— Черт возьми, Грейнджер, ты пытаешься помочь ему сбежать?
Кормак Маклагген посмотрел на нее с отвращением и негодованием.
— Я знаю, что сейчас у него нет магии, но он все еще достаточно силен, чтобы…
— ТЫ никогда больше не посмеешь тронуть меня своей рукой, — прошипела она, вырываясь из его хватки, как будто он был прокаженным. Он ошеломленно смотрел на нее, когда она отвернулась от него, чтобы сжать Грегори Гойла в прощальном объятии.
— Рада была видеться с тобой в этом году, Грегори. Береги себя.
С этими словами Гермиона перекинула сумочку через плечо и зашагала по коридору, оставляя за собой двух одинаково удивленных мужчин.
========== 3 ==========
Неделя после последнего визита Гермионы в камеру Антонина выдалась сумасшедшей и прошла для нее как в тумане. Надо было видеть выражение лица Гарри, когда она неторопливой походкой зашла в его кабинет в тот же день и швырнула на стол информацию почти обо всех Пожирателях, которую пыталась выведать в течение всего года. Воспоминание о его реакции Гермиона смаковала до конца дня и, вероятно, не забудет до конца жизни.
Команда авроров, надо отдать им должное, отреагировала с восхитительной скоростью, как только получила сведения. А «Ежедневный пророк» — давний ее враг — даже посвятил Гермионе и всем, кто участвовал в операции, хвалебную статью на целый разворот. После такого в течение нескольких дней в волшебном Лондоне царило праздничное настроение.
Задержанный Руквуд признался в убийстве Люпина и Тонкс. Это стало даже не столько признанием, сколько наглой насмешкой, поскольку он понимал, что длинный список его преступлений запрет его в Азкабане до самой смерти. Кэрроу, как только поняли, что окружены в своем лесном убежище, покончили жизнь самоубийством, предпочтя отравиться, нежели попасть в плен. Их тела нашли держащимися за руки. Макнейр погиб от луча заклинания при сопротивлении аврорам. Лестрейнджей удалось взять под стражу, и Рабастану немедленно начали курс лечения по восстановлению разума. Оба брата активно сотрудничали с властями, поэтому Гермиона надеялась, что они пробудут в камере не так много лет.
Гарри попытался извиниться перед Гермионой за то, что потерял веру в ее методы, но она только крепко обняла его в ответ и сказала, чтобы он не беспокоился об этом. Если бы он узнал, как именно она получила эту информацию, у него, вероятно, остановилось бы сердце. В глубине души Гермиона полностью признала, что, в конце концов, Гарри знает ее лучше всех. И она всегда будет ценить его за это.
Гермиона все еще находилась в приподнятом настроении, когда в следующую пятницу Гарри вошел в дверь ее кабинета, одетый в серый костюм-тройку в тонкую полоску с подходящим галстуком-бабочкой. И под его суровым и озабоченным выражением лица ее настроение немного сникло.
— Могу я сесть? — спросил он, указывая на стул по другую сторону ее стола.
— Боже мой, Гарри, конечно. Что случилось?
— Со мной все в порядке, — ответил он и закрыл дверь, перед тем как сесть. — Просто… я только что получил кое-какие новости из Азкабана и от начальства, — начал объяснять он. — И подумал, что ты должна знать.
— Знать что? — спросила она и отложила перо, ее беспокойство начало стремительно возрастать.
— Ну, они… помиловали Долохова, сняли все обвинения.
Это был самый лучший сценарий, на который Гермиона могла надеяться, — настолько, что поначалу не могла даже поверить в услышанное, чтобы сказать что-то в ответ. Она могла только моргать, пока Гарри продолжал:
— Благодаря его колоссальному сотрудничеству и тому, как удалось использовать его информацию, а также факту, что с него сняты обвинения по делу Люпина и Тонкс, его освободили сегодня.
В волшебном мире шестеренки двигались быстрее, чем в маггловском, к большому удовольствию Гермионы. Крошечная часть ее задавалась вопросом, скоро ли она увидится с ним.
— Ну, — пробормотала она, пытаясь сдержать свои эмоции, чтобы не закричать от восторга и не начать прыгать вверх-вниз, как пятилетний ребенок. — Я… это… это замечательная новость… для него, я имею в виду.
— Гермиона, — сказал Гарри и потянулся через стол, беря ее за руку. — Долохов…
Беспокойство, отразившееся на его лице, прогнало весь восторг со скоростью воздуха, вылетающего из дырявого воздушного шарика. А потом каким-то образом Гермиона догадалась, что он собирается ей сказать.
— Долохов… после освобождения он обратился с прошением на портключ обратно в дом своей семьи в России, и… ему предоставили его. Он покинул Англию сегодня днем.
И снова она могла только моргнуть.
Это действие помогло, по крайней мере, вытолкнуть слезы из глаз, которые быстро скатились по щекам.
Гарри достал платок из кармана пиджака и передал его ей.
Пытаясь быть храброй, несмотря на унижение, она всхлипнула, вытерла лицо, сжала руку Гарри и сказала с грустным смешком:
— Ну что ж. Ты был прав. Ты был прав насчет всего этого, Гарри. Спасибо, что… был так любезен сообщить мне об этом наедине.
Не говоря ни слова, Гарри встал, подошел к ней и заключил в крепкие объятия, потирая спину и позволяя ей выплакаться в свой полосатый жилет.
— Мерлин, я гребаная катастрофа, правда?
— Нет, Гермиона, — выдохнул он. — Ты намного лучше, чем мы все заслуживаем.
<> <> <> <> <>
В тот вечер Гермиона, одетая в пижаму, состоящую из рубашки и свободных штанов, сидела в своей маленькой квартирке и с несчастным видом поедала курицу Тикка Масала, купленную навынос. Она слушала свой старый плейлист о расставании из той эпохи своей жизни, которую называла Ронтастрофой. В поисках утешения Гермиона зажгла свечу с ароматом средиземноморского инжира и постаралась не думать о предстоящем понедельнике, который станет первым понедельником без Антонина за этот год.
Было ли это слишком драматичным, учитывая, что Гарри вполне ясно предупреждал ее о том, что вот-вот произойдет, а она все равно позволила себе поверить в слова Пожирателя смерти? Может быть. Возможно. Но обычно она считала, что лучше всего сразу поддаться волне своих эмоций — покончить со всем этим и затем двигаться дальше, — а не прятать чувства и позволять им всплывать в неподходящие моменты.
Итак, сегодня вечером она чувствовала себя несчастной, чертовски несчастной.
Гермиона как раз налила стакан прекрасного пятилетнего Гевюрцтраминера{?}[Сорт белого вина с минеральными, пряными и дымными нотами.], когда услышала стук в дверь. Вздохнув, она решила, что это курьер и, скользя шерстяными голубыми носками по полу маленького коридора, пошла открывать дверь…
Это был он.
На нем был бордовый вязаный свитер и широкая улыбка.
А в руках он держал огромный букет цветов.
Она забыла, как дышать.
— Privet, kroshka, — напевая поприветствовал он, и звук его голоса стал бальзамом для ее израненной души.
— Антонин… ты… мне сказали, что ты покинул Англию, — выдохнула она, по привычке поднимая руку к своей шее, чтобы коснуться жемчуга, которого сейчас на ней уже не было. — Мне сказали, ты вернулся в Россию.
— Так и было! — ответил он, протягивая букет. — Потому что я дал тебе обещание. Я обещал принести тебе кое-что. Я же не мог прийти с пустыми руками, не так ли?
Гермиона, все еще не до конца осознавшая, что его присутствие было реальным, а не галлюцинацией ее опустошенного воображения, протянула руку, чтобы взять букет пионов, которые имели листья как у папоротника, и увидела, что они выглядели именно так, как он описывал их в тюремной камере: широкие, как маки, красные лепестки с желтым центром и нелепо большие пушистые зеленые листья папоротника.
Она просто смотрела на них, потом снова подняла взгляд на него.
— Ты хочешь сказать мне… что ты проделал весь путь до Сибири… только чтобы найти это для меня?
— Ну да, но собирать их в мамином саду оказалось ошибкой, — сказал Антонин, глядя на потолок внешнего коридора и почесывая бороду. — Я планировал появиться здесь раньше, а родным сделать сюрприз через несколько дней. Мой план сегодня состоял в том, чтобы забрать цветы, вернуться прямо сюда и увидеть тебя, но… — продолжал он, в то время как Гермиона аккуратно убрала цветы на пол в прихожей, а затем выпрямилась во весь рост и скрестила руки на груди. — Мама выглянула в окно и увидела, как я ползаю по ее клумбе — после заключения, видимо, мои навыки скрытности немного растерялись. А потом она заплакала, а потом потеряла сознание, а потом все мои младшие братья тоже вышли из дома, и …
