Получается.

Она ломает Бастиле нос, кровь быстро стекает по её подбородку.

— И это могучая Реван?! — кричит она несколько сбивчиво.

— У меня нет времени на фокусы, — говорит она. — И это не для тебя, Бастила. Уверенна, ты это понимаешь.

Джедайка направляет в рану исцеляющую энергию, вытирает кровь рукавом.

— Ты ошибаешься. Малак выбрал меня…

— Потому что ты напоминаешь нам Митру, — тихо говорит она. — И потому что ты напоминаешь Малаку, какой я была до войн.

— Нет! — Она сердится всё сильнее. — Мне суждено остановить тебя! Используя мою боевую медитацию…

— Я не поддерживаю ни Республику, ни ситхов, — осторожно говорит она. — Какой смысл в боевой медитации против меня? — Реван взмахивает рукой, как бы показывая за пределы Кузницы. — Если они уничтожат друг друга, я всё равно продолжу свой путь. А ты так можешь?

В первый раз с момента перехода на Тёмную Сторону Бастила выглядит достаточно злой, чтобы убить её.

— Ты дура, раз отказалась от своей силы. И слишком слаба, чтобы удержать её. Забыла? Это я пленила тебя, отдала Совету…

— И я всё ещё здесь, — поправляет невероятно уставшая Реван. — Я сердце Силы, Бастила. Пока она существует, я не умру.

— И это про меня говорят, что я высокомерная, — шипит Бастила.

— Да, — соглашается Реван. — Но гордость простительна. Она не сделает тебя менее джедаем, если ты хочешь им быть.

— Зачем мне присоединяться к этим жалким…

— Вандар жив, — говорит Реван. — Кавар жив. Зез-Кай Элл. Атрис. — Она вздыхает, стараясь удержать своё презрение. — Врук.

Она немного расслабляет руку на своём мече.

— Почему это должно меня беспокоить?

— Потому что они твои, — говорит Реван, не понимая, почему эти слова так странно отзываются в груди. — Они — Дантуин, и они восстановятся. Малак не уничтожил джедаев, хоть и утверждает, что ситхи сильнее Ордена. Он не может убить меня, пусть и хочет. — Реван делает шаг вперёд, освобождая мечи. — И он не может сделать тебя своей ученицей только для того, чтобы мне было больно.

— Он учит меня из-за моих возможностей!..

— Нет. Не поэтому. — Реван делает ещё один шаг. — Ты видела мои сны, Бастила. И мои воспоминания. Ты знаешь, кто мы друг другу. И ты знаешь, как это губит.

Она бледнеет, она в ярости.

— Значит, я всего лишь пешка, да? Фигура, которую разыгрывают и жертвуют? Не смеши меня, Реван.

— Когда-то я так думала, — признаётся она. — Но сейчас — твой шанс изменить моё мнение.

— И какое значение имеет твоё мнение?

— Я думаю, большее, чем мнение Малака. — Реван поднимает руку, кладёт её на рукоять светового меня Бастилы. — Он захватил Дантуин, Бастила.

Она колеблется.

Реван закрывает глаза, сосредотачивается на связи между ней и Бастилой. Она почти исчезла, когда Реван начала восстанавливать свои силы. Но она всё равно связывает их — Бастила может чувствовать Силу внутри Реван.

Она раскрывает их связь, показывает Бастиле всё, так, как никогда бы себе не позволила. Показывает Бастиле детство, как они с Алеком смеялись и играли, и всё выглядело таким простым. Показывает ей Мандалорские Войны, то, как они её убили, а она им позволила. Показывает ей Коррибан. Она всё это видит, чувствует всё так же, как чувствовала Реван.

— Я никогда не смогу вернуться на Дантуин, — ровным голосом говорит Реван, открывая глаза и встречаясь взглядом с Бастилой. — Но ты можешь, Бастила. Ты можешь вернуться домой. Он ненавидит тебя за это. Однажды он убьёт тебя за это. Понимаешь?

Бастила выдыхает, и Реван видит слёзы в её глазах.

— Ты… ты хочешь умереть здесь, — понимает она.

Реван слабо улыбается, не отрицая того, что чувствует Бастила.

— То, чего я хочу, никогда не имело значения.

— Почему? — спрашивает Бастила, и Реван удивлена — она не понимает, о чём она спрашивает, ведь она видела так много.

Но на все вопросы ответ одинаков.

— Потому что это нужно сделать.

Бастила качает головой.

— Нет! Это… это просто джедайская уловка!

— Ты же знаешь, что я не джедай. — Реван берёт рукоять светового меча Бастилы. Она выключает его Силой и поворачивает, чтобы его эмиттер оказался прижат к её груди. — Но у нас нет времени, Бастила. Убей меня или уйди с дороги.

У Бастилы дрожат руки.

— Я сделаю это! — рычит она. — Избавлю галактику от тебя раз и навсегда.

— Нет, не сделаешь.

— Почему? Потому что ты думаешь, что я слаба?

— Потому что делать то, чего хочет он — это слабо. — Реван смотрит ей в глаза. — Он сломлен и зол, и это не изменится, Бастила. Не следуй за ним только для того, чтобы досадить мне или джедаям. Найди другой способ. Вернись домой. Сделай то, чего не может ни один из нас — спаси Дантуин. Понимаешь?

Её большой палец зависает над кнопкой включения.

Реван не ослабляет руку. Она уже знает, чем всё кончится, знает, какие слова сказать и что предпринять. Бастила знает её теперь. Знает её извилистый и изломанный путь. Знает, где он закончится и где закончится она, если решит следовать Малаку и его целям.

Бастила кричит и бросает меч на пол.

— Я не могу быть тобой, — говорит она сердито и горько, что-то внутри неё ломается.

— Хорошо. — Это всё, что может сказать Реван.

***

Он впервые чувствует ненависть, настоящую ненависть, когда они сидят у костра после одного из своих первых сражений. Они и горстка республиканских солдат, и он смотрит, как она улыбается одному из них, совершенно никчёмному, так, как она улыбается Алеку. Как она шутит и играет с кончиком своей косы, и позволяет этому солдату положить руки ей на плечи.

У него возникает тёмная, тревожная мысль: он хочет, чтобы этот солдат не вернулся из следующего боя. И он не возвращается.

Когда он слышит об этом, он один. «Есть клятвы», — говорит он себе.

Реван спит, повернувшись к нему спиной, и он переворачивается, чтобы посмотреть, как она спит — волосы в беспорядке лежат на подушке, а рука нежно касается лица.

Есть клятвы.

***

Нет времени.

Она не смотрит, как Бастила перенаправляет боевую медитацию. Не ждёт, пока Джоли и Кандерус благополучно выйдут из стазиса. Не берёт пластыри с бактой и боевые стимуляторы.

Нет времени.

И поэтому Реван бежит на эту последнюю битву так, как она должна была сражаться во всех своих битвах — одна.

***

Это уже не имеет значения. Война. Он слышит новость: она чуть не погибла на медицинском борту, он чуть не потерял свою на какой-то болотистой луне, названия которой он даже не помнит. Ничто не имеет значения.

Он бежит. Берёт её. Целует её. В этой галактике ничто, кроме Реван, не имеет значения, и если это будет стоить ему Ордена, то пусть будет так.

***

Дверь лифта открывается, показывая Малака и двух джедаев, умирающих рядом с ним. Осторожная и, что важнее, готовая, с зажжёнными световыми мечами, Реван выходит из лифта. В течение долгого времени единственные звуки — гул мечей и сдавленные судорожные вдохи задыхающихся джедаев.

— Да, — с горечью говорит Малак. — В галановостях было то же самое. Наверное, это уместно.

— Ты не устал? — спрашивает Реван. — От попыток превзойти меня?

Его ноздри раздуваются от гнева. У неё меньше секунды, чтобы осознать дальнейшее: он зажигает меч и пронзает одного из задыхающихся джедаев. Он собирает молнию в руке — и поражает другого. Оба падают на пол. Она узнаёт рыжие волосы молодого человека, который встретил их после стыковки и обещал выиграть время.

— Почему, — шепчет она, — ты продолжаешь это делать?

— Я не сделал ничего такого, чего бы не делала ты. — Он сохраняет дистанцию. Она хочет знать. Почему.

— Мы оба знаем, что это не так. — Она делает шаг в сторону. Но он не двигается. Она хмурится. — Мои решения всегда были тактическими. Твои… личными.

— Конечно же, не бывает так, чтобы у всемогущей Реван затуманилось зрение. — Малак опускает свой световой меч, и теперь она действительно растеряна. — Ты забыла, что я знаю тебя — настоящую тебя. Не ту маску, которую ты носишь сейчас, и не ту, которая была у тебя раньше. — Он говорит с упрёком и насмешкой. — Ту самую, которую вырвало на весь шаттл из-за необходимости кого-то убить. Которая рыдала, не сумев победить тьму. Которая…