- Есть какой-то прямой запрет на отпуск?

- Нет, но рапорт должен быть не позднее даты распоряжения о проверке…

- Я всецело на вас полагаюсь в этом вопросе, Елена Даниловна.

*

Люба аккуратно прибрала рабочее место, с сожалением окинув взглядом ровные ряды папок и скоросшивателей. Для любой выпускницы исторического факультета место в секретариате ФСБ было просто высшей планкой. Разве что с каким-нибудь «Газпромом» можно было сравнить. Ей действительно повезло, что декан факультета и научный руководитель был старым знакомым кого-то из руководства ФСБ, и лучшую выпускницу взяли туда, куда не всем были открыты двери. Профессиональный рост не заставил себя ждать: педантичную и аккуратную сотрудницу регулярно награждали грамотами и премиями, и уже через два года повысили до старшего специалиста.

Всё было прекрасно, если бы не старый одноклассник – Данил Захаров, который пробился в силовой спецотряд «Гром» после успешного прохождения военной службы по контракту, и за те же два года потихоньку поднялся до командира, небрежно подставляя и устраняя всех конкурентов. Он не раз подходил к ней с «заманчивыми предложениями» подкинуть информацию, с чем сейчас работает отдел собственной безопасности, и не составляло большого труда догадаться, что он метил на место Дорошенко. Только она не собиралась ни в чём помогать этому отморозку, и тем более – передавать ему хоть что-то из секретной информации, к которой имела доступ.

И тот не постеснялся перейти к другим методам воздействия.

- Ты подумала?

Люба отшатнулась, чуть не вскрикнув, когда из тени рядом с её подъездом вынырнул Захаров собственной персоной. Он скривил губы в неприятной усмешке, заметив её реакцию, и не спеша, подошёл ближе, вынуждая её отступить к тёмному закутку у входа в дом.

- Я уволилась, – прошипела она, на чистом упрямстве, стараясь сдержать дрожь в голосе.

- Да? – почти весело усмехнулся Захаров, наклоняясь к ней ближе. – А ты ничего не забыла?...

- Пусти! – она резко отдёрнула руку, когда он попытался прижать её к стене, понимая, что долго она против него не выстоит, но внезапно массивную фигуру командира силового подразделения ФСБ просто отбросило к противоположной стене.

Люба со всхлипом прижала руки к губам, в ужасе глядя на крупного леопарда, угрожающе наступающего в сторону поднимавшегося по стенке Захарова. Когда тот трясущимися руками вытащил из наплечной кобуры пистолет, зверь прыгнул, с силой выбивая пистолет у него из руки, и угрожающе зарычал, вздыбив шерсть, и Захаров, медленно, стал отползать в сторону. Увидев, что зверь не собирается его преследовать, тот медленно поднялся на ноги и стал отходить, стараясь не переходить на бег.

Когда он скрылся за углом, леопард подошёл к застывшей на месте Любе и добродушно потёрся головой о её ноги, как обычный кот. Она неверяще опустила одну руку и погладила густую, мягкую шерсть на загривке, с удивлением отмечая, что такой крупный зверь может мурлыкать как обычный кот. Он лизнул её в ладонь и убежал за угол, оставив Любу растерянно озираться по сторонам и впервые в жизни сомневаться в своём психическом здоровье.

- Леопард? Здесь?... – Выразительно переспросил Витя, накрывая ей небольшой ужин. Когда дрожащая сестра вернулась домой на полчаса позже обычного, он уже не знал, что и подумать.

- Я сама не верю, – она покачала головой и тяжело выдохнула, прикрывая глаза. – Наверное, из цирка убежал. Надо будет посмотреть новости.

Они почти закончили нехитрый ужин на двоих, когда в дверь позвонили. Люба вздрогнула от резкого звонка, но подошла к двери.

- Прошу прощения за поздний визит, – начальнику ОСБ она открыла дверь без вопросов.

- Я понимаю. – тяжело вздохнула Люба, пропуская его в небольшую квартирку. – Проходите.

Витя молча прошёл в свою комнату, даже не обернувшись в сторону незваного гостя.

- Мой брат, Виктор, – представила она его заинтересованно поднявшему бровь безопаснику. – Ему запрещено общаться со всеми, кроме меня, адвоката и следователя. Он под домашним арестом.

Майор Дорошенко выразительно приподнял вторую бровь и скептически посмотрел на неё.

- И это… причина вашего увольнения?

- Не только, – поморщилась Люба, отводя взгляд. – Я решила сменить сферу деятельности.

- Ага, – задумчиво протянул Дорошенко, пристально глядя на неё. – А капитан Захаров имеет отношение к этому вашему решению?...

Люба поджала губы и глубоко вздохнула, справляясь с подскочившим сердцебиением.

- Капитан Захаров – мой бывший одноклассник. Мы не имели никаких отношений на работе.

- А вне работы?

- К чему вы клоните? – Люба возмущённо сверкнула глазами, как и всегда, когда на неё вываливали несправедливые намёки.

- Обращался ли капитан Захаров к вам с какими-либо просьбами?

- Я не понимаю, – она прикрыла глаза и резко поднялась на ноги. – Если вы меня в чём-то подозреваете, спросите прямо.

- Вы его боитесь? – Дорошенко тоже поднялся на ноги и заинтересованно склонил голову к плечу.

- Нет.

- Он вам угрожал чем-то?

- Нет.

- Ясно, – майор Дорошенко криво усмехнулся. – Не только генерал Филиппов умеет чувствовать прямую ложь, Любовь Сергеевна. Если вы захотите что-то мне рассказать, вы знаете мой телефон.

*

- И всего-то?... – генерал Филиппов недоверчиво смотрел на пару листков бумаги, куда Дорошенко уместил информацию о командире спецотряда «Гром», его связях с Кривцовой, и пару строк о банальнейшем уголовном деле на её брата.

- Мы проглядели его под самым носом, – поморщился Дорошенко, подходя к окну и прикуривая сигарету. – То есть, я проглядел. Мне в последнее время было не до прямых обязанностей. Это серьёзный косяк. Я уже дал распоряжения ребятам прошерстить наших силовиков – мало ли у кого ещё такие тараканы в голове водятся.

- То есть, давай проясним, правильно ли я понял, – генерал Филиппов тяжело поднялся с кресла и подошёл к тому же окну, доставая пачку сигарет. – У нас под носом за полгода откровенный бандит пробился в командирский состав спецотряда, собирал дань с охранных контор по всему городу от нашего имени, и попался только когда стал прямо метить на твоё место?!

- И то, я бы не заметил, если бы Люба так не психанула, – поморщился Дорошенко.

- «Люба»? – выразительно переспросил генерал, оценивающе глядя на смущенного майора.

- Ну нравится она мне давно, понятно же, – он криво усмехнулся. – Всё никак не мог к ней подобраться: такая холодная, неприступная, а внутри огонь горит, как отзывается всё на мои подкаты. Понятно, что на работе не хотела ни с кем отношений, особенно с руководящим составом.

- Ты с ней говорил? Она прямо не хочет возвращаться?

- Говорил, – тяжело выдохнул Дорошенко, – но не так, как хотел. Этот отморозок её к стенке припёр, пришлось вмешаться. А потом я к ней зашёл и спросил про него. И всё – опять как в ракушку закрылась.

- Ладно, потом поговорим начистоту, – вздохнул генерал, возвращаясь к столу. – Этого Захарова когда собираешься закрывать?

- Сейчас материал насобираем. Там эпизодов десять вымогательства группового, половину его отряда с ним пускать надо.

*

Андрей Карпов звонку своего друга детства удивился: после Чечни тот вернулся совершенно безбашенным, и совсем не стремился общаться ни с кем из «гражданских», какие бы они там менты ни были. «Не служил – значит, не мужик», и, совершенно точно, «гражданский». А сейчас вполне серьёзно предложил встретиться – явно, не о погоде поболтать. Карпов просто из интереса поехал к нему – всё равно после увольнения пока заняться было особо нечем.

Данил Захаров встретил его в тельняшке и растянутых домашних трико, и проводил на кухню, где стояла начатая бутылка водки с тарелкой нарезанной колбасы. После Чечни он стригся под машинку, и крупное, мускулистое телосложение от постоянных нагрузок на тренировках в сочетании со сравнительно маленькой головой могло бы показаться почти комичным. Если бы не криво сросшийся после перелома нос и широкий шрам, пересекающий половину лба, едва не задевающий левый глаз. И выражение светлых, почти выцветших глаз: жёсткое, безжалостное, расчётливое. Взгляд человека, видевшего слишком много бесчеловечного. И потерявшего всё человеческое в себе.