— Я предлагаю тебе сделку, — начал Тамлин, сложив руки. — Я помогу вам, но в обмен ожидаю, что ты расскажешь мне все о людях, с которыми я якобы вступил в сговор.

Дерьмо.

Они не могут раскрыть эту информацию. Рисанд сказал, что они должны избегать Тамлина любой ценой, и независимо от того, был он в сговоре с этими людьми или нет, разглашать все, что они узнали, было очень плохой идеей…

— Договорились, — сказал Азриэль.

— Что? — Гвин вздохнула, переключив внимание с Тамлина на Азриэля. Вдоль шеи Поющего с Тенями начала расти черная метка, похожая на вьющуюся лозу плюща. — Ты… ты идиот.

Тамлин посторонился, и Азриэль вошел в поместье. — Он говорит правду. Он не работает с ними, — объяснил Поющий с Тенями. — А твоя жизнь важнее, чем чья-то гордость.

Прежде чем Гвин успела возразить, Тамлин велел Азриэль следовать за ним в чайную гостиную, хотя Гвин сильно сомневалась, что в этом доме есть место, пригодное для чаепития. Плющ поднимался от пола до потолка, огибая перила парадной лестницы. Стены были испещрены следами когтей, а портреты, оставшиеся висеть, были перекошены, словно их бросили в спешке.

— Положи ее на бок, на диван, — сказал Тамлин, когда они вошли в помещение, которое, как поняла Гвин, и было чайной гостиной.

Одно из окон в стене было разбито, и внутрь пробивалась живая изгородь, сильно контрастируя с чистыми белыми портьерами. Остальные окна, похоже, были целы. Все, что говорили о Верховном Лорде Весеннего Двора оказалось правдой. Он был в полном беспорядке. Но все же Гвин отметила, что, похоже, Верховный Лорд прилагает некоторые усилия, чтобы привести себя в порядок. Может, он и был полным мудаком, но Гвин знала, каково собирать себя по кусочкам после того, как тебя сломали, и поэтому испытывала к Тамлину странную симпатию. Или, скорее, ей хотелось верить в то, что ему удастся восстановить свою жизнь.

— Гвин, я собираюсь посадить тебя, — сказал Азриэль, останавливаясь.

На мгновение она была благодарна, что они прекратили движение, но потом Азриэль опустил ее на жесткий диван, и она увидела стрелу, торчащую над ее бедром.

Гвин замерла, ужаснувшись этого зрелища, и снова поборола порыв вырвать стрелу. Кровь продолжала сочиться из раны, и жрица могла бы задохнуться, если бы не была так ошеломлена болью, пронзившей ее плечо.

— Ты знаешь, что делать, Поющий с Тенями? — пробурчал Тамлин.

Молчание Азриэля не было редкостью, но это молчание было гнетущим. Она догадывалась, что у иллирийца есть медицинская подготовка, но это тот, кто он есть. Иллириец. Благословленный быстрым исцелением. И поскольку большую часть своей жизни он провел с другими иллирийцами, а в остальном держался особняком, вполне вероятно, что его навыки врачевания были… скудными.

Верховный Лорд остановил взгляд на ее ране. — Не самая обычная стрела, не так ли? Но не из ясеня…

— Ее наконечник состоит из шипов, — скривился Азриэль, убирая волосы со лба.

Тамлин вздохнул. — Сними с нее доспехи и рубашку. Я вернусь с бинтами, полотенцами и чистой водой. — Ухмылка. — И швейным набором.

Шаги стали удаляться.

Гвин не сводила глаз с портьеры и ее складок, ее челюсть сжалась, когда она подавила всхлип дискомфорта и боли. Снять рубашку? Чтобы незнакомец увидел ее обнаженной? Чтобы незнакомец смог прикоснуться к ней голыми руками? По позвоночнику Гвин прошла дрожь.

— Гвин. — Азриэль опустился на колени рядом с ней так, что ей пришлось посмотреть ему в глаза. В эти красивые, но напряженные глаза. — Я не позволю ему прикоснуться к тебе. Он может сказать мне, что делать, и я сделаю. Я заставлю его уйти.

Ее сердце бешено колотилось, а в ушах стоял грохот.

— Гвин, все хорошо.

Но заверения Азриэля пропали втуне, когда в ушах жрицы раздались крики — крики тех, кто давно уже мертв. Зловещий смех мужчин, что были гораздо крупнее ее. В глазах у Гвин все вспыхнуло ярким белым светом, и она почувствовала боль, пронизывающую ее насквозь.

— Дыши для меня. Я не позволю ему прикоснуться к тебе.

Затем Гвин услышала звук удара и крик, принадлежавший жрице, которая разлетелась на миллион кусочков. Просьбы Азриэля не закрывать глаза оказались бесполезны.

Ты, я и бегущие воды. Именно эту песню пел Азриэль. Она проснулась под нее несколько минут назад, и решила не открывать тяжелые глаза, а лежать и слушать.

Его голос был прекрасен. Богатый, хриплый, баритон, переходящий в тенор. Некоторые ноты, которые он брал, напоминали ей шлейф темного дыма, другие были гладкими, как атлас. В его голосе можно было потеряться и он заставлял задуматься. Ей было интересно, как бы он звучал, исполняя гимны или веселые песни. Ей было интересно, как бы он звучал, аккомпанируя себе на скрипке или флейте.

В конце концов песня закончилась, и Азриэль тяжело выдохнул.

Гвин заставила себя открыть глаза и обнаружила, что находится в беззвездном море, которое мог создать только голос Поющего с Тенями. Она видела только себя, лежащую на большой кровати, застеленной белым одеялом. Слева от нее в кресле сидел Азриэль, положив локти на колени и склонив голову.

Она не в первый раз слышала его пение, но ей хотелось сделать комплимент еще раз. — У тебя прекрасный голос, Поющий с Тенями.

И тут же жидкая черная тьма отступила, словно вода из ванны. Она превратилась в шлейфы колышущихся теней, которые легли на плечи Азриэля. Он поднял голову, и Гвин заметила его красные глаза. Как будто он плакал.

Его руки лежали на кровати, прося дотронуться до них. Не раздумывая, Гвин вложила свои пальцы в его ладони, и он крепко сжал их.

— Слава богам, — прошептал он, проводя большими пальцами по ее ладони. — Я боялся, что ты не проснешься.

— Почему?

— Ты потеряла сознание при большой потере крови. Когда такое случается, люди часто не приходят в себя месяцами, годами… или вообще никогда.

Сердце Гвин заколотилось, когда она огляделась вокруг. Она находилась в большой комнате с бледно-зелеными стенами, мраморный пол заливал маслянистый свет, лившийся через длинные большие окна с грязными стеклами. Они все еще находились в Весеннем дворе. — Как долго я была в отключке?

— Чуть больше суток, к счастью. Тамлин дал нам комнату в хорошей части поместья. Взгляд Азриэля не отрывался от их переплетенных пальцев. — Сначала он немного сопротивлялся, несмотря на все мои угрозы. Но потом я сказал ему, что ты дочь Каланмэя, и он сдался.

— День? — Вытаращилась Гвин. — Мы должны вернуться в Ночной Двор. Прошла уже неделя! Они отправят кого-нибудь искать нас.

Азриэль крепко сжал ее руки. — Я уже послал весточку, что мы задерживаемся. Мы уедем, как только ты поправишься. — Его глаза с красными ободками глядели обеспокоено. — Как ты себя чувствуешь?

Ответ был таков: все болит. Но в хорошем смысле. В том смысле, что мышечная ткань и плоть медленно, но верно заживали. Ее плечо все еще болело, а рана на боку продолжала жечь. В остальном она чувствовала себя намного, намного лучше, чем до того, как потеряла сознание.

Гвин стиснула челюсти, глаза расширились, когда она вспомнила, что привело ее к потере сознания.

Тамлин попросил Азриэля снять с нее одежду и обнажить тело, чтобы они могли обработать ее раны. Внезапно ее израненное, исцеляющееся тело стало грязным. Кожа начала зудеть. Чистая ночная рубашка оказалась запачкана.

— Гвин, я сдержал свое слово, — сказал Азриэль ровным и спокойным голосом. — Он не трогал тебя. Он тебя не видел. Там был только я.

Мысль о том, что Азриэль увидел ее полуобнаженной, пугала, но не так сильно, как присутствие Тамлина.

— Тамлин сказал мне, что делать. Это заняло время, но я сделала это. Я. Я один исцелил тебя. Хорошо? — Его голос был тверд, но нежен. — Тамлин вообще ушел из поместья.

Толчки в груди замедлились, а желудок перестал крутиться. Это всего лишь Азриэль. Только Азриэль. Мужчина, который всегда предлагал ей свои прикосновения и никогда не прикасался к ней сам без ее согласия. Мужчина, который не позволял своим глазам блуждать по ее телу. Ее мэйт.