– Вот и проверим! – Уокер едва видит очертания убийцы, кровавая роса сформировала на глазах шоры, и теперь ей совсем черно. Но она зафиксировала в руках верёвки и всё ещё изображает связанную – малюсенький, жалкий плюсик с неочевидным профитом.

– Мальбонте, я буду вместо неё. Я! Убей меня, раз нужна ритуальная жертва! Я – твой идеальный кандидат.

– «Я – Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим», - с видом церковного послушника произносит преступник, скромно опуская глаза в пол. – Ну точно наша непризнанная! Первую заповедь как с неё писали! – Пальцами он треплет окровавленную девичью щёку, как треплют вчерашнюю племянницу, которая неизвестно когда успела подрасти. – Смотри, сын Сатаны, она же до сих пор сны от яви не отличает, но даже такая готова верить в тебя и веровать. Маленькая язычница, почитающая фаллический Майский Шест назло истинному пророку!

– Её чувства – туман забвения, мои – самые настоящие. Забери меня, я ей молиться готов, - самое дно отчаяния, заставляющее думать о себе с омерзением: «Я в любом случае сдохну раньше, чем увижу, что с ней произойдёт». Потому что безнадёжная часть Люцифера всё решила: если выблядок попытается убить Уокер, он сносит себе голову золотой удавкой, чтобы привлечь внимание, и умирает с мыслью, что её свободные руки успеют оттолкнуть замешкавшуюся падаль, а быстрые ноги унесут из дома прочь.

– Предпочту, чтобы ты посмотрел! – Визгливо, по-бабски щерится Маль, вновь хватаясь за кинжал. Это его сцена, его зрители. Не те, которых подкинула случайность, а главные приглашённые вечера, а он всегда мечтал перед ними выступить. Поэтому убийца пытается актёрствовать, крутануть лезвие в ладони, как истинный маэстро. Но только колется, чехвостит демоническую сталь и роняет клинок. – Красиво не получилось! – Поднимая нож, Бонт отвешивает сыну Сатаны поклон. – Уж извините, мы – полукровки из народа – с пелёнок не натасканы!

– Ты хочешь освободить Шепфамалума, чтобы его уничтожил свет? – Сидя на стуле, Виктория снова прикидывает число шагов до комода, у которого лежит Глок, и вдруг успокоительно разносится в сознании демона: «Если ты собрался спасать меня ценой своей жизни, я предпочту умереть».

«Я не спрашивал тебя, какое принять решение».

«Зря. Следовало спросить».

«Не могу… Не могу смотреть, как он к тебе приближается! Лучше уж…».

«Завали, Люцифер! – Она одёргивает его строго, - завали и соберись, он всё ещё хочет говорить! Так отвлеки его, как собирался, сейчас я к пистолету ближе, чем когда-либо!».

«А ты – занятная штучка, Непризнанная…», - видимо пинок по гордости угодил куда следует, и не-Смит берёт себя в руки, потому что бас в женской голове становится твёрдым.

«От чего я знаю, что ты уже говорил мне это?.. – интересно, она может мысленно поцеловать его, вдруг так чётко представляя любовника в своём настоящем обличии – там, у стены, у батареи, с кровоточащими ранами. Она уже видела на нём похожие раны. Она уже освобождала его от таких же пут. И что-то кричала, прилипая к губам? Кажется… - Умирать, так вместе?».

«Умирать, так вместе».

– Ты снова права, Вики Уокер, - Маль сжал серебро стали и прикинул что-то, напоминая повара перед готовой индюшкой: на той есть незаметный шов, надрезав который дичь сама распадётся на красивые, ровные порции, но его ещё следует найти. – Он ведь не мёртв, просто замурован, но самое прискорбное – чары кокона слабеют без той, кто их создал.

– Забавно, - цедит демон. – Ты отправил её сюда, чтобы избавиться от соперницы, и тем самым лишил себя покоя с братьями.

– Зато я помню, что Шепфамалум очень нетерпим к светлым мирам, созданным Шепфой, и дохнет от света, будто вампир.

– Кстати о нём. О светлом божке. Что уготовано этому чародею? – Ни на одну секунду Люций не выпускает из видимости кинжал и его местоположение.

– Я польщён, что сам сын Сатаны этим заинтересован, - рукой Мальбонте демонстративно начинает наматывать девичьи волосы, заставляя напрягать шею. – Буду действовать по той же схеме, но от обратного. Призвать тёмного бога в мире, созданном им, можно, карая грешников. Полагаю, светлый бог вырвется из заточения, если в его мире… - он умолк, пожевал губу и решился, - в одном из его миров случится череда праведных чудес.

– Небеса?

– Не просто Небеса. Столь желанный тебе Ад, - зверёныш скалится от чужой соображалки. – Сейчас всё там пронизано скорбью, но совсем скоро явится Спаситель в лице меня и подарит мир и покой. Представляешь, до чего смешно – я тогда трахну твою Преисподню дважды. Сначала – подмяв, затем – превращаясь для твоего народа в новую надежду.

– Почему начал с Шепфамалума? – Люций не просто убить хочет, он хочет чего-то настолько ужасного для этой божьей отрыжки, что у слова нет определения.

– Потому что вас всё ещё слишком много, темнокрылые твари. Вопреки всему продолжаете плодиться и размножаться скорее из любви к процессу, чем от хорошей жизни, - лезвие мелькнуло у уокерского горла, но тут же ушло к копне волос, стянутой мужским кулаком. – Но это ничего, каторги и Ордена усиленно работают над сокращением населения. Пашут, как не в себя! – Он перевёл глаза на Вики, - извините, миледи, но ваша густая грива будет мешать процессу извлечения трепещущего сердечка!

– Ше-епфу не убить светом, - сначала она подумала, что ей плевать на кудри, но когда зазубрины клинка заскользили по хвосту рвано и медленно, голос дрогнул.

– Ага, - он бросил это легкомысленно, увлечённый делом, - поэтому мне только предстоит перенести статую Шепфы в мир Шепфамалума, где его должно прихлопнуть аннигиляцией. Это вторая причина, почему я начал с тёмненького бра… Виктория, тебе совсем не жалко своё роскошное, жидкое золото волос?! – Голос, доставшийся Малю с чужим обличием, поломанный, каким бывает у юношей в подростковые годы, и когда гибрид повышает тон, тот срывается, превращаясь в неприятный фальцет.

– Не ноги, отрастут.

– В стародавние времена порченный товар карали остригом. Тоже своего рода, - он склоняется к уху и шепчет, обдавая гнилым дыханием, - насилие. Поруганная девица, остриженная без должной сноровки.

– А знаешь, кто ещё остригался, Маль? – У его земной личности дырявые зубы, и чувствовать этот рот грязно. – Аскеты. Монахи. Святые.

– После всего, что наш непревзойдённый Люцифер в тебя засовывал, «монашкой» ты можешь считаться только в одном из Орденов. Там бывают костюмированные вечера… - с последним движением кинжал издаёт свист и оставляет её копну в его руках.

– Мальбонте! – Гибрид увлечён разглядыванием своего трофея и не замечает напряжённый, сконцентрированный тон демона, - тогда тебе следует знать… - время разговоров прошло, и теперь Люциферу нужно только одно – контакт глазами, - чтобы погрузить в воспоминание, столь нелюбимое грязнокровкой. Отвлечь второй ипостасью, едва не прикончевшей Маля.

– Знать? – Убийца вскидывает голову, - что знать? – И вдруг сталкивается с красным фосфором, чтобы через секунду в ужасе заорать и непроизвольно сделать шаг в сторону. Потому что ему кажется, что выродок сумел обратиться прямиком в этой комнате.

«Вперёд!».

Уокер вскочила, как ужаленная. На ходу скидывая верёвки, она неудачно зацепилась ступнёй за стул и полетела на пол – зато в нужную сторону.

«Где он? ГДЕ ОН, ЛЮЦИЙ?!», - в её тело, растёкшееся у комода, впиваются крошечные осколки зеркала, но в ладонях у криминалиста Глок, и она переворачивается на спину, целясь во тьму.

«На пол-шестого! В трёх футах от тебя! Уровень колен!».