Пири нацарапал на железном камне букву «П» (как выяснилось, прикоснулся он к «женщине») – и в 112 ярдах оставил записку.
Между тем в Энниверсари-лодж «в команде назревало недовольство». Уимс отмечает: «…много раз хирург доктор Винсент в обращении с Пири был демонстративно груб».
Спутники Пири страдали от бюрократии и автократии, от плохого и раздельного питания. Готовя пищу для семьи Пири, помощница Джозефины «травила байки о том, какими изысканными нездешними деликатесами наслаждались Пири, в то время как остальные довольствовались тюленями и моржами».
Кто-то назвал жизнь отряда «кромешным адом».
Позже в газете Philadelphia Press были опубликованы слова Свейна: «…Ни один из участников экспедиции не был приглашен на обед к ним [семье Пири]. В течение последних двух месяцев… меню для общего стола членов команды было таким:
Завтрак. Кукурузная каша, которую Пири скудно посыпал сахаром, бекон, полностью лишенный жира, иногда – столовая ложка консервированной тушеной фасоли, кофе.
Обед. Вареное мясо тюленя, по вкусу напоминающее залежалую баранину, приправленную керосином, кукурузный хлеб, кофе.
Ужин. Мясо оленя, если мы могли добыть его, или мясо тюленя, если не могли добыть оленину. Иногда бобы, половина ломтика белого хлеба, кофе.
В воскресенье утром в качестве особого угощения мы получали на десерт банку консервированных томатов на всю группу».
Одной из причин общего недовольства было присутствие миссис Пири. Та же газета дипломатично сообщила: «Члены отряда… единогласны во мнении, что присутствие женщины – это большая помеха в арктических исследованиях и никогда ничем иным не будет. Миссис Пири проявила смелость и самоотверженность, но участники последней экспедиции ее мужа, видимо, думают, что команда добилась бы большего успеха без нее».
Так или иначе, Джо с дочкой готовилась к отъезду, а лейтенант твердо решил проработать в Гренландии еще один год. Уимс интригует: «…наступил момент, когда Пири мог узнать, сколько же людей вызовутся остаться с ним».
Командир словно ответил на этот вопрос:
Дэвидсон и Карр были нетрудоспособны – первый отморозил пятку, второй повредил спину; другие члены моего отряда обнаружили, что работа в Арктике – это вовсе не пикник, как они предполагали, и, мудро рассудив, что осмотрительность – лучшая составляющая доблести, решили вернуться домой; только Ли и Хенсону хватило достаточной твердости характера и преданности, чтобы остаться.
Аструп
Фактически лейтенант обвинил своих спутников в дезертирстве, в число «предателей» попал и Аструп. Тот самый юноша, что сопровождал Пири в его великолепном походе через Гренландию в 1892 году, знавший лучше любого другого, насколько трудна работа на куполе. Аструп ни в чем не подвел шефа, и лишним доказательством того, что Пири был доволен своим юным спутником, служило приглашение Эйвина в новую экспедицию. Чем же молодой ученый прогневал начальника?
Спустившись с купола в лагерь и придя в себя после жесточайшего отравления испорченными консервами, норвежец по собственной инициативе в сопровождении инуита отправился в 25-дневное путешествие, чтобы изучить берега залива Мелвилл. Пири и Ли искали железное богатство инуитов, Аструп занимался исследовательской работой. Самоотверженность юноши не подлежит сомнению. Именно Пири Аструп вручил свои результаты – подробное описание всей крайне сложной береговой черты залива.
Норвежский полярный исследователь Эйвин Аструп
По-видимому, несправедливое и обидное обвинение в адрес Эйвина было спровоцировано не его отъездом, а именно его успешной работой.
Аструп в отличие от мудрого Кука не стал спрашивать разрешения Пири и опубликовал свои исследования. Упомянутый в главе 3 французский географ Рабо высоко оценил работу норвежца: «В течение этого времени господин Аструп… обошел на санях северо-западное побережье Гренландии… и исследовал 300 километров ранее неизвестного побережья. Эти топографические изыскания являются главным географическим результатом экспедиции…»
Американцы обиделись: «…неправильно говорить, что этот документ [доклад Аструпа] – единственный или даже самый важный результат экспедиции, напротив, он несомненно уступает очень тщательной и точной работе лейтенанта Пири в заливе Инглфилд, полную карту которого он сделал первым…» В адрес норвежца последовали упреки: «Мистер Пири – человек, имеющий прекрасную репутацию, опыт и возможности которого хорошо известны, был руководителем экспедиции и нес ответственность за ее результаты. На мистере Аструпе никакой ответственности не лежало. Он был волен, если его не останавливали моральные принципы, заявить о себе любым способом, сулящим надежду на временное признание столь молодому человеку. Он выбрал правильный момент, так как его отчет и карта появились в печати в то время, когда мистер Пири вновь был на ледяном Севере, вне досягаемости для каких-либо видов связи на неопределенный срок; человеку с критичным складом ума это должно дать повод для сомнений, если только не для подозрений».
Аструп, как и Вергоев, погиб. New York Sun напечатала сообщение из Христиании: «Отряд, вышедший на поиски Эйвина Аструпа, норвежца, который был с мистером Пири… сегодня обнаружил его мертвым… За несколько дней до Рождества Аструп отправился в лыжную экспедицию. Он отсутствовал около трех недель, его друзья начали беспокоиться и собрали отряд для поисков».
Фредерик Кук дал свое объяснение: «Берега залива Мелвилл были исследованы Эйвином Аструпом, когда тот был членом экспедиции Пири 1894–1895 годов. Аструп был также и в первой экспедиции Пири в 1891–1892 годах и служил бесплатно. Он зарекомендовал себя преданным делу человеком и верным помощником мистера Пири и помогал ему, когда тот в 1892 году совершил переход через ледники внутренней Гренландии. В 1895 году[37] Аструп серьезно отравился пеммиканом 20-летней давности. Это произошло оттого, что Пири совершенно беззаботно поставил ему негодное для употребления продовольствие… В невероятно сложных условиях он [Аструп] исследовал и нанес на карту контуры ледяных барьеров, ледники, горы и прибрежные острова в заливе Мелвилл. Это была серьезная работа, настоящее исследование. Вернувшись, он обработал собранные материалы и опубликовал их, принеся известность и славу экспедиции, которая в остальном окончилась неудачей.
Эта публикация вызвала зависть Пири, и он публично осудил Аструпа. Тот, совсем еще молодой человек с чувствительным сердцем, сильно страдал от такой несправедливости и едва не лишился рассудка… Днями и неделями Аструп отказывался говорить о чем-либо, кроме как о низости Пири по отношению к нему и его спутникам, которых Пири обвинил в позорном дезертирстве. Затем совершенно неожиданно Аструп покинул мой дом и вернулся в Норвегию. Тогда мы узнали о его самоубийстве. Так из-за узколобости, несносной жестокости Пири была загублена человеческая жизнь. Это не прямое убийство, однако случившееся ужасно, так как жизнь молодого, благородного человека была погублена трусливым диктатом завистливого эгоиста»[38].
Как и в случае смерти Вергоева, комментарий Кука, возможно, слишком прямолинеен. Но его слова – свидетельство того, что Аструп и в самом деле чувствовал себя оскорбленным.
Роланд Хантфорд в книге «Скотт и Амундсен», изданной в России под заголовком «Покорение Южного полюса. Гонка лидеров», упоминает, что Амундсен очень тепло относился к Аструпу. Знаменитый норвежец признавался: «…он воодушевил меня». Амундсен тоже считал Пири виновным в смерти Аструпа.
Эйвину было 24 года. Легко представить себе, в какое крайне болезненное состояние может прийти молодой человек, когда тот, кто долгое время был для него и близким товарищем, и начальником, и кумиром, уничтожил все то прекрасное, что сложилось в восторженной душе. Чувство обиды и подавленности подспудно притупляет механизм самозащиты, природная осторожность снижается. Возможно, несчастный во власти этих чувств и не ищет гибели, но беда сама будто преследует его. Все это, вероятно, относится и к трагедии Аструпа, и к трагедии Вергоева.