– О снах знает Уильям. Не всё, но кое-что. – Она зябко поводит плечами, и демон тут же елозит темечком по её бёдрам с целью разогнать кровь и согреть.

– Ты долбанулась? Авария отбила остатки мозгов? – Внутри Люцифера вновь щетинится огромная, чёрная, ревнивая тварь. – Я по-твоему что, пришёл к этому хуесосу и расспросил, о чём вы говорите, когда у него на тебя не стоит? – А не стоит у того всегда, это очевидно. И хер там наверняка маленький. Дряблая мошонка. Много лишней волосни. И… сука! Он себя изъест, если не прекратит.

– Я не знаю. – Она вздыхает, но без грусти. – Я правда не знаю, извини. Не знаю, откуда ты знаешь. Не знаю, что с твоими глазами. Не знаю, что чувствую. Но мне было хорошо.

– Непризнанная… - почти шёпотом, дыханием опаляя пупок, - …задай вопрос, на который никто не знает ответа.

– Любой?

– Любой. То, что ты не говорила никому. Или думаешь, что никому не говорила. Или… - он не может удержаться, прикусывая тонкую кожу на её животе и вырывая стон, - …какая же ты… сдохнуть, какая! Сдохнуть, Уокер. Сдохнутьбезтебяможно…

– Под-дожди… Не умирай тут, окей?.. – Викторию снова лихорадит. Ощущения конченные, она про такие никогда не слышала и нигде не читала. Чувствует только, как сжимается влагалище, от которого по всему телу летят разряды, и закусывает губу. – Вопрос?.. Хорошо… Пусть будет вопрос. Что я сделала в пять лет? В день, когда к нам приехала дорожная полиция и сообщила о гибели матери. – У неё не так много секретов, но этот она бережёт, потому что считает постыдным и уродливым. Хранить тайну удобно, нет ни одной улики, ни одного свидетеля её поступка, а главное – никто не может выяснить истину задним числом.

– Уверена, что хочешь услышать ответ? – Мужчина вдруг становится мягким и деликатным.

– Уверена, что ответа не услышу.

– Ты убила свою морскую свинку. – Он мгновенно вжимает в её бёдра пальцы, понимая, что она готова вскочить и заорать. – Тихо-тихо, милая! Ты сама мне это рассказывала. Ты убила свою морскую свинку по кличке Зоуи. Твой отец поехал с копами на опознание, соседку он попросил посидеть с тобой, пока он не вернётся. Лайонел Уокер не знал, что ты подслушала диалог с полицией под лестницей, старался вести себя как ни в чём не бывало и попросил дождаться какую-то Сильвию. Да успокойся же ты! – Он садится и сгребает её в охапку, позволяя лупить себя ладонями. – У тебя было минут пятнадцать, и ты не могла вымолвить ни слова. Ты открыла клетку, поймала Зоуи, положила её на порог гостиной и как следует шибанула дверью четыре раза подряд, пока тельце… тсс-с!.. не разрубило надвое.

– ТЫ!… - зуб не попадает на зуб, и её снова беззвучно колотит в его объятиях. От чего-то Виктория в курсе, обычно эти руки увиты чернильными узорами, а не только венами.

– После этого тебя прорвало. Вернулся голос и ты завопила. Рыдала всё время, пока отмывала косяк и полы, а останки Зоуи спустила в унитаз. Они были слишком незначительными, чтобы не смыться с первого же раза, но ты всё равно стояла и нажимала кнопку чёрте сколько времени, пока не услышала, как хлопнула входная дверь.

– Божебожебоже… это неправда… так не бывает… не бывает! Ты не можешь этого знать!

– К соседке ты вышла заплаканная, и сказала, что никак не отыщешь морскую свинку. Вместе вы перерыли весь дом, продолжая реветь: она – из-за твоей матери, ты – тоже. Но обе делали вид, что печалитесь из-за Зоуи. Потом вы решите, что свинка сбежала и…

– ХВАТИТ!

– Ты рассказала эту историю в первое утро после того, как не стало моего отца. Мы были на крыше. Я учил тебя вызывать демонический огонь…

– ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА!

– Моего отца убила твоя мать.

– Моя мать давно… - всхлип, за ним второй, - …давно мертва!

– Всё верно. – Его ладони тёплые и горячие, и сам не-Леонард жаркий как печка, но не та, от которой разит удушливой гарью. – Так давно мертва, что уже имеет вес в загробном мире. Жизнь прекрасна, но ошибка людей – считать, что со смертью она заканчивается. Для некоторых из вас смерть становится лишь началом.

– Это ложь! Ты врёшь мне! Ты всё…

– Я впервые за эти сутки не вру тебе, Уокер.

– Откуда я тебя знаю? – Виктория внезапно успокаивается и вскидывает лицо, отрываясь от его груди.

– Вероятно, из своих снов, - Люций зло щурится, но продолжает, - тебя лишили крыльев и памяти, чтобы вернуть на Землю.

– Ты понимаешь, как ты звучишь?

Вопросом на вопрос:

– Ты чувствуешь то, что ты чувствуешь?

– Да, иначе этого диалога просто не было. Как мы познакомились?

– В первый же день в Школе ангелов и демонов во внутреннем дворе. До тебя… - он как-то странно хмыкает, - …докопался… докопалась моя пассия.

– Так она или ты?

– Предположим, я хотел, чтобы она до тебя докопалась.

– Зачем?

– Засмотрелся на твою задницу.

– Ты красив?

– Даже слишком.

– Почему не подошёл сам?

– Ты – Непризнанная.

– Что это значит?

– Ты – всего лишь человек, которому подарили вечность на небесах. В нашем мире такие считаются вторым сортом.

– То есть я – провинциальная лохушка в пафосной школе?

Он захохотал в голос приятным, бархатистым смехом:

– Скорее, в академии. Как твой университет, только в сто крат привилегированнее. И нет, Уокер, ты не лохушка и в обиду себя не дала.

– А в этой академии ты – капитан сборной по квиддичу?

– По Крылоборству, - снова гогот, - но ты рассказывала мне, что такое квиддич.

– Твой отец – он…

– Был дьяволом? Да. Я – сын Сатаны и избранник адского трона.

– Когда мы с тобой… когда у нас начались отношения?

– Когда я впервые тебя трахнул?

– Допустим.

– После осеннего бала. Спустя три месяца, как ты появилась.

– Почему я?

– Потому что хотел тебя, сходил по тебе с ума и думал, что эта блажь пройдёт, стоит мне тебя оприходовать.

– Ты всегда берёшь то, что хоче… ох! – Его ладонь, вползшая между женских ног и крепко сжавшая лобок, была красноречивее любых ответов. – То есть мы не встречались?

– Ты спрашиваешь про свидания под луной и прогулки за руки? Нет, мы не встречались. Но мы проводили много времени вместе, потому что… - «…мне страшно хотелось быть около тебя, преследовать тебя в грёбанном водовороте, догонять тебя, успевать за тобой!», - и трахнуть. Её безумно хотелось трахнуть. В ту осень Люций так часто думал о сексе с Непризнанной, что всерьёз стал опасаться, а здоров ли он? – Я помогал твоему маленькому расследованию.

– Какому расследованию? – В темноте у неё загорелись глаза. Видимо знакомое, понятное профессиональному слуху слово придало уверенности. Или всё дело в мужских, узловатых пальцах, раздвинувших половые губы и просто покоящихся там, в промежности, совершенно по-хозяйски.

– Ты пыталась выяснить, кто находился за рулём минивэна, который убил тебя.

– Я выжила.

– Нет, Вики, ты погибла, я сам видел отчёт судмедэксперта. И я был с тобой в том полицейском участке Оксфорда, где мы выясняли номер машины и прокатной конторы. Ты умерла в аварии.

У Люцифера есть эгоистично-ублюдочная часть натуры, которую он ни в чём не ограничивает. Вот и сейчас он позволяет той мысленно плеваться: «Ты сдохла, чтобы достаться мне навечно, а не отправиться назад, загнивая за шесть-семь десятков лет с каким-то соплежуем, записанным, как бойфренд».

– У нас что, что-то вроде любви-ненависти, да? – Вики чувствовала, что знает ответ, но хотелось услышать от него.

– М-м, - «британец» странно замялся, и, внезапно, Виктория поняла, перед ней смущение. – Да. Я отпускал шпильки в твой адрес, ты – в мой, пока это не привело нас в постель. Это была твоя постель.

– А потом?

– Потом нас вызвали на ковёр к директору, и мне пришлось изображать козла, который заявляет, что это был всего лишь секс.

– Зачем?

– У тебя проверяли память. Думай ты обо мне в категориях своего мужчины, это увидели бы все учителя.