Смартфон вспыхнул входящим вызовом. «Оксана» – высветилось на дисплее.

– Привет. Ну, с добрым утром? – спросила она и засмеялась, вспомнив фоминское выражение «утро добрым не бывает».

– Выспался, отдохнул, сижу завтракаю. Что-нибудь приятное скажешь?

– У меня был тяжелый день последние полгода, но он закончился. Какие планы на сегодня? – Планы… Думаю записаться на службу по контракту, уехать в горячую точку и там сражаться с супостатами при помощи «Большой энциклопедии матерных выражений», трех бутылок клюквенной настойки белорусского производства и старого автомата с нацарапанной на стволе неровной надписью «4 взвод 1 рота». Возможно, мне дадут орден за безрассудство, хотя все будут называть его медалью «За отвагу». Потом вернусь домой, женюсь, не сойдусь с супругой характерами, разведусь. Напишу роман «Двенадцать аккордов радуги», гонорар спущу в казино и на продажных женщин. Впаду в глубокую депрессию от полученных на войне ранений, сопьюсь и проиграюсь.

Вот такие планы на сегодня. А на завтра еще не решил.

Как вариант, займусь покорением Арктики. Но для этого придется встать пораньше, а ты ведь знаешь, я не люблю просыпаться по будильнику.

– Значит так, – отозвалась девушка. – Казино и продажных женщин вычеркиваем, в остальном план прикольный. А давай как будто ты уже вернулся с полей сражений, а я тебя все это время ждала, мы встречаемся, долго смотрим друг другу в глаза, и ты такой говоришь:

«Я видел смерть. Я понял, что война – не моя женщина. Я расстался с ней и вернулся к тебе…» – Оксана понизила голос, с трудом сдерживая смех.

– Ага, а потом ты говоришь: «Как долго я тебя искала…» – стал подыгрывать ей Фомин. – Не-е-ет, это уже из другого кино. Ты же не Гоша, и ботинки у тебя всегда чистые. Да и я с самоварами в электричках не езжу. – Да, я не Гоша, но война меняет людей, – Фомин уже сам с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, эта игра ему нравилась. – Надеюсь, ты сохранил прежний облик, и я смогу узнать тебя при встрече. – Тогда проведем очную ставку через час в нашем кафе? – предложил Фомин. – Заметано.

Между плетеными столиками сновали две официантки. В углу Максим увидел копну знакомых каштановых волос. Оксана сидела вполоборота к входной двери и задумчиво листала глянцевую книжечку меню. Почувствовав взгляд Фомина, она оглянулась и помахала рукой. Максим подошел и наклонился, чтобы поцеловать подругу. – Я заказала нам кофе. – Отлично. Перекурим? – Фомин открыл сумку, висевшую у него на плече, и достал сигареты. Они закурили. Оксана грустно вздохнула:

– Как меня задолбали эти заказчики! Я всего лишь дизайнер интерьеров, а не финалист «Битвы экстрасенсов», я не умею читать мысли клиентов. Сами не знают, чего хотят, а мне нервы мотают. Пять раз уже проект квартиры переделывала. И ты представляешь, хозяева заявили, что у меня нет вкуса! Нормально?!

Фомин хитро прищурился, взял ее руку, поднес к губам и лизнул.

– Вкус есть! – констатировал он. – Своеобразный, но мне нравится. Оксана на секунду застыла, но затем глаза ее засмеялись. – Такую проверку своих вкусовых качеств я не рассматривала… Макс, а ты никогда не хотел поменять свою жизнь? – задумчиво спросила она. – Окстись, Оксюня. Моя жизнь предлагает невыгодный курс обмена. Конечно, он лукавил. Мироздание порой делало ему очень даже выгодные предложения, и обвинить его в жадности было трудно. От Фомина требовалось только одно – самому себе ответить на вопрос: он не хочет ничего менять, потому что все хорошо или из-за того, что ему удобно жить с Оксаной?

Но именно этот вопрос на поверку оказывался самым сложным. Если все хорошо, то откуда тоска и мечта просыпаться каждое утро с той, рядом с кем ты будешь улыбаться? А если удобно, что это за тревога и недовольство собой, которые с недавних пор поселились где-то в правом нижнем уголке души и крохотными острыми зубками прогрызают там дырку?.. А может, это и не тревога вовсе, а межреберная невралгия? На занятия спортом Фомин благополучно забил, а физическая активность, так и не дождавшись его, в гордом одиночестве пошагала по беговой дорожке, которую купили в совершенной уверенности, что пройденные на ней километры будут неуклонно расти с каждым днем. Пока, однако, росло только количество пропущенных тренировок.

– А если бы вдруг появилась возможность кардинально все изменить?

– Тогда я бросил бы все и уехал к чертовой матери, – неожиданно серьезно сказал Фомин.

– И меня? – вопросительно посмотрела Оксана.

– Нет, тебя я взял бы с собой к чертовой матери, – усмехнулся он. – А к чему эти вопросы?

– Да я в последнее время не понимаю, что делаю и зачем. Иной раз хочется просто куда-нибудь улететь.

– Давай улетим. Самолет или текила?

– Мороженое. Хочу мороженого!

Очередная встреча обещала быть успешной, о чем хироманту говорило сразу несколько примет: с утра никто не доставал его дурацкими вопросами, а клиенты как один подтвердили, что придут в назначенное время. Спокоен был и Главный специалист по предугадыванию результата консультаций – огромный полосатый кот, возлежавший в позе восточного царька на банкетке.

Этот мохнатик никогда не ошибался.

За полторы минуты до назначенного времени раздался стук в дверь, и в кабинет вошла клиентка – молодая привлекательная женщина. В ее внешности было что-то азиатское, а во взгляде сквозила привычная для наших широт славянская тоска. Главный специалист переместился на край мягкого табурета и выжидающе уставился на посетительницу немигающими желтыми глазами. Сидевший за столом хиромант, наблюдая эту сцену, усмехнулся и предложил клиентке присаживаться.

– Вы ведь у меня впервые?

– Да, мне вас подруга посоветовала.

– Тогда сначала извольте к нему, – кивнул консультант на кота, с интересом обнюхивающего руки женщины. – Это необходимый ритуал для всех наших новых гостей.

– Надо же, какой огромный, – с восхищением произнесла посетительница, поглаживая полосатую спину.

– Большой специалист, – улыбнулся хиромант.

– Да уж, немаленький. А он тоже гадает?

– Занимается предварительным тестированием. Сейчас определит открытость вашего информационного поля, а остальную работу сделаю я.

Главный специалист поднял голову, распрямил уши-локаторы и на несколько секунд уставился в пустоту, словно что-то высчитывая. Затем посмотрел на клиентку, беззвучно приоткрыл пасть, спрыгнул с банкетки и неторопливо направился к стоявшему в углу кабинета креслу.

– Информационное поле открыто, – констатировал хиромант, провожая мохнатого взглядом. – Можем приступать.

Повинуясь его жесту, женщина положила руки на маленькую подушку. Хозяин кабинета подтянул к себе широкое увеличительное стекло на струбцине, наподобие тех, что используют косметологи, и включил яркую подсветку.

Несколько минут он напряженно вглядывался в линии руки, иногда прерываясь, чтобы сделать пометки в распечатанных таблицах, значение которых только ему и было известно.

А затем прервал молчание и начал рассказ о жизни человека, которого видел перед собой первый раз.

– Вы родились в небольшом населенном пункте, деревня или поселок ближе к восточным границам. Вы не единственный ребенок в семье…

Хиромант перевел взгляд на разложенные рядом бумаги, словно искал в них информацию, кто именно был у клиентки, брат или сестра. В манере говорить длинными монологами, не глядя в лицо посетителя, скрывалась масса преимуществ.

– Точно не вижу, но вы младшая из детей. С этим родственником вы почти не общаетесь. Семья была полной, но ее нельзя назвать дружной, отец практически не принимал участия в вашем воспитании.

Женщина хранила молчание, что немного напрягало. Но ведущий свое сольное выступление хиромант знал: она внимательно слушает. Главное – не отводить взгляда от ее рук, чтобы создавалось впечатление, что его не интересует реакция клиентки. Таковы правила его работы: если после каждого вопроса или утверждения смотреть на посетителя, тот может обвинить консультанта в попытке считать вегетативные реакции и по расширению зрачков или изменению мимики получить подсказку.