Всем, кто решится уйти, мы даруем мафусаиловы века, но… обратной дороги нет. Порталы будут стоять, можно будет даже передать в обе стороны предметы, но выход оттуда людям закрыт.

Думайте, Оля, хорошо думайте. Выбирать вам».

*Намёк на то,

что Владимир Олегович

много лет занимается

историческим фехтованием.

В голове наступила тишина.

Муж подхватил меня под руку и вытянул из взорвавшейся возгласами толпы, глаза его блестели.

− Ты понимаешь, что это?

− Конечно!

Продолжить разговор не дал разразившийся воплем телефон. Сквозь общий ор было понятно одно: все наши отдыхающие в Новогрудинино тоже услышали послание и теперь − «пожалуйста, ну мам!» − хотели получить хотя бы беспонтовое видео по вайберу.

Да блин!.. Ну ладно…

Вблизи светящейся рамки на некоторое время воцарилось удивительное спокойствие. Здесь никто не орал, даже дети.

Просто, подходя, ты терял всякое желание орать. И почему-то появлялось чувство некой неловкости от собственной праздности. Поэтому люди, потоптавшись у рамки, вновь отползали к периферии толпы, где можно было вволю делиться впечатлениями, размахивая руками и успокаивая пивом нервы.

В дальнем от портала углу опустевшей автостоянки виднелась пара полицейских бобиков. Рядом курили менты и пляжеские охранники. Морды у мужиков были мрачные: чё делать — непонятно, и не свалишь — работа же. Ну или служба…

Мы обошли вокруг. Сзади конструкция выглядела как огромаднещее зеркало. М-гм.

Ну, в принципе, всё понятно. Тут вход. Тут выход. Тут зеркало для красоты повешено, сразу видно — с этой стороны не работает. Зато можно поправить причёску и вообще прихорошиться.

Пока мы совершали круг почёта, у «рабочей» стороны артефакта разгорелся какой-то кипеж. Компания изрядно весёлых парней пришла посмотреть на чудо. Чудо оказалось скучным, и они начали подначивать друг друга заглянуть за рамку, толкаться и ржать. В результате сложноописываемых телодвижений трое упали с этой стороны, а один, получив удачную подножку — с той, приземлившись задницей на собственный телефон.

Народ ахнул, а упавший, не осознав масштаб трагедии, начал возмущаться:

− Пашка, бл**ь, чё за подстава? Телефон, бл**ь, новый, трёх дней нету!

− А чё сразу Пашка-то? — возмутился друган.

− Да ничё! Любитель подножек, блин! Вон, смотри! — парень повернул телефон экраном к компании, − умер, всё! Ещё и царапина во весь экран, по гарантии даже смотреть не станут, скажут — долбил обо что…

Парень сделал шаг вперёд, намереваясь плечом оттереть неуклюжего приятеля… и воткнулся в невидимую стену.

Народ ахнул ещё раз. Парень попытался выйти снова. И снова. Потом с разбегу. Потом психанул и швырнул в невидимую стену злополучный телефон. Телефон границ не заметил, пролетел, воткнувшись в ближайшую клумбу и бодро заработал, разразившись Рамштайном. Муттер, ага. Пашка подхватил телефон и нервно сглотнул:

− Слышь, Димон… тут тебе это… мама звонит… − он осторожно, стараясь не задеть мерцающую линию, протянул телефон уставившемуся в одну точку парню. Но мобильник замолчал и погас, как только пересёк границу света. Димка подержал в руках мёртвую игрушку и бросил обратно, всё в ту же клумбу. Экран немедленно засветился снова. Нарастающий гул толпы приглушил мрачного Линдеманна.

− Мать? — как-то невыразительно спросил Димка.

Стремительно трезвеющие товарищи судорожно закивали.

− Сами ей ответьте.

− А чё сказать-то, Дим?

− Скажите… Да пусть сюда придёт, сам с ней поговорю.

ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ?

Новость бурлящими волнами расходилась по парку. Народ начал напирать — любопытство, оно ведь неистребимо.

Вовка вытащил меня из давки. Сзади раздавались возбуждённые голоса толпы. Потом послышались громкие щелчки и шипение — менты завели свой матюгальник:

− Граждане! Внимание! Опасная зона! Не приближайтесь к светящимся линиям! Обратный проход невозможен!.. Держите ребёнка, мамаша!.. Опасная зона! Покиньте границу оцепления! Граж… Да ты что, не понимаешь, мать твою! Отойди!!!

Мимо нас пролетели три машины с мигалками. Подкрепление вызвали, ага.

− Ну, хоть больше никто не завалится по пьяной лавочке…− высказалась я, − пойдём, по набережной прогуляемся? Не жарко уже.

− Пойдём.

И пляж, и прогулочные дорожки были необычно пусты. Даже вечно орущий пляжный диска́ч молчал. Хорошо-то как! Муж обнял меня за плечи.

− Ты же понимаешь, Олька, вот они — мои сны?

− Ну, да…

Мы немножко прошли молча.

− Ты же понимаешь, Вовка: я — как ты. Скажешь: рванём — значит, рванём. Сколько раз мы это обсуждали!.. Пойдём вон, на качели сядем. Полюбуемся на город… − я сделала страшные глаза, −…в последний раз! — ну, не могу я без придури…

Часа полтора мы обсуждали — что и как, прикидывали варианты. По-любому выходило, что Мишку с Васей надо с собой брать. Василиска маленькая ещё, девяти лет нет. А Мишку с его инвалидностью на бабушку вешать − не дело. А уж Галя и бабушка сами решат.

− Блин! Я же Гале обещала видео отправить!

Галя с Кирей нам объявили, что они прям с самого утра приедут на новогрудининском автобусе (Патамушта! Они лично! Своими глазами! Хотят увидеть Огромные Светящиеся Ворота!) − а уж потом мы все вместе поедем на дачу к бабушке.

Мы потихоньку пошли вдоль залива. Волны с шорохом перекатывали мелкие камешки.

На полпути к Аграмадным Светящимся Воротáм я остановилась…

− Чувствуешь запах?

− Какой?

− Да корвалолом пахнет!

Вовка в темноте видит гораздо лучше меня. Он первым разглядел на лавочке, в плотной тени аллеи, скрючившуюся фигуру, это была… да, женщина.

− Женщина, вам плохо?

Она подняла на меня зарёванное лицо с красными припухшими веками. Лет пятьдесят, наверное. Одета прилично. Была слегка подкрашена, вон чёрные дорожки. Наша находка шмыгнула носом и дрожащим голосом спросила:

− А кто такой Мафусаил?

Я растерянно посмотрела на мужа.

− Это — библейский персонаж, − невозмутимо ответил Вова, − прославился чрезвычайным долгожительством. Если не ошибаюсь, прожил более девятисот лет.

− Вы уверены? — теперь в её голосе слышалась надежда.

− Абсолютно.

Она глубоко вздохнула и встала, оправляя платье. Поправила на плече сумочку.

− Извините, вы не могли бы меня проводить… туда? — она кивнула головой в сторону автостоянки и светящейся арки, − Я, честно говоря, завалиться боюсь.

− Конечно.

− Только вам умыться бы, − вклинилась я, − Тут, правда, вода холодная.

− Ой! — женщина вытащила из сумочки зеркальце, − Ну кошмар, стыдоба!

− Да ладно вам! Пойдёмте, прогуляемся потихоньку. Обувь у вас для пляжа неподходящая. Вов, ты нас тут подожди, ладно?

Мы потихоньку побрели к воде. По ходу дела я узнала, что это и есть мама того улетевшего в портал охламона, Димки, зовут её Света. И живут они вдвоём. Бабушек-дедушек давно уж нет. Муж в первую чеченскую погиб. Димкин старший брат два года назад разбился в аварии. Нет больше никого. Света вздохнула.

− А я, Оленька, на годовщину старшего как раз с инфарктом свалилась. Год назад, получается. Сколько я протяну?.. − я молча поддерживала её под руку. Ну что я скажу? Мы медленно ползли от кромки воды к асфальтовой дорожке, — А Димка мне говорит: мама, она обещала, что выздоровеешь и будешь жить ещё лет восемьсот, − Света повернула ко мне лицо с разгорающейся в глазах надеждой, − С ума сошёл, да? А если правда?

− А кто обещал? — осторожно спросила я.

Света нерешительно помялась.

− Говорит, богиня…

Милый, поджидающий нас на дорожке, услышал конец нашего диалога и подтвердил:

− Если богиня обещала — правда. Будут вам мафусаиловы века, − и на мой вопросительный взгляд усмехнулся в усы, − Во сне про этот мир было так.

− Ой, кстати, познакомьтесь: это Светлана, а это мой муж, Володя!

После взаимных реверансов мы уже бодрее пошли по асфальту и тут Света снова остановилась: