Это был самый глубокий сон с тех пор, как человечество покинуло Африку и расселилось по планете. Он двигался по Северной Америке, от восточной оконечности Лабрадора на запад, и в равной степени подчинил себе всех: ночных работников, людей, страдающих бессонницей, богатых и бедных, алкоголиков и наркоманов.

Он подчинил себе фермеров, рыбаков, тюремных заключенных и их надзирателей. Он подчинил накачанных мефедроном дальнобойщиков, и те дружно свернули на обочины и уснули прямо в кабинах под песни Уэйлона Дженнингса[10]. Подчинил пилотов гражданской авиации, которые по команде диспетчеров посадили все свои 747-е «Боинги» на полосы спящих аэропортов и тоже уснули.

Но были и отдельные – временные – исключения. Чрезвычайных ситуаций, требовавших вызова медицинской помощи, почти не случалось, но телефонные линии остались под наблюдением нескольких сонных сотрудников (которые уснули позже); машины «скорой помощи» развезли пострадавших по больницам, где редкие врачи, способные работать, но одурманенные настолько, что не задумывались о происходящем, обработали редкие раны редким спящим пациентам… впрочем, раны затягивались и без их вмешательства. Пожарные, пусть и сонные, оставались на дежурстве до тех пор, пока не разобрались – безотчетно – с очевидными угрозами: потушили все сигареты, выключили все оставшиеся без присмотра плиты и камины.

Если пожары все-таки случались, то по вине природы, а не человека. В Чикаго неработающая мать-одиночка Эджи Лангуа, которая крепко спала в своей двухкомнатной квартире, пробудилась посреди сна – но тот не был сном – и обнаружила, что из старой розетки 1925 года вырывается пламя, постепенно подбираясь к хлопчатобумажным занавескам. Она подхватила спавшего малыша и не спавшего, но абсолютно спокойного трехгодовалого сынишку и помчалась вниз через два лестничных пролета… с удивлением обнаружив, что остальные жильцы дома спокойно выбираются из своих квартир и гуськом следуют за ней. Наркодилер из квартиры 3-А тащил на себе безногого старика из 4-Б, а главный враг Эджи, молодая соседка, работавшая официанткой и любившая закатывать вечеринки допоздна, когда детям Эджи нужно было спать, принесла целый ворох одеял и без лишних слов отдала Эджи сразу три.

Кто-то задержался, чтобы позвонить по номеру 911. Пожарные машины прибыли почти мгновенно, в сверхъестественной тишине. Члены расчета легко, без лишних манипуляций, подключили шланги. Они действовали так, будто у каждого бодрствовала только часть организма, ответственная за эффективное выполнение работы. Незнакомый мужчина из соседнего дома предложил Эджи поспать у него на диване, а детей уложить на тюфяке. Эджи согласилась.

– Необычная ночь, – сказал мужчина, и Эджи, не говоря ни слова, задумчиво кивнула в ответ. Не прошло и часа, как пожар потушили, и жильцы, храня удивительное, возвышенное молчание, разошлись по новым местам для ночлега. Оказавшись в безопасности вместе с детьми, Эджи вновь погрузилась в сон.

Несмотря на работающие телефонные станции, местных звонков совершалось все меньше, а международная связь вовсе прервалась. За считаные часы на всей Земле многократно снизился уровень низко- и высокочастотного излучения. Ночь накрыла западные города – Лиму, Лос-Анджелес, Анкоридж; тьма поползла на океан, а в Израиле прекратился эфир Си-эн-эн – из-за «непредвиденной нехватки персонала», как выразился один усталый телеведущий из Атланты. Сначала на экранах остался только логотип на фоне помех, затем – одни помехи. Заокеанские зрители, вглядываясь в горизонт, один за другим решали: что-то не так. Случилось что-то серьезное, но все они чувствовали себя невероятно спокойно и в конце концов уснули.

Одни сопротивлялись дольше других. То ли благодаря силе воли, то ли крепкому здоровью некоторым удавалось стряхнуть дремоту или по меньшей мере отложить засыпание на несколько минут и даже часов.

Торговый агент обувной фирмы «Беневолент» из Эбботсфорда, Мичиган, раздумывал о чуде, снизошедшем на него во тьме, в арендованном «крайслере», по дороге из денверского аэропорта. Он приехал на форум западных производителей обуви и должен был поселиться в отеле «Марриотт» в Форт-Коллинзе. Торжественный прием, чтоб его, был назначен аж на семь утра. Но чудо – необъяснимое происшествие – избавило его от раннеутренней яичницы с беконом в компании сонных предпринимателей с бейджиками «Привет, меня зовут…».

Чудо началось сразу после заката, когда его самолет только приземлился в Степлтоне. Аэропорт был почти пустым, хотя самолеты стояли у всех выходов. Добрая половина его попутчиков остались на борту, свернувшись калачиками в креслах, – летят еще куда-то, предположил он сперва, но сразу понял, что это чушь. Само здание было похоже на тихую пещеру; багажа ждали очень долго, а женщину в будке прокатной компании «Хертц» пришлось изрядно потормошить, чтобы арендовать автомобиль. По дороге на север торгового агента чрезвычайно удивило почти пустое шоссе. Машины одна за другой сворачивали на обочину, пока его «крайслер» не остался единственным на дороге. Сквозь призрачную дремоту он подпевал песне «Юритмикс» – та перекатывалась в его голове, как горошинка в пустом стручке. Затем денверское ретро-радио вдруг прекратило вещание; он попытался поймать другую станцию, но нашел только одну, транслировавшую музыку кантри и вестерн. Вскоре она тоже отключилась. Это было ненормально. Даже более того. Это было чересчур ненормально, и, вообще-то, он должен был порядком перепугаться. Как и все, он свернул на обочину и вылез из машины. Забравшись на крышу, он уселся там, постукивая каблуками по пассажирской двери, – что еще можно было делать? На него снизошло лихорадочное озарение: наступал конец света. Наступал странным, неожиданным, удивительно спокойным образом, но, вне всякого сомнения, наступал. Торговый агент встречал его на крыше «крайслера» цвета детской неожиданности, в дешевом костюме и впервые в жизни слышал тишину всеми покинутой ночи, где не было места людскому шуму. Его ерзанье на крыше вдруг показалось чрезмерно громким; злаки приглушенно шелестели на ветру, ощущался запах растущей травы с примесью горячего машинного масла и его собственного пота. Где-то лаяла собака, а звезды были яркими, как искры… и все составляло одно явление, которое он назвал просто «тишиной», и это было прекрасно и страшно. Он вспомнил свою жену и семилетнего сына. Он знал, хоть и не понимал откуда, что необъяснимое настигло и их, отчего стало легче смириться с неизбежным. У него вдруг закружилась голова, он почувствовал себя невероятно одиноким на необъятном ковре спящих полей, слез с крыши, шмыгнул в машину, где тишина казалась еще громче, свернулся калачиком на заднем сиденье и подчинился внезапному, но запоздалому зову сна.

В числе прочего ему приснилось, что прямо посреди прерии, недалеко от его машины, выросла гора – не уступающая высочайшим вершинам Земли и совершенно круглая, как жемчужина.

В тысяче миль к югу Мария Монтойя, по ее собственному определению – элитная эскорт-служащая, или, как в порыве страсти имели неосторожность шептать (или кричать) клиенты, шлюха, собиралась встретиться с немецким бизнесменом в отеле на Авенида-Хуарес, у площади Сокало в Мехико.

Попасть на место встречи оказалось неожиданно трудно. Во-первых, не было такси. Подстава, как сказали бы американцы. Вся ее работа зависела от такси. У нее даже имелось соглашение с перевозчиком «Такси-метро»: она оставляла карточку компании в номерах клиентов и получала десятипроцентную скидку. В этот день такси не ходили, диспетчеры не отвечали на звонки, а на улицах, словно тромбы в старых артериях, стояли тысячи машин. Весь город замер, как при землетрясении. Разумеется, никаким землетрясением или другим бедствием даже не пахло, и оттого суть происходящего становилась еще загадочнее… но Мария не хотела в нее вникать. Она чувствовала себя сонной, рассеянной, как при болезни. И всецело сосредоточилась на встрече с клиентом. Он был важным, богатым мужчиной. Мария пробовала звонить, чтобы предупредить об опоздании; телефон работал, но в отеле не отвечали. В конце концов Мария выругалась и вышла из съемной комнаты на жаркую ночную улицу. Воздух был липким и спертым. Она прошла десять кварталов до отеля, мимо заглохших машин… впрочем, нет, не заглохших, ведь водители намеренно съезжали с дороги, иногда прямо на тротуар, оставляя посередине пустую полосу, выключали моторы и гасили свет в салоне. Автомобили превратились в темные пещеры, внутри которых сквозь открытые окна виднелись сутулые фигуры спящих пассажиров. Они были живы, иначе Мария переполошилась бы. Просто спали. Откуда она знала? Непонятно. Но знала наверняка.