Брук честно старалась переваривать ту информацию, что сидящая напротив блондинка вываливала на неё. Но все слова доходили, словно сквозь толщу воды. Не такую историю она рассчитывала услышать… Как говорила когда-то Алекс, у неё рвался шаблон за шаблоном. Как обои, которые слой за слоем клеили друг на друга, только вот сейчас остались лишь голые стены.
— Ладно, тогда… — голос девушки стал непривычно хриплым. — Последний вопрос. С чего это вдруг ты захотела меня увидеть?
Амелия бросила на неё удивленный взгляд, и Стоун бы ему поверила, если только не одно «но» — точно так же она сама смотрела на приемных родителей, когда что-то натворила и пыталась прикинуться невинной овечкой.
— Брось, Амелия. Я далеко не дура. Ты же не просто так ввела в базу данных тест на отцовство, правда?
Женщина в задумчивости поставила бокал на стол.
— Смекалистая… Да, я просто… — она избегала смотреть дочери в глаза, осматривая с особым усердием интерьер комнаты. — Это сложно объяснить. Надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь. Просто в один день я осознала, что никакой алкоголь не зальёт моего одиночества. И я вспомнила, что когда-то у меня была дочь. Интересно было посмотреть, какой ты выросла спустя столько времени. Я не собиралась приближаться к тебе, честное слово. Ну, а потом… — Амели запнулась, будто подбирая более подходящие слова. — Вся та история со Старком. Я испугалась и убрала практически всю информацию о себе и тебе из архивов, убрала своё имя из графы «родители». Конечно, Тони уже знал, что он твой отец, но я не могла допустить, чтобы о тебе узнал кто-то ещё…
— Так, хватит! — Брук резко поднялась. Голову сжимало невидимыми тисками, замедляя ход мыслей. — Твоя забота была лишней, — девушка говорила тихо, но её слова звучали четко. — Спасибо, что ответила на вопросы. Надеюсь, мы больше никогда не пересечёмся. Можешь спокойно продолжать жить, словно ты обо мне никогда не знала.
Стоун стоило огромных усилий, чтобы спокойно выйти из гостиной, а не выбежать. Сейчас у неё было только одно желание — скрыться где-то далеко, чтобы не было ни единой живой души вокруг, выораться так, чтобы было слышно аж на другом конце континента. И никакому логическому объяснению это желание не поддавалось. У неё были ответы, обретённая «мать», но почему-то от этого чёртового тянущего чувства в груди становилось ещё противнее. Хотелось усесться где-нибудь в уголке и расплакаться. Даже нет, разреветься. Потому что сильно много всего.
Слишком большой напор.
Спокойным шагом дойдя до ворот, Брук пришлось остановиться. Вдох не привёл бушевавшие мысли в порядок да и чувства, к слову, тоже, — разве что подавил рвавшийся наружу всхлип.
Она же не заплачет, верно?
Стив стоял к ней спиной, присев на сиденье мотоцикла. Девушка, поддавшись порыву, обернулась, уже наперёд зная, что Амелия следит за ней из-за шторы. Этот липкий, оценивающий взгляд… Пронизывающий. Брук сразу же захотелось смыть его с себя, оттереть, содрать с кожей.
Ещё один вдох и теперь она уже увереннее зашагала к другу. Почувствовав движение за спиной он обернулся и вытащил наушники.
— Ну, как прошло?
Дерьмово, Стив… Я снова почувствовала себя игрушкой, которую таскают туда-сюда с чердака. Захотели — поигрались, надоела — отложили до лучших времен.
— Её зовут Амелия, Стивен. Женщину, что родила меня, зовут Амелия, — сказала девушка и выдавила из себя подобие улыбки.
Он, казалось, все понял без слов. Стив быстро преодолел расстояние между ними и заключил Брук в объятия. А она, не сдержавшись, уткнулась ему в грудь и расплакалась. Горько и по-детски, громко всхлипывая и обнимая его в ответ.
Потому что это была её минута слабости. Тот самый переломный момент, когда не было сил сдерживать истерику.
Сейчас можно.
А Стив что-то тихо шептал ей на ухо, успокаивающе гладил по спине. Уверял, что все изменится к лучшему (и не важно, что именно произошло). Брук цеплялась за него, как за спасательный круг. Она понимала — ничего уже не будет «как прежде». Все недосказанные истории остались позади, так же, как и вопросы.
***
12 мая 2012 года
«Попробуй бегать по утрам», — сказал ей Уилл. — «Беспроигрышный вариант, если нужно сбросить напряжение после плохого сна. Или, что в твоём случае тоже подходит, на некоторое время избавиться от ненужных воспоминаний».
Тогда Брук ещё подумала, что воспоминания как раз-таки нужны ей. Кем же она тогда будет, если начнет от них избавляться? Это будет настоящим предательством по отношению к себе — вот так вот взять и обрезать всё, что ты пережил, пусть и на пару минут. Но так она думала ровно до того момента, пока спустя день после нападения инопланетных чудищ наконец не решилась вернуться к себе в квартиру.
Стоун не была истеричкой и лила слезы довольно редко. Из-за этого многие одноклассницы на совместных ночёвках после просмотра какого-то слезливого фильма называли её холодным и бессердечным айсбергом. Даже когда девушка на физкультуре вывихнула плечо, она, сжав зубы и непечатно ругаясь, без слёз дошла до медпункта. Единственное, что Брук отвечала потом заинтересованным одноклассникам, когда пришла в школу: «Бывало и хуже».
Но эта боль не была сравнима с физической, да и вообще нельзя было сказать, что у неё что-то болело. Просто ныло под ребрами. Тянуло, выворачивало и обрывалось. Раз за разом, словно замкнутый круг. Впервые Брук не хотела заходить в свою квартиру. Там было до ужаса, до дрожи в коленках пусто. И, тем не менее, комнаты хранили ещё память о погибшей хозяйке. Все напоминало об Алекс, и это буквально свалилось на Бруклин волной. Тонны воспоминаний и все в один миг.
Она тихо сползла спиной по стенке, словно собиралась потерять сознание, и так и просидела напротив двери в комнату подруги пол ночи. Без слез, криков или истерик. Девушка сидела и просто смотрела. Это был её личный кошмар, только наяву. После похорон, после дня, проведенного на работе (где она уверяла практически всех, что с ней все хорошо), её наконец-таки нагнало то чувство безысходности и потери, которым все упивались на кладбище. С этим всем также появились кошмары. Брук вскакивала посреди ночи в холодном поту, хватая лежащий под подушкой пистолет и в панике оглядывая комнату. После парочки таких пробуждений девушка впервые в жизни пошла на кухню за снотворным.
Пробежка стала её спасением. И, что более странно, девочка-подросток с этажа выше. Она пересеклась с Брук, когда та выходила из квартиры утром с плеером и наушниками в руке. Стейси тоже была одета в спортивные штаны и толстовку, поэтому не сложно было сложить два плюс два. Тогда Бруклин и предложила девочке бегать вместе — все-таки так веселее.
И легче будет не думать.
Но в этот раз Стейси, как любил говорить Уилл, отморозилась, ссылаясь на дела, не требующие отлагательств. Стоун сразу же поняла, что её временная партнерша по бегу просто хочет отоспаться в выходной день, но виду не подала.
Ну хоть кто-то спит спокойно.
Бегать с музыкой было сплошное наказание — наушники то и дело выпадали из ушей, что бесило девушку неимоверно. После третьей попытки она просто засунула неудобные проводки в карман спортивных штанов и побежала дальше.
Как оказалось, в одиночке, среди всего остального мира, было ещё хуже, чем в наушниках. Шум вокруг, беглые взгляды на прохожих… С каждым разом Брук заставляла бежать себя всё быстрее и быстрее, чтобы не смотреть, не видеть всего этого вокруг. Даже когда в груди уже нещадно пекло, она не остановилась, а только ускорилась.
Так до фонтана девушка чуть ли не доползла, а достигнув цели — сипло выдохнула и уселась прямо на тротуар. Дышать было трудно, её легкие словно раскаленным железом сдавило, зато в голове была блаженная пустота. Ни единой мысли. Ни одного воспоминания. Только ради всего этого девушка была готова пробежаться так ещё раз, даже если придется разорвать к чертям её собственные легкие.
Восстановив дыхание, Брук открыла глаза и заметила, что бегающих людей стало больше, чем когда она выходила. Сколько же тогда она так просидела?