Я встала рядом с ними. Младший заботливо предложил зонтик и мне. Я взяла его в одну руку, а другой обняла своих мальчишек. Они прижались ко мне так крепко, будто боялись сейчас потерять еще и меня. Младший зарылся в складках моего насквозь промокшего пальто. Я чувствовала, как вздрагивали его плечи. Скорее всего, от холода. Старший просто стоял рядом. Я не стала ему ничего говорить. Моя рука дрожала у него на плече. Я чувствовала свою вину, что не смогла уберечь своих детей от такого горя.

Взглянув на своего младшего, я поняла, что не имею права опускать руки. Не имею права замыкаться в своем несчастье. Только сейчас до моего сознания дошло, что я теперь единственная, кто в ответе за них. И как бы мне не хотелось убежать от этой ответственности, в этом мире у них больше нет никого, кроме меня.

– Мам, – проговорил сквозь слезы младший.

– Что, мой хороший? – мой голос дрожал.

– Папа ведь смотрит. Он не хочет, чтобы ты плакала – он с такой надеждой смотрел на меня. И опустилась на колени, чтобы мои глаза были на уровне с сыном. По щеке снова скатилась слеза. Я взглянула на старшего. Он молча смотрел перед собой. Я обняла младшего и сказала тихо, но чтобы старший сын тоже услышал.

– Я знаю. Я вас люблю до бесконечности Вселенной.

– А мы тебя еще дальше, – тихо ответил старший, посмотрев на меня.

И в этот момент серые зонты куда-то исчезли. Исчез серый дождь. Ушли серые люди. На кладбище виднелся только маленький красный зонтик рядом со свежей могилой. Под этим зонтиком непонятно как уместилось три человека. И пробивающийся сквозь серую дождливую пелену маленький лучик солнца скользнул по макушке красного зонта, блеснув в небольших капельках дождя.

15 сентября 2021 года.

В кабинете наступила тишина. Юлия закончила свой рассказ. Или мне так показалось. Я поднял на нее глаза. На ее лице не отражалось никаких эмоций. Она была спокойна. Черт, подумал я, к этому спокойствию мы приходим с пациентами только через несколько сеансов. Но взглянув в ее глаза, я понял, что нам далеко еще до конечного результата. Ее глаза выражали все: тоску, беспросветное горе, счастье. Они блестели. Блестели так, как сверкает вечернее море в отражении луны.

– Наверное, мне уже пора, – робко сказала Юлия. – Я вас задерживаю. Уже поздно. – Она начала вставать с кресла. Бледное ее лицо осветилось ярче от света фонаря.

– Не стоит об этом волноваться, – заспешил я с ответом, чтобы ее остановить. – Сегодня я могу задержаться на работе.

Что-то подсказывало мне, что прийти сюда для Юлии очень нелегкий шаг. Если она решилась, то это действительно важно. И еще мне пришла в голову совсем абсурдная мысль. Если Юлия сейчас уйдет, то она уже никогда больше не вернется. Мне нужно было остановить ее. Нужно было помочь ей. И это уже не профессиональный интерес. Юлия смогла задеть что-то глубоко внутри меня. Я никогда не подпускаю пациентов слишком близко. Всегда нужно разграничивать работу и собственные чувства. Но здесь был особый случай. Я не понимал, что именно меня задело. И хотел разобраться в этом как можно скорее.

Юлия опять присела на краешек кресла. Оно снова чуть тихо скрипнуло. Но я заметил в ней чуть больше уверенности. Она начала раскрываться. Или мне опять так показалось? В руке она все так же продолжала держать стакан. Воды в нем нисколько не убавилось. Она неловко поправила волосы, убрала падающую на лицо прядку волос за ухо. В этом простом движении сквозило невероятное количество отчаяния.

– Хорошо ли иметь воспоминания? – неожиданно спросила Юлия. Она обращается сейчас ко мне?

– Наверное. Смотря какие, – неуверенно ответил я.

– Любые воспоминания. О плохом, о хорошем, о счастье, о горе.

– Люди стараются все плохое забыть.

– К сожалению, это так. Они приносят много боли душе.

– Почему вы об этом спросили? – задал я Юлии вопрос. Она немного помолчала.

– Я не могу отпустить свои воспоминания. Не могу забыть ничего.

– Память постепенно стирает все плохое. Со временем вы забудете, – смело ответил я. К счастью, это случается в большинстве случаев.

– А сколько времени на это потребуется? – с надеждой спросила Юлия.

– Ну, это зависит от человека. Кому-то требуется год, кому-то два…

– А кому-то целая жизнь, – закончила она за меня фразу. – Только, к сожалению, это не работает. Я помню все. И особенно остро самые болезненные моменты моя память никак не хочет стирать. Наверное, потому что они бесконечно яркие… И их нельзя забывать. Даже то, что принесло невероятную боль. Воспоминания – это наша жизнь.

Тишина опять блуждала по комнате. Заглянула в окно, пошепталась со светом фонаря, взглянула на Юлию. Я почувствовал, что тишина словно дарила покой душе Юлии. Это безмолвие не становилось тягостным. Наоборот, она давала чувствам безмятежность, уют.

За окном почти совсем стемнело. Но луна еще не показывалась. В кабинете свет я так и не зажег. Мне нравилось наблюдать за лицом Юлии в отражении единственного фонаря. Пробиваясь сквозь окно, его лучи ласково скользили по ее глазам. От этого исходило такое невероятное тепло. Мне было комфортно сидеть с ней вот так. Надеюсь, что она тоже почувствовала себя лучше.

17 июля 2021 года.

Трехчасовая поездка в деревню прошла замечательно. Мальчишки на заднем сиденье играли в какую-то новую игру в телефоне. Я посматривала на них в зеркало заднего вида и тихонько улыбалась. Они все чаще стали проводить время вместе после смерти отца. Старший взял на себя часть забот о младшем брате. Водил в школу, помогал с уроками. И как только успевал еще и о себе заботиться. Успеваемость в школе у него ничуть не ухудшилась. Да, он стал более замкнутым, мало разговаривал. Но если к нему обращался младший брат, не отказывал ему ни в чем. В последнее время они были не разлей вода. Мой младший сын сделал то, что я не смогла сделать за эти два года. Он смог вернуть в нормальную жизнь своего старшего брата.

– Мам, приехали! – звонкий голос мелкого заставил меня отвлечься от своих мыслей. Мы подъехали к небольшому деревенскому домику. Мальчишки тут же выскочили из машины.

Навстречу им вышла женщина. Мать моего мужа. Невысокая, немного худая, она так и не могла оправиться после смерти сына. Меня она недолюбливала. Считала, что я недостойна ее мальчика. Но какая мать так не считает? Но я действительно была недостойна его. Я его любила не так, как он меня. Он положил душу к моим ногам, а я лишь воспользовалась ею.

После его смерти мы с его родителями не слишком часто общались. Но надо отдать им должное. Каждое лето они забирали мальчишек, возились с ними, помогали адаптироваться. И как бы им ни было тяжело, они понимали, что во внуках есть их спасение.

Следом на крыльцо вышел пожилой мужчина. Темноволосый, смуглый и достаточно высокий для его возраста. За эти два года он изрядно постарел. Начинала болеть спина, ходил он, опираясь на трость. Но ничем и никогда он не показывал, что ему тяжело. Он всегда старался выглядеть бодро. И всегда подбадривал свою супругу.

Бабушка с дедушкой крепко обняли мальчишек. Подойдя к ним, я тоже вежливо их обняла.

– Юля, зайдем, попьешь чайку. Устала с дороги, – сказал отец моего мужа. Дрожащий голос выдавал его старость. Я взглянула на них, и мое сердце сжалось. От того, что они никогда не смогут полюбить меня. От того, что они отчасти винили меня в его смерти. От того, что я забрала жизнь их сына.

– Спасибо, но я не могу, – спешно ответила я, возвращаясь к машине. – На работе возникли проблемы. Их надо решить сегодня.

Они никогда не заставляли меня оставаться у них, долго не упрашивали. В их доме было слишком много фотографий их сына. И если мои мальчишки могли спокойно смотреть на них, то я погружалась в собственные мысли. И очень долго не могла вернуться обратно. Я всегда задавалась вопросом, почему так произошло? Почему он оставил меня? Почему он оставил наших детей? Он был мне очень нужен всегда. Только рядом с ним я могла забыть свое прошлое и никогда о нем не думать.