Он не пытается скрыть своего раздражения.

— Имеет ли это значение? Что ж. Мы понятия не имеем, где находимся, не можем сказать, как долго мы здесь пробыли, и у меня есть смутное подозрение, что выход нам будет искать не легче. — Он долго смотрит на неё, переводит взгляд с ботинок на макушку. — А ты выглядишь так, словно отправилась на весеннюю прогулку по Мон-Каламари.

— Здесь всё по-другому, — быстро, коротко говорит она. — Не так, как в Академии.

— Это потому, что хуже.

Реван смотрит на него. Он смотрит в ответ без ясного выражения. Она качает головой.

— Нам нужно продолжать идти.

— И почему же?

не говори ему не рассказывай секрет наш секрет поймай труса прекрати слабость…

— Я чувствую это.

— Хорошо. — Он смотрит на неё и качает головой. — Что-то внутри меня тоже подсказывает, что тебе нужно быть здесь. Как бы мне это ни не нравилось.

— Тогда пошли.

— Нет, — говорит Джоли удивительно властно. — Тебе нужно быть здесь. — Его голос становится печальным. — Есть кое-то, что ты должна увидеть.

Слова, которые выскальзывают, — это слова, которых она не говорила годами, если вообще когда-либо говорила.

— Ты нужен мне рядом.

Она думает, что он поймёт. И, может быть, он и понимает, но он только кладёт руку ей на плечо.

— Делай то, что тебе нужно делать, — говорит он.

Она кладёт свою руку на его.

— Ты остаёшься здесь?

— Думаешь, я готов идти?

Реван улыбается, отступает и использует световые мечи, чтобы осветить путь перед собой.

***

Она не знает, сколько времени она идёт, но она перестаёт слышать тьму.

Первый голос заставляет её остановиться. Она забыла, кому он принадлежит.

— Сила впереди. Готова ли ты встретиться с ней?

Это женщина. Она старше. Реван сужает глаза, её ноги просятся в путь. Она поворачивает за угол и видит его. Тёмный вход, который, кажется, уходит ещё дальше под землю.

Его обрамляют пурпурные вихри, в них потрескивает та же энергия, что позволяет молниям петь в её ладонях.

Она хорошо знает эти вихри. Носит так много шрамов от них.

— Да, — подтверждает бестелесный женский голос. — То самое испытание, которое ты провалила много лет назад. Когда ты в первый раз пыталась вступить на этот путь.

— Я не провалила! — кричит она, скаля зубы и размахивая рукой. Красный меч яростно гудит, царапая камень у её ног. — Это всё он!

да! он только он убей его ещё раз освободись от цепей…

— От цепей… — вторит она, соглашаясь. Малак был всего лишь грузом, прицепленным к её лодыжке…

— Тогда продолжай, — говорит женщина, не убеждённая и не впечатлённая. — И пусть твой следующий провал будет твоим собственным.

Реван сужает глаза. Она делает шаг вперёд, потом ещё один. Пока она не оказывается у входа. И с высокомерием, гордостью, без оглядки врывается внутрь.

Женский голос, как она поймёт позже, принадлежал её учителю. Первому и последнему.

Но всё, что её волнует в данный момент, это то, что её зубы перестают стучать. Что каждый вдох оживляет атрофированное сердце Силы. Что она собирается победить.

И она идёт к Малаку.

***

Влажный камень пещеры вскоре преображается — становится более гладким, сухим. Затем она начинает видеть узоры на стенах. Одни она узнаёт, когда идёт дальше. Это те самые стены, в которых она выросла, те узоры, которые она прочерчивала пальцем, когда ей полагалось размышлять в наказание за то, что она была слишком разрушительной во время тренировок.

Реван входит в Храм джедаев.

Рациональная часть её разума кричит на неё. Это не Дантуин. Дантуина нет. Кривые деревья и колышущаяся трава сравнялись с землёй. Храма нет, стены превратились в руины, и те самые мастера, которые раньше наказывали её за отсутствие дисциплины, мертвы.

Но что-то в груди пульсирует. Ей всё равно, что вокруг. Важно только вернуть то, что раньше принадлежало ей. Важно только быть сильной, сердцем Силы, и видеть, что грядёт, так, как может только она.

Её намерение разъедает её логику, и, когда каменная дверь открывается, чтобы показать Бастилу, она не сомневается.

Она улыбается.

— Привет, Реван.

Реван не важны формальности.

— Как?

— И это мне Совет говорит, что мне нужно терпение, — хмыкает Бастила. — Тут, я полагаю, уже ничем не поможешь. Пойдём.

Не дождавшись, послушается ли Реван, она поворачивается на каблуках и идёт вперёд. И именно в этот момент Реван хмурится. Её ботинки не красные, как обычно. Её мантия не их обычно оранжево-красная. Она бело-рыжеватая. Невзрачная. Как одеяния любого падавана на Дантуине. С каждым шагом Бастила как будто молодеет. Её косички разворачиваются и перерастают в несобранные волосы с падаванской косой. Оттенок светлее, и Реван рассеянно вспоминает, что до падаванства девушка жила на Татуине.

Когда Бастила останавливается, она стоит к ней спиной. И тогда Реван осознаёт несоответствия. Её волосы слишком светлые, слишком короткие и слишком растрёпанные для кого-то вроде Бастилы. Она на несколько сантиметров ниже. Её тело худощавое, а не пышное.

Реван знает, кто она. И на мгновение её пальцы ослабевают на рукоятках световых мечей.

Бастила — нет, не Бастила — оборачивается.

Митра Сурик смотрит на неё с нежной улыбкой, которую Реван не понимает.

— Прошло много времени…

Реван начинает произносить её имя.

— …ты помнишь меня?

Вопрос вышибает из неё воздух. Реван делает полшага назад.

— Что.

Улыбка не сходит с лица Митры, но что-то в её глазах становится отстранённым и холодным. Она складывает руки за спиной, как делала, когда стояла на мостике.

— Почему это была я? — Реван не нужно спрашивать, о чём она говорит. Её язык прилипает к нёбу, она обнаруживает, что ей нечего сказать. — Из-за доверия? — Или это потому, что ты хотела, чтобы это сделал Бао-Дур? — Она хмыкает и идёт туда, где внезапно выросло дерево биба. Реван помнит дерево — последнее, к чему она прикасалась на Дантуине. — Кто бы ни сделал это, это был бы наш конец.

— Что ты говоришь? — Реван наконец справляется.

В пещере темно, но в Храме — нет. Свет бьёт по светлим волосам и освещает Митру, как маяк. Зрачки её кажутся расширенными.

— Ты недостаточно доверяла мне, Реван. Ты думала, что я слаба. Думала, что я позволю другим принимать за меня решения.

— Это…

— Другим, тем, кто не был тобой.

Реван не отвечает. Холодная ярость охватывает её из-за того факта, что Митра считала её такой жалкой, что она могла быть не уверенна в своей собственной команде.

— А потом ты забыла меня, — шепчет Митра. Её зрачки темнеют ещё сильнее. — Ты использовала меня, убила меня и забыла меня. Прямо как Алека.

Реван сжимает кулаки.

— Заткнись.

Митра грустно качает головой.

— Сочувствую. Жаль, что это всё, что ты умеешь делать. Но, Реван… — Она встречает её взгляд. Её глаза превращаются в чёрные ямы. — …не думаю, что я прощаю тебя.

— Мне не нужно твоё прощение, — лжёт Реван.

Митра подходит к ней ближе. Её длинные тонкие пальцы прячутся в рукава мантии.

— Следуй за мной.

Она не знает, почему, но идёт. Каменные залы под ногами уступают место мягкой губчатой земле, и Реван оказывается во дворе с мертвецами.

В центре камень. В нём — голубой световой меч. У него два лезвия. Как у Бастилы.

Реван вдыхает через нос, долго и мерно, но безуспешно. Кажется, она вообще не может отдышаться.

Двор окружён каменными креслами. В них она видит знакомые тела: Врук, Кавар. Мёртвый Вандар. Они неподвижны и безжизненны, застыли во времени.

— Это неправильно, — говорит Реван, прищурившись. — Твой суд проходил на Корусанте. — Она помнит. Это был последний раз, когда кто-либо её видел.

— Это не мой суд, Реван. — Митра движется вперёд, пока не оказывается рядом с колонной. Она не пытается взять свой меч, он гудит и прорезает тишину. — Это твой.

— Я вне суждений этих идиотов, — шипит она, не делая ни шагу дальше. — Тех, кто ничего не сделал. — Реван чувствует что-то вроде отчаянья, когда её взгляд метается от мастера к мастеру и, наконец, возвращается к Митре. — Ты говоришь, я использовала тебя? Они используют всех.