Стокер, оторвавшись от поилки, поднял на Тэссен удивленный взгляд. Сердце-то — хер с ним, а она что, плачет? Из-за него?..

Мышка, сердито грохнув на тумбочку поилку, резко отвернулась от Стокера и отошла к окну, делая вид, что пытается что-то разглядеть в нем. Она совершенно не обращала внимания на то, что шторы по-прежнему плотно занавешены, и лишь ее плечи иногда мелко вздрагивали, да было слышно, как тихонько шмыгает нос.

Соображал Стокер плохо, но очень точно почувствовал, что сейчас нужно напрячься, понять, что происходит, и сделать что-то очень важное. Внутренности скрутило, но не от боли, а от волнения. Раскладушка. Кресло совсем рядом. Уютный спортивный костюм. Лицо, которое он никогда не видел до этого вообще без макияжа. Слезы в светло-красных глазах. И тапочки. Даже ему было очевидно, что Тэссен провела тут немало времени, ожидая, когда он придет в себя.

Стокер вздохнул. Хотелось пойти по хоженой много раз дорожке и с самим собой побеседовать на тему «Зачем этой прекрасной женщине старик, или мне все это кажется», но он слишком устал прятать за страхом и неуверенностью чувства. Сколько лет он уговаривал себя, что она давно его забыла, да и не испытывала ничего, кроме желания единожды разделить постель?

«Хватит обманывать себя, старый трус: эта женщина хранила свои чувства так же трепетно, как и ты сам! И, видимо, так же боялась, что ошибается».

— Тэсс…

— Что я здесь делаю, хочешь спросить? — зло перебила она его. Стокер увидел, как напряглась ее спина.

— Нет. Хочу… сказать спасибо…

— За воду, да?.. Да не за что! — все еще стоя к нему спиной, она цедила резкие слова, а напряженные плечи дрожали. Она не заметила, как обняла себя руками и хвостом.

— За то, что… дождалась. За то, что… осталась рядом. — О Фобос! Вот сейчас бы встать, подойти к ней, обнять, поцеловать — и сразу будет ясно, о чем он! Но мать же твою: попробуй он это сделать, свалится на пол, еще и сверкая голой задницей с обрубком хвоста! Ну почему он просто не ответил на ее поцелуй много лет назад? Тогда ноги держали, а штаны и все части тела были на положенных им местах! Что ж… он определенно поумнел, раз понял, что не стоит упускать счастье, когда оно стоит рядом. Придется теперь, видимо, к нему ползти, прикрывшись простыней… Тэсс же не для того тут дежурила, по-видимому, не один день, чтоб послать его на хер?..

Он собрался с духом, чтобы сказать то, что готовился сказать почти восемь лет, с того дня как…

— Значит, так! — внезапно Тэссен решительно повернулась к нему, прервав ход рассуждений. Ее светлые глаза горели решительностью, руки упирались в бока: вот такого старшего механика до дрожи в коленях боялись все мотоотряды Марса. Даже Огонек поджимал хвост, когда Тэсс была не в духе, а он как раз привозил байк, на котором в очередной раз было погнуто крыло. Чем же он, Стокер, лучше? Раз нет хвоста (кстати, куда он, пес побери, делся?!) — прижмет уши.

— Значит, так! — повторила она. — Ты сейчас лечишься. Как хороший мальчик делаешь все, что говорят врачи. А я присмотрю, чтобы никто не притащился к тебе с документами и государственными тайнами. Особенно один неуемный серый балбес!.. Линк сказал, что если соблюдать рекомендации, продержит тебя тут еще недели три, не больше. А после это ты, — она решительно ткнула в Стокера пальцем, — едешь со мной домой!

Домой? Он с Тэсс? А его она спрашивать не собирается?.. Точно: его она спрашивать не собирается! Круто!

Но вслух он промямлил только:

— Ээээ… аааа… куда?

Кажется, еще пара таких ответов, и она решит, что он или дебил, или получил повреждения мозга.

— Ты поедешь домой. Ко мне! К… нам…

Тэссен пыталась выглядеть уверенно, показать, что приняла решение за них обоих и ей плевать, что он там думает, но пальцы предательски дрожали. Сколько лет она хотела пойти к нему и вот так все высказать? Не соблазнять, не ходить вокруг да около, не бросать томных призывных взглядов, а просто сказать, что сегодня вечером он едет к ней ужинать и остается у нее жить?.. Она бы и дальше тянула, помня его решительное «Нет!» в освещенном только монитором компьютера командном пункте, но, увидев, как синеют его губы, как замерла без движения грудь, а Линк матерится, пытаясь завести сердце, поклялась себе, что если Стокер выживет, перестанет трусить! Она сжалась, ожидая еще одного «Нет!», но…

— Эммм… хорошо. А до этого ты продолжишь спать тут на раскладушке?

Они испуганно посмотрели друг на друга, как два школьника, которые только что сознались, что написали друг другу валентинки. Он боялся, что ляпнул неуместную глупость, она — что он не то имел в виду и это предложение выметаться из его палаты.

— У тебя есть другие варианты? — она посмотрела ему в глаза, готовая самыми грубыми выражениями отстаивать свое право тут спать.

— Мммм… там же мимо двери все ходят, спать мешают… а койка — широкая… — последние слова Стокер смущенно пробубнил себе под нос, про себя отвешивая себе оплеуху: мужик, тебе пятый десяток вот-вот выйдет, а ты блеешь, как шестнадцатилетний!

— То есть ты предлагаешь мне разделить с тобой постель?

Он предлагает?.. Он правда предложил. Как… неоднозначно прозвучало! Твою пушистую ж маму, он не то хотел сказать! Нет, это — тоже, но далеко не только это!

— Предлагаю, да. Постель. Жизнь. Дом. Горе. Радость…

Тэссен подошла ближе и осторожно присела на край кровати.

— Тебе не кажется, что что-то предложить забыл?

— Ммм… общую могилу?

— Старый дурак! Думай!

— Сердце и руку возьмешь? Ничего больше нет — даже хвост какая-то скотина сперла! — он улыбнулся уголками губ, пытаясь за грубыми шутками скрыть волнение, которое нервной дрожью прокатывалось по всему телу от этого разговора. Не броди в его крови коктейль из кучи лекарств, он наверняка бы придумал, как сказать это Тэсс красиво. И совершенно точно бы нашел способ снова ничего не говорить, так что пусть лучше вот так, чем продолжить молчать.

— Ну раз хвост мне не светит, давай руку и сердце, — Тэсс улыбнулась, смущенно разглядывая свои пальцы. Ситуация — глупее не придумаешь! Два взрослых марсианина, которые никогда за словом в карман не лезли, а тут пары слов связать не могут, не то что прямо сказать, что нужны друг другу как воздух!

Впрочем, если бы они могли, давно бы это сделали.

Стокер, выдохнув, накрыл ее руки широкой кистью, погладил большим пальцем запястье. У Тэсс застучало сердце: сколько раз он при встрече так делал, а потом отдергивал руку, будто обжигаясь. Но в этот раз его ладонь не сбежала, а продолжала осторожно гладить ее дрожащие пальцы.

— Знаешь, — хрипло произнес Стокер, — я чувствую себя идиотом. Но идиотом безумно счастливым.

Тесс рассмеялась, звонко и радостно, и этот смех будто разрушил преграду, которая все еще стояла между ними. Преграду из страха, из неуверенности, из боли. Стокер потянул ее к себе, и она осторожно устроилась в его объятиях, стараясь не задеть провода и трубки, которыми было утыкано его тело. Пушистые тапочки полетели вниз и звонко шлепнулись о пол. Ее ладонь погладила его по щеке, взгляд поймал взгляд, и она заметила, как бегают его глаза от ее глаз к губам и обратно. Сердце защемило от нежности: лет тридцать мужчина не смотрел на нее так! Не спрашивал безмолвно разрешения. А может, вообще никто и никогда не смотрел.

Поманив взглядом, она зарылась пальцами ему в волосы на затылке и притянула к себе.

Дурацкие трубки не давали касаться друг друга так, как хотелось обоим, поэтому первый поцелуй вышел неловким, словно у школьников, зато таким же нежным. Не имея возможности взять достаточно воздуха в легкие, чтобы не размыкать их губ и ласкать ее рот, вкладывая все чувства в движения языком, он целовал ее нос, щеки, глаза, линию подбородка и лоб, а она жмурилась, подставляя лицо неизвестной ей до этого ласке. Она вспомнила, как дышать, только когда он провел кончиками пальцев по ее шее и ключицам. Открыв глаза, поймала на своем лице восторженный взгляд влюбленного мальчишки: