– Я не хочу жить, – дрожащим осипшим голосом произнесла она, не поднимая голову с рук.

– Все наладится, вот увидишь…

– Не наладится! – она вздернулась, скинув мою руку с плеч и резко встала. – Тебе меня не понять, – в голосе сквозила обида, будто она винила меня. – Тебе же с самого начала было наплевать на этот конкурс. Но ты дошла до самого конца. И ты, наверное, ещё и победила! Иди! Возвращайся обратно! – вскрикнула она писклявым истеричным голосом.

– Да, для меня это было не так важно, как для тебя, – я попыталась говорить, как можно спокойнее, выдержав недолгую паузу. – Но мне было важно, потому что это твоя мечта…

– Мечты больше нет, – совершенно утопически произнесла она и направилась вдоль улицы. Я хотела было пойти за ней, но получив просьбу о желании побыть в одиночестве, я вернулась обратно и вновь опустилась на корточки на тоже место. Глеб сел рядом.

– Люди так трагичны, – произнес он задумчиво.

Я посмотрела на него, подумав: «Будто вы в том мире не страдаете».

Глеб усмехнулся над моей мыслью.

Вернувшись домой, я всё время ждала звонка от Софьи. Сама позвонить не решалась. Я вдруг ощутила режущее чувство вины. Возможно, мне не стоило участвовать в этом конкурсе, и тогда всё было бы по-другому. Но я надеялась, что всё будет хорошо, ведь будут ещё конкурсы, и тогда мы уж точно всех порвем.

Меня разбудила мама. За завтраком шли новости.

– …Сегодня утром было найдено тело молодой девушки в реке Томь под мостом, – говорила хорошо поставленным голосом телеведущая. – Труп нашли местные рыбаки. Личность девушки уже установлена – Софья Миронова. Известно, что накануне девушка участвовала в Конкурсе Молодых Исполнителей и не смогла победить, вследствие чего и совершила суицид… – Она говорила что-то ещё, но кроме имени и фамилии, которое эхом закричало в моем мозгу, я уже ничего не слышала. Ложка с едой в руке упала сначала мне на ноги, потом на пол, противно звякнув. Перед глазами встала ужасная картина, как Софья летит с моста вниз, стремительно пронзая поверхность реки, и падает на дно. Как разбивает голову об острые камни. Мне стало дурно, внутри все сжалось, тело затряслось, и то сдавленное чувство кошмара, скопившееся в сердце, казалось, вылезало наружу, проглатывая меня целиком. Из носа пошла кровь. Я заплакала.

Похороны состоялись через день. Я была там. Пока готовили могилу, я стояла у гроба и смотрела на труп своей подруги. Её кожа успела посинеть и немного припухнуть, глаза крепко закрыты. Голову она не разбивала. Танатокосметологи одели её в белое платье, аккуратно уложили волосы и даже слегка накрасили молодое, теперь навечно, личико. Как спящая невеста. Казалось, что вот-вот проснётся и заговорит.

– Зачем ты это сделала? – тихо прошептала я. На глаза сразу навернулись слёзы. Я дотронулась до её руки, она была ледяной и окаменелой, будто передо мной статуя, а не когда-то живой человек. Мне захотелось вернуться обратно и остановить её. Почему я не пошла за ней? Зачем послушала её, и я осталась сидеть на месте? Эти же вопросы мне задавали и Софьины родители, конечно не вслух, но их глаза… Они кричали.

– Ты уже ничего не могла изменить, – произнес Глеб, он стоял у изголовья гроба. – Ты лишь бы отсрочила неминуемое. Она давно решила, что если не станет певицей, то смысла в её жизни нет. Её это мучило. Теперь её душа свободна.

Его слова пронзили меня. Как плохо оказывается я знала свою подругу. Даже не увидела в ней желания умереть. Не почувствовала всей боли её души.

Похороны проходили очень тяжело. Все рыдали. Происходящее сводило с ума. Моя голова кружилась, словно я была пьяна. После того, как процесс похорон завершился, мои родители поехали вместе с родителями Софьи, чтобы помочь им добраться до дома. Меня же отправили домой. Один из дальних родственников семьи Мироновых благодушно вызвался отвезти меня. И вот тут-то время превратилось в улитку и тянулось бесконечно долго.

Я молча сидела в кресле и смотрела в одну точку.

Я снова одна. Зачем ты покинула меня, глупая девчонка?

Мне захотелось отругать её. Ведь так поступают только глупцы. Ведь это такая ерунда, все эти конкурсы, пение. Она думала о смерти и раньше. Она всё заранее решила. И вот он – идеальный предлог. Мне становилось только хуже. Всё происходящее напоминало дурной сон…

Шли дни, бессмысленные и пасмурные. Хотя иногда сквозь тучи проглядывало солнышко, мне всё равно казалось, будто идёт дождь. Родители переживали, глядя, как я страдаю. Меня пожирало одиночество. Даже Глеб не мог ничем помочь. Через несколько дней должен был состояться мой день рождения, о праздновании которого не могло быть и речи. Мне казалось, что я самый несчастный человек на земле. Мир потерял яркие краски, став серым и обыденным. Находясь у себя в спальне, краем уха я услышала знакомый голос. По телевизору в гостиной шла какая-то передача в которой участвовала Пэрис. Я быстро спустилась вниз.

«Как вы прокомментируете то, что одна из финалисток покончила жизнь самоубийством?» – спрашивал мужской голос за кадром.

«Я считаю это глупо», – отвечала она, сидя на маленьком кожаном диване, сложив руки, как императрица, на боковые спинки: «Хотя я её понимаю».

«Правда, что Ми-Леди предлагала её семье большую сумму денег в знак соболезнования?»

«Я не в курсе. Спросите её об этом сами».

«Понравилось ли вам петь с Ми-Леди?»

Она что-то ответила, а мне опять подурнело. Какой бред! Без эмоций, без каких-либо чувств, словно робот, говорить о смерти человека, подростка! Который совсем не успел пожить. Все они не люди, а лишь бессердечные тени.

«Считаете ли вы, что вам повезло? Ведь первое место заняла другая участница, которая преждевременно покинула проект, не дождавшись результатов конкурса?» – вновь моё внимание привлек телевизор, вытаскивая меня своей когтистой лапой из мучительных мыслей.

«А мне вообще всегда везёт», – с ехидной улыбкой она посмотрела прямо в камеру, будто знала, что я смотрю на неё. Я выключила телевизор, больше не могла видеть её довольную ухмылку.

Значит, я все-таки победила. Но мне наплевать. Мне это не нужно.

– Ты можешь поставить её на место, – вдруг вмешался в мои мысли Глеб, он скрестил руки на груди и деловито приподнял левую бровь.

– В смысле? – не поняла я.

– Эта стерва заняла твоё место не по праву.

– Мне всё равно, – выдохнула я, – Пусть она делает, что хочет.

– Ради Софьи…

Я не знала, что ответить ещё. Конечно, надо поставить эту чертовку на место. Но у меня совсем не осталось сил. В ответ я лишь отрицательно помотала головой и ушла обратно в спальню.

Я просто лежала на кровати и смотрела в потолок. Внутри образовалась гнетущая пустота, которую ничем не заполнить. Великое уныние впитывалось в каждую клеточку тела, заставляя его содрогаться от колющих и режущих мыслей. Иногда я поворачивалась на бок и смотрела в окно, как пролетают птицы, падают сухие желтые листья. Вспоминались счастливые моменты, проведённые с Софьей. Но следом сразу приходило чувство утраты. Все перемешивалось, меня начинало тошнить. Потом я вновь переворачивалась на спину, закрывала глаза и снова начинала вспоминать. Снова и снова, причиняя себе невыносимую боль. Отец говорил, что когда умирает любимый питомец, нужно сразу же завести другого, чтобы не тосковать. Но ведь это невозможно. Заменить – значит предать. И я опять начинала плакать от обиды, от сожаления. Потом наступала злость, я сжимала до боли кулаки, потом опять поворачивалась на бок. И так длилось очень долго, пока не заканчивался день. В изнеможении от своих мыслей, я, сама того не замечая, засыпала. Сны мне не снились, словно я и не спала. От этого становилось ещё хуже.