Я отрекомендую тебя кому следует.

– Спасибо, Роман Ильич. Только, если можно, денька три дайте…

– Да, конечно, гуляй! Ты же, говорят, жениться собрался? Ну так это святое!

На следующий день они расписались в Грибоедовском загсе и Наталья Зайцева стала Натальей Соболевой.

Спустя неделю Соболева вызвали в Министерство нефтяной промышленности, и его карьера сразу понеслась вверх. Уже через три года недавно назначенный министр Мальцев вручил Соболеву два комплекта ключей: один – от новенькой двухкомнатной квартиры в Черемушках, второй – от его собственного кабинета в министерстве.

Он вспоминал, как начал приходить после десяти, а иногда и вовсе под утро. Как Наташа немедленно вскакивала на ноги – сколько бы ни было времени – и принималась сновать по кухне, искренне переживая за него и причитая, что, наверняка, поесть он нигде так и не успел.

Как видел, что Наташа начала чахнуть в четырех стенах, ожидая его возвращений со службы. Как предлагал ей уехать куда-нибудь отдохнуть, пока он работает в авральном режиме, и как она отнекивалась:

– Ой, да ладно тебе, Сереж! Что я там без тебя делать буду? А кто тебе покушать приготовит? Не переживай, любимый. Ты рядом – значит, и у меня все хорошо.

Только в 1991 году, спустя несколько недель после путча, в напряженном графике Соболева наконец наступило долгожданное затишье. Он выбил себе отпуск длиной почти в месяц, и они с Наташей совершили немыслимую по тем временам туристическую поездку в Египет, где наслаждались друг другом почти круглые сутки.

И как после этого отпуска у них родилась Маша.

* * *

Автобус встал в пробке. Дождь усиливался. Соболев тяжело вздохнул и посмотрел на дочку. Маша, словно почувствовав его взгляд, на секунду обернулась, посмотрела ему в глаза и взяла его за руку. И, не отпуская ее, снова отвернулась к окну.

Как же это произошло? Наташа вроде ни на что не жаловалась. Так, легкое недомогание, которое Соболев списал на ее вторую беременность. Но на всякий случай настоял на том, чтобы Наташа сходила в элитную платную клинику, главврачу которой он позвонил накануне и попросил доложить ему, если что-то не так.

Главврач позвонил поздним вечером Соболеву на сотовый.

– Сергей Петрович, с вашей женой все в порядке. Я предполагал, что ей не хватает витаминов, но с ними, как показали результаты анализов, все хорошо. Другое дело, что ей могла по наследству передаться одна редкая и не очень приятная болезнь, но лекарства от нее пока не существует. Однако не спешите расстраиваться: способ справиться с этим недугом есть. Вашей жене категорически нельзя волноваться и переживать. А она волнуется. За вас. Как я понимаю, у вас на работе какая-то страшная напряженка? Если так, то настоятельно рекомендую вам именно сейчас взять хотя бы небольшой отпуск. Или, если не получается, делегируйте кому-нибудь часть полномочий. Приходите домой вовремя, улыбайтесь. Соврите, наконец, что у вас все хорошо! И все наладится, вот увидите!

Врать Наташе он не мог. Не умел. Да и делом это было абсолютно безнадежным: уж очень хорошо она его чувствовала.

И об отпуске и речи быть не могло. Это было то самое время, когда Минюст ежедневно регистрировал сотни фирм-однодневок, создававшихся бывшими партработниками. Используя свои связи и несовершенство новых законов, их учредители пытались разворовать нефтегазовую отрасль, а Соболев был тем, кто оказался способным дать им отпор.

Он никогда не был ни ярым приверженцем действующей власти, ни сторонником каких-либо радикальных политических реформ. Хотя он понимал, что при советской власти и ее госплане дело ничем хорошим не закончилось бы, меньше всего он старался думать о политике. Его волновала судьба простых людей, которые в любой момент могли остаться без работы, и судьба успешных предприятий, каждое из которых могло в одночасье стать добычей ненасытных шакалов, готовых сдать последний насос на металлолом и уехать на Кайманы.

Поэтому, будучи от природы чрезвычайно порядочным человеком, крепким патриотом, жестким и невероятно толковым управленцем, он практически круглосуточно держал руку на пульсе, спасая одно предприятие за другим. Фактически он спасал страну.

Делегировать это было некому. И приходить домой вовремя Соболев позволить себе не мог. Тогда – не мог. И от этого стал переживать еще больше. А вместе с ним и Наташа. Круг замкнулся окончательно.

Его старания были вознаграждены. Увидев результаты его работы, команда действующей кремлевской администрации доверила ему создание и управление крупнейшим частным нефтегазовым проектом страны.

Бумаги были почти готовы, но буря еще не улеглась до конца. В тот день какие-то ублюдки выпустили по телевидению заказной сюжет, в котором Соболева поливали грязью как последнего мерзавца. Соболев относился к таким выпадам в свой адрес с полным безразличием, для него это было не более чем тявканье мелкой шавки из-под забора. Но Наташа воспринимала все по-другому. Она так и не сумела до конца осознать тот факт, что ее муж стал одним из ключевых людей в стране. Для нее он был все тем же любимым Сережей, который опять вернется домой ничего не евши.

* * *

Он приехал домой за полночь и застал Наташу на кухне такой, какой не видел еще никогда. Она вяло улыбнулась ему, и он похолодел.

– Наташ, что с тобой?

– Ничего страшного, Сереж, сейчас все пройдет, просто что-то… Не переживай, любимый, сейчас я тебе супчик разог…

Наташа попыталась встать и тут же рухнула на пол.

Соболев поднял на ноги кого только мог.

Наташу, разбудив весь двор, увезли в ЦКБ на вертолете. А на следующий день ему позвонил главврач и сообщил, что Наташи не стало.

* * *

Автобус, покачиваясь на кочках, медленно ехал по территории кладбища.

Все прошло быстро. Гроб опустили в яму, над которой стоял большой шатер, спасавший могилу от беспощадного ливня. Соболев не проронил ни слезинки, ни слова.

– Вот человечище… – шепотом сказал один важный чиновник другому, стоя под зонтом и искоса поглядывая на Соболева. – Никогда не смеется, а теперь выясняется, что еще и не плачет!

Не плакала и Маша. Она молча смотрела на то, как маму опускают под землю, и что-то беззвучно шептала.

Когда они вышли на широкую аллею, где стоял микроавтобус, к Соболеву подошел начальник его службы безопасности Зотов.