– А продукты? Сколько можно одну пшенку жрать! А мыло? После работы не помыться толком! Жилье будет строиться или вторую зиму в палатках? – неслось со всех сторон. – А электричество когда будет?

– Вот об электричестве я и хотел с вами поговорить, – неожиданно отреагировал Осипов, и все вокруг замолчали. – Без электричества, известное дело, и ни туды, и ни сюды. Для будущего завода, товарищи, своя электростанция будет строиться. И не только для завода. Она и жилье станет освещать, и школы, и больницы, словом, весь Соцгород. Да и в Потехино в перспективе линия пойдет, не век же там халупам стоять, перестроим и Потехино на новый, социалистический лад. Но ТЭЦ в один день не построишь, плюс надо будет наладить ее снабжение бурым углем с Камаданского месторождения. Короче говоря, товарищи, на первых порах строительство будет обеспечиваться от действующей линии, которая идет через Холминск. То ответвление, что на Потехино есть, оно нам не подходит, мощности не хватит. В общем задача следующая. Нужно в кратчайшие сроки построить линию электропередачи от магистрали к нам сюда. Это от ближайшей точки четырнадцать с половиной километров. Принято решение перебросить для решения задачи первую бригаду или объединенную, кто как называет. Задача, товарищи, следующая: установить деревянные опоры, выровнять землю под линией, чтоб никаких там деревьев лишних, кустарника, ям, промоин не было. Ясна задача?

– Ребята, вопросы есть? – крикнул Кудрявцев.

– Подожди, Евгений, – остановил его рукой Осипов. – Забыл вот что сказать. Задача первой бригады – это фактически установка опор. Сами провода будут натягивать специалисты, штаб строительства об этом уже договорился с крайкомом. Вот теперь вопросы давайте.

– А как же на котловане? Вместо первой бригады пришлют кого-то? – послышалось и слева, и справа.

– Нет, товарищи. Лишних рук у нас не имеется. Остающиеся бригады должны будут продолжить своими силами, причем без снижения объема работ. Выход тут только один: временно увеличим рабочий день и отменим выходной.

После этих слов установилась гнетущая тишина, от которой незримо веяло растущим напряжением. И оно прорвалось.

– Тише, товарищи! Тише! – крикнул Осипов настолько громко, что смог заглушить несущийся отовсюду гул недовольства. – Вы же все сознательные люди, добровольцы. Чего греха таить, не хватает нам людей. Сильно не хватает. Но скоро еще приедут, товарищ Вигулис обратился в ЦК комсомола. Плюс должны прибыть два батальона военных строителей. Ну и ОГПУ тоже помощь окажет… по своей линии.

Осипов перевел дух и продолжил уже тише:

– Товарищи, ребята, девчата! Эти сложности временные. В выходной будет сокращенный рабочий день. Баню никто не отменял. Со снабжением вопрос решаем и решим. Я на вас надеюсь, очень надеюсь и верю, что не подведете. Вы же комсомольцы, в конце концов!

– Не все, – поспешил уточнить Кудрявцев, – многие еще не вступили.

– А почему не вступили? – Осипов пристально посмотрел на Женьку, а потом обвел взглядом сидевшую впереди других первую бригаду, остановившись почему-то на Мотьке. – Вот ты комсомолец?

– Нет, – замотал головой Зарубин, которому стало не по себе от намечающихся расспросов у всех на глазах.

– А почему не вступаешь? Зовут тебя как?

– Это Матвей Зарубин, – пришел на помощь вконец растерявшемуся Мотьке Кудрявцев. – Он у нас из трудколонии, там воспитывался. Сами знаете, товарищ Осипов, заведение режимное.

– Так ты, Зарубин, из беспризорников, значит? – смягчился Афанасий Иванович и строго посмотрел на Кудрявцева. – Трудколония, Евгений, это не тюрьма, а воспитательное учреждение для беспризорников. Если там ячейки комсомольской не было, что, прямо скажу, мне непонятно, то сейчас кто мешает принять?

Осипов закашлялся и продолжил:

– В общем, ребята, у меня все. Завтра распорядок такой. Первая бригада на котлован не идет, а грузит инструмент, продукты, имущество, какое нужно. Одну машину для перевозки выделим. Если надо, два рейса шофер сделает. Все остальные с утра сюда на котлован. Всё, товарищи, пойду я, до свидания!

Осипов удалился. За ним поднялись и пошли по направлению к палаткам и бригады. Осталась только объединенная. Ребята сидели молча, разговаривать никому не хотелось. Первым в итоге подал голос Женька Кудрявцев:

– Ребята, мы же знали, что трудности будут. Все сознательно сюда приехали. От нас зависит, чтоб побыстрее электроэнергию строительству дать.

– Перестань агитировать!.. – зазвучали недовольные возгласы со всех сторон. – Ты бы лучше о деле, Кудрявцев, говорил… Где лес брать под опоры?.. Чем под ямы землю долбить будем?

Женька молчал, потупив глаза. Матвей тоже задумался. Действительно, неясно было почти все. Как срубленные стволы в эти самые опоры превращать? На какую глубину закапывать? Или раствор делать и в ямы заливать?

Матвей вдруг понял, что все эти производственные вопросы, сами по себе достаточно важные, он прокручивает в голове с одной-единственной целью: не думать об откладывающемся на мучительно долгие недели свидании с Ревмирой. Это из Соцгорода, даже если попутки не будет, за выходной можно управиться туда-назад. Подумаешь, с десяток километров в одну сторону! Что это для молодого, полного сил, несмотря на пшенную «диету», организма? А вот с будущей трассы так просто не находишься. Во-первых, Холминск по другую сторону от Соцгорода. А во-вторых, и выходных теперь не будет, пока электричество на строительство не подадим.

До сознания Матвея начали долетать внешние звуки. Ребята вокруг формулировали вопросы, а Кудрявцев, усиленно слюнявя языком карандаш, записывал в своем замусоленном блокнотике. Все эти столбы, дорога, изоляторы, глубина закапывания слились в единый ручеек слов, который журчал и уносил с собой Ревмиру. Перед глазами Матвея закружились желтые розы, неистово заколыхалась легкая занавеска, готовая обхватить фигурку Ревмиры, запеленать поверх сказочно красивого розового платья. Моте даже показалось, что девушка отвернулась от окна и посмотрела на него, посмотрела обоими глазами. Василий Становой изобразил девушку в профиль, и Матвею, когда он, завороженный, стоял в музее, мучительно хотелось увидеть скрытый художником правый глаз и убедиться, что он не менее прекрасен, чем левый. И вот сейчас он, Мотька, видит полностью обращенное к нему лицо Ревмиры и убеждается, что она еще обворожительней, еще восхитительней, чем тогда, во время первого и пока единственного свидания в музее.

– Чему улыбаешься? – Зарубин не сразу сообразил, что голос Кудрявцева обращен именно к нему. – Тебе все понятно? Вопросов не имеешь?

Мотька замотал головой. Все его вопросы растаяли, как только в глазах возникла Ревмира, манящая и таинственная.

– Тогда у меня к тебе вопрос имеется, – не унимался Кудрявцев. – Чего в комсомол заявление не подаешь? Сам ведь слышал, что товарищ Осипов сказал.

– Так он… это… – замялся Матвей, – только сейчас сказал.

– Не важно! – рубанул рукой Женька. – Сказал и точка! И вообще, Зарубин, ты после дня рождения сам не свой ходишь.

– Это его не день рождения, а картина музейная доконала, – язвительно растянул рот в улыбке Хотиненко.

– Да пошел ты! – взбрыкнул Мотя и добавил, куда именно, в более крепких выражениях.

– Леха, а ты чего сам? – переключил на Хотиненко свое внимание Кудрявцев.

– Чего сам? – не понял Лешка. – Я в музее со всеми побывал. Так сказать, культурный уровень повысил, и все, баста, пора на работу.

– Не про то спрашиваю, – Женька махнул рукой в сторону. – Когда заявление в комсомол напишешь?

– И напишу! – неожиданно громко заявил Хотиненко. – Вот хоть завтра напишу, чтобы меня прямо на трассе приняли!

– Ладно, ребята, пошли ужинать. Вы там оставьте мне порцию, я пока Осипова разыщу. Надо же разобраться, кто нами руководить на прокладке линии будет, – подытожил Кузнецов и обвел бригаду взглядом. – А кто-нить вообще знает, как линию электропередач строить? Есть хоть один электрик?