– Ба! Да если бы я хотел, давно бы свалил отсюда. Как тот матрос, которого вы упустили. А знаете, почему я остался? Мне сделалось интересно. Я рисковый парень, если вы ещё не поняли; особенно если есть, ради чего рисковать. Ну как, дошло? Вам нужен не пленник, а партнёр. И я готов подписаться на это дельце за равную долю. Сколько там вы взяли у Бледного?

Все взгляды устремились на главу семейства. Ориджаба-старший не спешил с ответом: он явно что-то прикидывал. Я буквально чувствовал, как скрипят его примитивные мозги. Разумеется, он не собирался со мной делиться. Скорее всего, сейчас он согласится – для вида. А дальше… Что помешает им прикончить бледнокожего, как только надобность в нем отпадет? Мне придется оставаться незаменимым как можно дольше!

В душе моей медленно, но верно просыпался азарт предстоящей схватки. Давным-давно я не испытывал этого чувства; со времен моего последнего дела, два года назад… Я победил тогда, той страшной зимой – но эта победа немногим отличалась от поражения. Я думал, что выгорел дотла – но вот на пепелище, сквозь угли и гарь, пробились свежие ростки… Посмотрим, кто кого!

– Скажи-ка, парень, – прищурился Папа. – С чего это мы должны тебе доверять?

– А какая у вас альтернатива? Ну, подумай же. Прикинь шансы.

– Кто ты такой? – внезапно выпалил Гас. – Ты не похож на простого матроса!

– Верно. Я очутился на корабле почти случайно – надо было срочно отбыть на юг. Мне ведь тоже не стоит слишком задерживаться в Амфитрите. Может оказаться чертовски вредным для здоровья, – тут я подмигнул ему.

– Чем ты занимаешься? – не отставал он.

– Проворачиваю разного рода делишки.

– Так ты вор? Или контрабандист?

– Ни то, ни другое. Но у меня есть и такие связи. Считай, я просто ловкий парень, который не упустит случая отхватить жирный куш.

– Да что вы все уши развесили? Где гарантия, что бледнокожий не сдаст нас при первой возможности! – сердито воскликнула одна из девушек, та, что побойчее.

– Я деловой бледнокожий, просекаешь? И свой кусок пирога упускать не люблю. Говорю же: хотел бы удрать от вас – давно удрал бы, – я отвечал ей, но смотрел только на Папу. – К слову, я не очень-то верю в щедрые посулы Кроста; уж больно мерзкая у него репутация.

Папа Ориджаба скрипуче расхохотался.

– Да, тебе палец в рот не клади! Ладно… Считай, ты в доле, ловкач. Как там тебя зовут?

– Зови Ловкачом. Мне это нравится, – прищурился я. – И вот что. Равная доля, как у всех, без подлянок и оговорок!

– Идёт, парень!

– Отлично. В таком случае, я хотел бы для начала получить назад свои вещички. Раз уж мы теперь партнёры…

– Да не вопрос! Ну, кроме денег, конечно, – осклабился он. – Твои трито пойдут в общий котёл… Раз уж мы теперь партнёры!

– Не возражаю. А теперь расскажи мне, чего такого ценного вы увели у душки Кроста… И кстати, я чертовски голоден. Надеюсь, твои девчонки умеют готовить?

Я не питал иллюзий по поводу разбойной семейки. У них на руках уже была кровь; одним больше, одним меньше – разница невелика. Не сомневаюсь, наше так называемое «партнёрство» продлится ровно до той минуты, как у них отпадёт надобность в пиассе. Потом – стрела меж лопаток, и здравствуй, илистое дно какой-нибудь безымянной, поросшей камышом протоки. Не самая лучшая судьба для Эдуара Монтескрипта, частного сыщика, мнившего себя интеллектуалом… Хотя по сравнению с папашей Ориджаба я и впрямь выглядел умником.

Идиотизм этого преступления был столь велик, что даже по-своему талантлив. Семейка Ориджаба вляпалась в киднеппинг, как сигающий с крыши самоубийца – без оглядки и без возможности что-либо изменить. Они даже не удосужились выяснить, кому предназначался живой товар – в противном случае, уверен, Папа сразу же отказался бы от этой затеи. Мало того, он совершенно не представлял, кого именно они увели из-под носа у Бледного Кроста. И при таком вот раскладе Ориджаба-старший оставался неисправимым оптимистом!

– Не мельтеши, Ловкач! Скоро всё станет ясно, – самодовольно ухмылялся он. – Дельце должно дозреть, сечёшь фишку? Когда объявятся основные игроки, мы выберем самого надежного и сделаем нашу ставку. Главное – продержаться…

– Да не выйдет у вас продержаться. Головорезы Кроста землю носом роют. Потом, этот пиасс наверняка уже в полицейском розыске – а плюс к тому ещё и фрогская мафия захочет душевно побеседовать с теми, кто решил возродить на её территории славные традиции речного пиратства… Чёрт, шеф, можно, я прямо сейчас сойду на берег и посмотрю спектакль оттуда? Просто не хочу попасть под раздачу, когда тут начнутся танцы с острым железом и пулями!

Ориджаба-старший помолчал, явно что-то прикидывая.

– Ладно. Твои предложения?

– Первое – убраться из Амфитриты. Это вроде как выдернуть голову из-под топора. Второе… Я бы поболтал с девчонкой. Узнал бы, кто её родители. Думаю, они заинтересованы в том, чтобы вернуть дочь целой и невредимой, куда больше, чем кто-либо ещё. Вот тебе и покупатели на наш товар, лучшие из всех возможных.

– Поговорить? Ха! А то мы не пытались?! Маленькая засранка тотчас забивается в угол, из неё слова клещами не вытянуть… Но знаешь, ты попробуй, вдруг выйдет. Чем только князья преисподней не шутят, – вдруг хитро прищурился он.

Да уж получше, чем у вас, грязные ублюдки, мысленно ответил я ему; но вслух сказал лишь:

– Попробую. Я обаятельный.

– Не нравится мне этот тип, Морфи. Уж больно скользкий, – Гас передёрнул плечами. – Зря Папа с ним связался, и на корабль мы полезли зря…

И вообще зря взялись за это дело, мысленно закончил Морфи. Этот монолог он слышал не в первый и, наверное, даже не в десятый раз. Постоянное нытьё «братца» уже начало понемногу доставать. Умник-то он умник, а как до дела дошло – скис, сдулся… Толку от этих причитаний! Лучше бы чего дельное предложил!

А Ловкач и впрямь оказался ловок. Выпросив у хмурой Олури мелкий кухонный ножик, он в два счёта соорудил из подобранного в трюме куска деревяшки и старого гвоздя волчок – и принялся с азартом его запускать. Дурацкое занятие, достойное разве что несмышлёной малышни – но именно оно заинтересовало их молчаливый «трофей»… Спустя пять минут пленница вылезла из своего угла; спустя десять – Ловкач учил её закручивать непослушную штуковину при помощи верёвочки… А спустя полчаса они уже вовсю болтали, не обращая ровным счетом никакого внимания на развесившую уши семейку Ориджаба.

Её звали Элин; и была она дочерью важной шишки из южных провинций – то ли очень богатого торговца, то ли вообще одного из многочисленных тамошних князьков, наместников Его Величества. Во всяком случае, своё прежнее жильё она описывала как «наш речной дворец», щебетала о слугах, выполнявших любое её желание, и «папочкиных кораблях», причаливавших прямо к уходящим в воду ступенькам дворцовой террасы… А однажды её посадили на самый большой из кораблей – и началось неспешное путешествие на север, в столицу. Каждый день на палубе играла музыка, а по вечерам актёры устраивали представления – разыгрывали сказки, «…а я с нянечками смотрела»…

– Разве папа не говорил тебе, зачем вы поплыли в Амфитриту? – вкрадчиво поинтересовался Ловкач.

– Говорил! Он обещал мне вояж по лавкам вкусностей, и мы хотели попасть на карнавал… А, ещё он хотел показать мне мальчика, за которого меня выдадут замуж, когда я стану взрослой…

В этот момент семейство Ориджаба обменялось выразительными взглядами. Обычай сговариваться о будущих брачных союзах был в почёте среди родовитой фрогской аристократии, особенно у тех кланов, чьё влияние и богатство зиждились на землевладении…

Жизнь маленькой Элин рухнула в один миг. Её похитили прямо из номера гостиницы – одурманили, фукнув в лицо усыпляющим газом, затолкали безвольное тельце в мешок и унесли. Очнулась она в грязном подвале. Время от времени туда приходили фроги – огромные, страшные; они тыкали в её сторону пальцами, спорили о чем-то хриплыми голосами. Она просилась домой – над ней потешались. Она плакала – на неё наорали и велели заткнуться. Её кормили объедками; ночная рубашонка, что была на ней, истрепалась и перепачкалась так, что липла к телу. Прошло много дней… Очень, очень много. Она не знает, сколько. Сначала по ночам было холодно, потом стало теплее, а потом сгустилась душная жара – из-за неё она не могла ни уснуть, ни взбодриться толком, проводя целые дни в полузабытье. А однажды её вытащили из темницы и приковали к цепи внутри большого деревянного ящика. Перед тем как заколотить гвозди, один из тех страшных фрогов показал ей огромный нож и пригрозил выпотрошить, словно рыбу, если она издаст хотя бы один звук…