— Ты очарована моими ошибками, — пояснил он, вероятно, потому, что что-то в ее взгляде выдало ее мысли. Или, может быть, слухи о том, что он отличный легилимент, были в конце концов правдой.
Несмотря на это, он продолжал говорить с аналитическим тоном в голосе. — Для тебя я всего лишь беспомощный мальчишка, у которого не было другого выбора, кроме как присоединиться к темной стороне. А теперь ты хочешь посмотреть, что я буду делать теперь, когда рядом нет моего отца, который бы указывал мне, что делать. Это мило, потому что, несмотря ни на что, ты все еще пытаешься увидеть хорошее в худших типах людей.
— Конечно же нет!
— О, пожалуйста. Постарайся хоть раз в жизни быть честной сама с собой, Грейнджер.
— Ну, разве это не так? Может, ты и принял метку добровольно, но любой, у кого есть глаза и работающий мозг, мог бы увидеть, как сильно ты страдал на шестом курсе, Малфой!
— И все же не имеет значения, что я чувствую и что чувствовал тогда. Война все еще случалась, и я все еще был Пожирателем Смерти, — она была бы оскорблена тем, как он выплевывал слова, если бы они не звучали так… устало и смиренно. Как часто Малфой слышал их от людей, которые его мучают?
— Исходя из твоих слов тебя нужно просто избить до полусмерти и оставить умирать? Ты считаешь, что все грехи твоей семьи будут искуплены смертью?
— Значит, мне следует отомстить твоим друзьям-гриффиндорцам, когда я увижу их в следующий раз? Или проклятия круциатуса будет достаточно? — он внезапно хмыкнул, разрушая их небольшое вежливое общение той старой насмешкой в его взгляде, которая напомнила ей, с кем она разговаривает, — на самом деле, ты бы, наверное, хотела, чтобы я сделал что-то подобное. Азкабан сослужит мне хорошую службу, как ты думаешь?
Нет. Это не пойдет ему на пользу. Несмотря на все случившееся, она никогда не хотела, чтобы у Малфоя была несчастная жизнь. Она просто хотела, чтобы все оставили прошлое позади и продолжали жить своей жизнью.
— Ты можешь поставить свою ногу на землю, не совершая никакого преступления, Малфой.
— Легко так говорить, когда ты героиня войны. Кто в наши дни осмелится тронуть хоть один волосок на твоей голове?
— Разве слизеринцы не честолюбивы? — Гермиона поджала губы и заметила, как он нахмурился. — конечно, ты хочешь быть чем-то большим, чем просто легкой добычей на всю оставшуюся жизнь.
— Не принимай мое бездействие за пассивность, — прорычал он, хотя по-прежнему даже не смотрел на нее. — Я всего лишь терпеливый человек, Грейнджер.
— Ты так в этом уверен? Из нас двоих только ты лежал в луже собственной крови. Как долго ты будешь «ждать», пока не станет слишком поздно? Если на тебя нападали с начала года, тебе следовало обратиться к МакГонагалл. Она не позволит этим нападкам остаться безнаказанными.
Вместо ответа этот человек имел наглость смеяться над ней, смеяться над одной лишь мыслью, что он заслуживает справедливости.
Что за придурок
Его горький смешок действовал ей на нервы и вызывал мурашки по коже. Вот она лечит, кормит и пытается быть дружелюбной с человеком, который, безусловно, не заслуживал ее сочувствия, а он просто лежит на полу с закрытыми глазами и отвечает на ее доброту насмешкой и двусмысленными комплиментами.
Гермиона вскинула руки, чтобы оттолкнуть его, чтобы он хотя бы открыл глаза, через секунду Малфой схватил ее за руки с неожиданной силой, притянул ближе к себе, так что их лица оказались всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Ты понятия не имеешь, с кем связалась, не так ли? — его дыхание ласкало ее губы, и она прекрасно понимала, что малейшего движения будет достаточно, чтобы они соприкоснулись.
Гермиона чувствовала его крепкую хватку на своем запястье, и она могла распознать мощную магию, которая скрывалась под его пальцами. Искра чего-то яростного, готового вырваться наружу, но постоянно дремлющего внутри него.
Было невероятно волнующе чувствовать его магию в своих венах.
— Такая хорошенькая ведьма, как ты, не должна общаться с Пожирателем Смерти, понимаешь?
Она затаила дыхание в ожидании (чего именно, она не была уверена). Теперь его серебряные глаза были широко открыты и смотрели на нее. Ее сердце бешено колотилось в груди, и она чувствовала, как жар подкрадывается к ее лицу, но запястье все еще болело, и внезапное ощущение, что ее сердцебиение синхронизируется с его, было слишком сильным для нее, чтобы справиться.
— Пожалуйста, отпусти меня, — тихо прошептала она, и так же внезапно Малфой отпустил ее, не сказав ни слова.
Ведьма воспользовалась случаем, чтобы отпрыгнуть от него на несколько футов, с опаской потирая теперь уже больное запястье и настороженно глядя на волшебника. На секунду его глаза засияли чем-то, что можно было истолковать как стыд или сожаление.
— Прости, — пробормотал он почти неслышно. Но затем он снова посмотрел ей в глаза, поджав губы, и с большей уверенностью повторил, на этот раз полный значения, которое выходило за пределы его слов, — правда. Я прошу прощения.
— За что? — Гермиона усмехнулась, избегая ее взгляда и размышляя, не стоит ли ей просто убежать и забыть о нем, — за то, что почти остановил кровообращение на запястье и напугал меня до полусмерти… Или за то, что вступил в армию, которая хотела, чтобы такие люди, как я и мои родители, были мертвы?
— И то и другое, я полагаю, — он покачал головой и с трудом поднялся, возвышаясь над ней, но держась на удобном расстоянии. — И за то, что в прошлом был полным придурком. И за то, что лгал тебе.
Лгал? О чем он лгал?
На ее безмолвный вопрос вскоре был дан ответ, когда он покачал головой и с трудом выпрямился, теперь возвышаясь над ней во весь рост, но держась на удобном расстоянии, чтобы она больше не чувствовала угрозы с его стороны.
— Кажется, ты говорил, что не можешь встать? — она подняла бровь, глядя на парня, который теперь стоял на ногах, потягиваясь, как ленивый кот. Притворялся ли он, что не может ходить, чтобы поговорить с ней?
— А как еще я мог бы убедить тебя принести мне еды? — он дразнил ее невинной улыбкой, хотя и не такой широкой, как раньше, — я рад, что ты не из тех, кто уходит от раненого, Грейнджер.
— Ты все еще высокомерная задница.
— А ты все еще самая невыносимая ведьма нашего века.
Первоначальный адреналин и страх, которые она испытала несколько мгновений назад, улетучились после его извинений. Гермиона не была дурой, поэтому волна магии, которая прошла через нее, когда он схватил ее за запястье, обещала, что в Малфое было нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Ее взгляд метнулся к его губам, и она инстинктивно провела языком по своей нижней губе, когда ее предательский разум задумался о том, как ее губы будут чувствовать его.
— Не думаю, что это хорошая идея, — тихо протянул он. — Может быть, как-нибудь в другой раз. Я же говорил тебе, что я человек терпеливый.
Она фыркнула, пытаясь унять кровь, которая прилила к ее лицу с момента их первого контакта. Черт побери, он действительно был легилименом, и он просто видел, как она фантазировала, целуя его. Как унизительно, — перестань читать мои мысли!
— Ничего не могу поделать. Ты как открытая книга, и мне очень интересна твоя история.
Она подумала о том, каким нелепым и странным было все это общение, и ей пришлось сжать губы, чтобы не улыбнуться, представив себе реакцию Джинни на эту возмутительную (прямо-таки скандальную) встречу. Но тем не менее, ее ночь не была полностью неприятной, и, как ни удивительно, Малфой смог заставить ее забыть кошмары и первоначальную причину, по которой она проснулась, даже лучше, чем любая книга по трансфигурации.
На секунду она задумалась, стоит ли благодарить его за невольную помощь, но в конце концов отказалась, учитывая, что он не поблагодарил ее за другие вещи, которые она сделала для него.
— Грейнджер! — он позвал ее в последний раз, и она обернулась, чтобы посмотреть на него, коротко кивнув с искренней улыбкой, как будто читая ее мысли, — Спасибо. За все.
