И я убеждаюсь, что это он.

Папа.

Встаю на ноги, приближаюсь к нему и обнимаю. В это время по щекам уже текут слёзы. Я шмыгаю носом, когда отец крепко прижимает меня к себе.

— Давай только сырость не разводи! — говорит отец. — Это не мужику ребёнок не нужен, это ребёнку такой родитель ни к чему! — пытается поддержать он. — Ну зачем нам тюфяк, который дитё своё неспособен принять? Не нужен!

Вроде бы отец и прав, но я не могу ничего поделать с тем, что пытаюсь понять Артура. Я должна была сообщить ему о беременности до того, как оказалась в его постели ещё раз… До того как узнала о том, что совсем скоро он женится. И всё равно обида немного колышется внутри. Почему он сразу предложил деньги? Измеряет людей именно этими бумажками? А как же любовь? Или ему чуждо это чувство?

— Да сними ты уже чайник с плиты! — возмущается отец, глядя на маму.

Она кивает, поднимается на ноги и убирает чайник. Я выбираюсь из объятий отца и сажусь за стол. Волнение как-то внезапно отпускает меня. Появляется стойкое ощущение правильности происходящего. Я больше не сомневаюсь, должна была принимать решение рожать или нет. Всё идет так, как и должно!

Я беру блинчик и отправляю его в рот. Мама наливает чай, шмыгая носом, и ставит передо мной. Следом за ним рядом оказывается банка сгущёнки, и у меня слюна начинает течь. Сглатываю её и принимаюсь жадно кушать. Черпая побольше сгущёнки ложкой. Наверное, я сильно перенервничала, потому что набрасываюсь на сладкое, и не могу остановиться.

— Тот парень, который… — осторожно начинает отец.

Я смотрю на него, давая понять, что не готова слушать нотации. Отец потирает переносицу и тоже садится за стол.

— Он тебя не обидел? Потому что, если обидел…

— Не обидел. Всё хорошо, папа! Мы с ним оба виноваты. Не знаю даже, кто сильнее, — вздыхаю я.

Отец покачивает головой. Он больше ничего не спрашивает, а просто постукивает пальцами по столешнице, глядя в одну точку перед собой. Я не могу рассказать ему подробности наших «отношений» с Артуром. Язык просто не поворачивается. Напряжённая тишина нависает над нами, как дамоклов меч.

— Ну и Бог ему судья тогда! Давай, Эмма, кушай и поедем вещи твои собирать. Нечего тебе в чужих квадратах делать одной.

— Спасибо, пап! — улыбаюсь я. — У меня там ещё неделя оплачена, я могла бы…

— Нет! Опасно это! Мало ли помощь какая пригодится, а ты одна! В общем, вы говорите о своём женском пока с матерью, а я немного новости посмотрю, чтобы… Да мысли, чтобы перевести! Как-то не могу в себя пока прийти.

Отец поднимается на ноги и выходит из кухни. Он скрывается за поворотом в зал, и уже скоро раздаётся негромкий размеренный голос диктора. Я расслабляюсь и смотрю на маму. Она стоит около плиты, обхватив кружку с горячим чаем двумя руками.

— Я ведь говорила, милая, что папа любит тебя!

Отвечаю ей улыбкой и киваю. Собирать вещи, значит, собирать вещи. Поищу работу где-то поблизости, если не смогу ездить на завод.

Всё с самого утра идёт наперекосяк. Ничего не ладится. Возможно, дело в предстоящем непростом разговоре. Мне придётся посмотреть в глаза собственной невесте после того, как изменил ей с другой и даже не стал оправдываться или скрывать этот факт. Стыдно не было, я даже вины не ощущал и не ощущаю до сих пор. Я неисправим? Наверное, но кому есть до этого дело? Мы оба знали на что идём, соглашаясь на эту помолвку. Предполагали, что ничего может и не получиться.

Я долго думаю, стоит ли придерживаться расписания Кристины, и всё-таки решаю послать его к чёрту. Уделит мне пять минут, никуда не денется. В конце концов, апокалипсис из-за этого не произойдёт. И график сильно не сдвинется. Важно решить с ней всё как можно быстрее. Мне уже надоело висеть в состоянии грёбанной неопределённости. В последнее время стало всё чаще складываться такое впечатление, словно я живу чужую жизнь, будто бы на моём месте должен быть кто-то другой… Кто? Может, я и правда живу за кого-то?

Еду до конторы отца, оставляю машину на парковке и вхожу в здание. Меня обдаёт холодом кондиционера, и я успеваю пожалеть, что пиджак оставил в офисе. Что-то они с ума сошли, врубать кондёр на такую мощность. Всё-таки девушки в тонюсеньких блузках сидят… Или это такая тактика: вогнать клиента в состояние временной заморозки, пока он идёт до кабинета, а потом начать обрабатывать его по полной программе?

— Здравствуйте, а Натана Аристарховича не-е-ет… — начинает девушка с ресепшена, повернувшись в мою сторону.

Хрупенькая с кожей фарфорового цвета и большими глазищами. Она больше напоминает куклу, и я невольно представляю себе Эмму. Живую… Настоящую… С розовыми щёчками и веснушками на носу. Это та самая девушка, которая сидела здесь в прошлый раз… Молодец, выучила, что я сын их босса. Вот только ей придётся узнать кое-что ещё, или… Нет. Говорить, что пришёл к невесте, смысла не вижу. Зачем пускать лишние слухи, если решил расстаться с Кристиной? Я отрицательно покачиваю головой.

— Я не к нему. Предупреждать обо мне никого не надо!

— Но! — девушка проглатывает возмущение под моим цепким взглядом и садится обратно на своё рабочее место, а я уже мчу к кабинету своей невестушки.

В лифте разминаю затёкшую шею. Думаю, что неплохо было бы заехать на массаж. Вот только я не хочу, чтобы ко мне прикасался кто-то посторонний. Тело тут же покрывается мурашками, напоминающими выпущенные ежом колючки. Что со мной случилось? Неужели встреча с Эммой вытряхнула душу и заставила почувствовать себя человеком?

Она точно не ожидает, что я решу пойти против её дурацких правил и явлюсь раньше времени. На губах появляется злорадная ухмылка. Чувствую себя старухой Шапокляк, которой лишь бы кому-то нагадить.

— Привет! — вхожу я в кабинет без стука, заставляя девушку оторвать взгляд от монитора.

— Артур, мы ведь договаривались… — она смотрит на часы и принимается теребить край столешницы свободной рукой. Сама смотрит на меня с долей укора, но в то же время выжидая извинения или оправдания, которых не будет.

— Какая разница? Я приехал раньше, и у тебя точно есть пять минут! — говорю я с возмущением в голосе.

— Но я должна подготовиться к важному процессу! — хмурится Кристина.

— Ты ещё и дела в суде ведёшь? Прекрасно! Молодец! Но сначала поговорим о нас… Почему ты не отказалась от свадьбы?

Я смотрю на неё, пытаясь считывать эмоции. Что она ответит на этот вопрос? Будет ли дрожать нижняя губа? Неужели она на самом деле в меня влюблена? Как до такого могло дойти? Мы ведь ничего не просили друг у друга, не давали никаких обещаний.

— Тебе нужно, ты и отказывайся, — пожимает плечами девушка, словно её и не волнует вовсе факт измены. Она закрывает глаза на очевидные вещи. Хочет стать навечно нелюбимой женой, от которой будет гулять муж? Или рассчитывает перевоспитать меня?

— Мне интересно узнать твои доводы… — зачем-то говорю я, и тут же жалею, потому что это звучит так, словно я даю ей шанс.

Она чуть дёргается, поднимая носик вверх. В ноздри проникает аромат её духов, который ничуть не трогает меня больше, да и раньше особо не трогал. Яблоки с ванилью? Или шарлотка? Да какое это, вообще, имеет значение?

— Родители закопают меня, если я скажу, что отменяю свадьбу. Мама говорит, что мужчины до брака всегда одни, а после… — Всё-таки она хочет попробовать сломать меня, сделать другим. Забавно даже. — В конце концов, — выдыхает Кристина, — мы могли бы попробовать. Возможно, в браке тебе не захочется изменять мне?

Я принимаюсь мотать головой. Она с ума сошла? Так ли она боится родителей или сама хочет окольцевать меня, но не может признаться в этом?

— Бред! Ты говоришь такой бред, что… Прости, — пожимаю я плечами.

Разворачиваюсь на месте и застываю. Горло саднит. Слышу всхлип и оборачиваю голову в сторону Кристины. Её нижняя губа дрожит, но она здорово сохраняет самообладание: сжимает плотно челюсти и смотрит на меня так, что страшно становится.