Массивная тележка, скрепленная, как и мост, тяжелыми нарезными болтами и защищенная снизу стальными пластинами, была поднята на рельсы и подогнана к метеориту. Железную гору водрузили на транспортное средство, а затем с помощью дубовых клиньев и цепей метеорит и тележка были неразлучно спаяны.
Теперь следовало расположить судно настолько точно, настолько филигранно, чтобы, как пишет руководитель, метеорит оказался в нужном месте «с точностью до дюйма».
За счет тщательного манипулирования тросами якорей, а также швартовами, которые крепко соединяли корму и нос корабля со скалами на берегу, положение «Хоуп» было скрупулезно выверено. Конец моста, находящийся на корабле, стропами прикрепили к рым-болтам на палубе и внизу на правом борту, затем тросы и швартовы все были туго натянуты и аккуратно закреплены.
На «земной» конец моста, позади тележки, был положен 15-тонный противовес. Самый тяжелый корабельный такелаж был привязан к тележке, и конец его прикреплен к барабану паровой лебедки. Гидравлические домкраты были пристроены за тележкой.
Сейчас оставалось только… смазать рельсы густой смесью из жира и мыла, дождаться нужной фазы прилива, стронуть с места огромную глыбу домкратами и затащить ее на борт лебедками, если они смогут удержать ее, а если нет, то домкратить ее все расстояние…
Наконец пришло время прилива, и миссис Пири и капитан Бартлетт[58], будучи у рычагов домкратов, запустили подъем монстра, покрытого государственным флагом США, к кораблю, а в это время ребенок[59] разбил о метеорит маленькую бутылку вина и назвал его «Анигито». Затем домкраты, управляемые из машинного отделения, стали непрерывно толкать его к краю причала…
…Лебедка начала работать, установив нужное натяжение тяжелых талей, и огромный монстр рывками вполз на мост.
Водружение метеорита «Анигито» на борт
В этот момент все эскимосы сошли с корабля по кормовому трапу на берег. Со всей своей верой в меня и благоговением перед размерами и мощью корабля, который, как они неоднократно видели, пробивал себе дорогу сквозь паковый лед и даже разбивал на куски айсберги, встающие на пути, они не могли побороть суеверный страх, что громадный вес «небесного камня» раздавит омиаксоа[60] (корабль), и они предпочли проститься с ним с берега.
Когда метеорит оказался на середине моста, мастер своего дела мог бы сыграть торжественный марш на туго натянутых нитях стальных тросов, как на струнах скрипки. Когда метеорит достиг леерного ограждения, «Хоуп» начала крениться, но не сильно, и люди, стоящие у швартовых, натягивали каждый дюйм троса, когда он ослабевал.
Через час после начала всей операции я остановил жестом работу лебедки – метеорит был точно над главным люком. Троекратное ура прокричали все, кто находился на корабле и берегу, и славный флаг США, а также корабельные флаги взлетели, развеваясь на мачте.
…«Хоуп» накренилась в сторону берега, и у моста образовался явно выраженный угол наклона. Теперь следовало убрать мост. Для этого все было уже подготовлено.
Пири заканчивает рассказ:
Сейчас 6 часов вечера, пятница, 20 августа. Мы занимались работой с метеоритом пять суток, трудясь целый день и большую часть ночи, и в течение всего этого времени начиная с момента, как «Хоуп» подошла к метеориту во время ослепляющего шторма, туман и метель непрерывно чередовались. Это не только серьезно замедлило работу, но и угнетающе действовало на людей, особенно на суеверных матросов; некоторые были со мной в прошлом году и назвали это нормальной метеоритной погодой. Они утверждали, что бурый монстр приносит несчастья, что я никогда не смогу доставить его на борт, а если и сумею, то никогда не довезу до дома, так как он определенно потянет корабль на дно. Эти же люди имели привычку ежедневно смотреть через леера на лабиринт из айсбергов вокруг нас и на постоянно образующийся молодой лед и предсказывали, что если даже метеорит не раздавит корабль при подъеме на борт, то мы определенно вмерзнем в лед и останемся здесь зимовать.
Без сомнения, в этих условиях я мог почти простить им ассоциации сверхъестественных явлений с метеоритом, ведь странный, но действительный и непреувеличенный факт состоял в том, что пока огромная масса медленно ползла по мосту и через корабельные леера, лоскуты голубого неба появились у нас над головой, а когда наконец метеорит был надежно закреплен над главным люком и когда последняя связь с берегом была разорвана, горизонтальные лучи низкого полуночного солнца вырвались из-за утесов… упали на метеорит, изменив его цвет на расплавленную бронзу, осветили бесчисленные айсберги к востоку от нас и залили зазубренные черные пики и плавные ледниковые купола… неописуемыми розовыми и желтыми красками.
Автору хорошо знакомы такие чувства. Человек, сделав что-то, по его мнению, важное, правильное, достойное, богоугодное, ищет подтверждения своим ощущениям и прежде всего находит их в окружающем мире: шел дождь – он прекратился, ревела буря – стихия утихла. В этом нескончаемом ряду противопоставлений проблески синего неба и появление солнца на хмуром небе – самые верные товарищи твоей правоты.
Лет 20 назад на севере Якутии, в устье реки Оленёк, автор руководил полярной археологической экспедицией. Целью исследований была могила-легенда лейтенанта Василия Прончищева, командира Ленско-Енисейского отряда Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга, и жены Василия – Татьяны Прончищевой, первой русской арктической путешественницы. Могилу вскрыли, останки первопроходцев исследовали. Ученые определили причину смерти лейтенанта Прончищева, с черепов были сняты слепки, чтобы восстановить портреты этих русских героев первой половины XVIII века. Епископ Ленский и Якутский Герман прочел молитву, и первые горстки земли были брошены на плащаницу, покрывавшую останки Василия и Татьяны. И тут небо, все время темное и пасмурное, просветлело на западе, возникли синие полосы, прогалины, и в одной из них блеснуло солнце, которое казалось небольшим, но было ярким и лучистым. Все обратили на это внимание.
«Хоуп», словно ледокол, пробивала барьер из айсбергов. Все тревожились, не сместится ли «Анигито» в результате сокрушительных лобовых ударов корабля, ломающего лед, но все обошлось. Пири пишет:
Мои эскимосские чернорабочие. Подпись из книги Р. Пири
…на мысе Йорк… я отправил своих верных эскимосов на берег в сопровождении нескольких бочонков с галетами и груза из ружей, ножей, патронов и других многочисленных предметов, которые я привез, чтобы вознаградить их за преданную службу.
Слова «несколько бочонков с галетами» мгновенно вызывают у автора больную ассоциацию. Вот живописная картина не расставания Пири с его «верными эскимосами», а, наоборот, встречи с ними, описанная в книге всемирно известного французского этнолога и писателя Жана Малори «Последние короли Туле»[61]: «Даже несмотря на то, что Пири был уже мертв, он внушал эскимосам почти такой же страх, как в былые времена. Однажды вечером, в августе 1967 года, в Сиорапалуке старый эскимос пришел поговорить со мной о Пири. Он до сих пор настолько боялся этого американца – эскимос обычно называл его “великим мучителем”, – что перед тем, как приступить к своим воспоминаниям, он вышел из хижины, чтобы убедиться, что никого нет вокруг. Кто знает? Может быть, дух Пири бродит где-то рядом. Я никогда не видел, чтобы этот человек был настолько взволнован. “Пиулиссуак[62]?.. Люди боялись его… действительно боялись… как я сегодня вечером… Его большой корабль… – он произвел большое впечатление на нас. Он был настоящим командиром. Ты всегда чувствовал, что, если ты не сделаешь того, что он хочет, он осудит тебя на смерть. …Я был очень молод, но никогда не забуду, как он обращался с инуитами. Это было в Уманаке [Туле] в июле 1908 года… Его большой корабль вошел в залив. Пири был едва заметен с берега, но он кричал: ‘Кисса Тикери-Унга!’[63] – ‘Я добьюсь своего непременно!’ – Инуиты поднялись на борт. У Пири был бочонок с галетами, который принесли на палубу. Два или три охотника, которые подошли к кораблю на каяках, склонились над бочонком и стали есть двумя руками. Позднее бочонок снесли на сушу, и содержимое было высыпано на берег. Мужчины, женщины, дети набросились на галеты, как собаки, что очень позабавило Пири. Мое сердце до сих пор холодеет, когда я вспоминаю об этом. Этот эпизод очень хорошо говорит о том, как он относился к этому народу – моему народу, – который, несмотря на все это, был предан ему”. Пири считал инуитов “первобытными”».
