Сотня фрикций, подступающие судороги.

Комод задыхается в своей блядской «музыке».

Потому что Непризнанная не любит медленно, не любит изысканно, её всегда требуется драть, как в дешёвой порнухе, когда влагалище начинает хлюпать от интенсивности каждого телодвижения и издавать этот порочный, чпокающий звук, стоит ему выйти из девчонки полностью. Она даже его ствол всю их недолгую «вечность» сжимала так, будто никогда из себя не выпустит – плотно, тесно, дерзко. Поэтому, отправляясь на Землю, вернуть Люцию сердце нахалка не удосужилась. Дескать, радуйся, что хотя бы твои яйца и член остались при тебе.

«Только трепещешь ты сегодня так, что теперь мне точно не выбраться! – Он выпускает гриву, но лишь для того, чтобы шлёпнуть Вики по лицу. Несильно, тыльной стороной ладони. Слегка проехаться по скуле и примять губы. Она – его ебливое святотатство – и всегда такое ценила. А сейчас вспыхивает, расширяя глаза, включаясь из тягучего морока, и тут же краснеет, - стыдно, что нравится, бесподобная сука?! Неловко, что помнишь своими отголосками разума?!», - ещё один шлепок, чуть увесистей прежнего. Третий, пятый. Если Уокер и хотела возмутиться, он ей не дал: пальцами зафиксировал подбородок, сжав щёки, и не прекращал долбить узкую промежность, впиваясь глаза в глаза.

Движений много: от них её задранные ляжки мокрые, а на его прессе капли пота.

На комод никакой надежды – он скрипит, трещит, издаёт «Бамц-бамц!», напоминающий «Бэнг-бэнг!», проходит обряд крещения.

– Ясвихнусьточно… точноточноточно! – С кукольным, отключающимся от реальности лицом. Смешно сложенные «рыбкой» губы выдыхают прямо в него, ведь демон так и не убрал ладонь, продолжая давить.

– Я давно, Непризнанная… бля, как давно я свихнулся на тебе… как же давно я поехал на тебе крышей, родная… - кожа под его пальцами горит, и дыхание у неё сиплое, жаждущее. Что ж, Люцию есть, чем утолить эту жажду – он плюёт в её отёкший от мужской руки и пересохший от пропитанного сексом воздуха рот. – Глотай. – Чтобы тут же пройтись невесомым поцелуем. Лучше непокорной Уокер только покорённая Уокер. – Славная девочка… - ещё один плевок, в честь которого она высовывает свой язык и закатывает глаза. – Такая славная девочка… Моя такая славная девочка…

Чужая слюна стекает в глотку, но Виктория даже думать не смеет, что это нечто неприличное. У неё никогда такого не было, теперь хоть знать будет, где та планка олимпийского чемпионства.

Её постельные утехи просты и неприхотливы. С Уильямом Вики бывало хорошо, когда он сильно старался и заканчивал этюд куннилингусом. В иные разы она просто шла в душ и доводила себя до финиша самостоятельно – то лейкой, то пальцами, то подаренным ей всё тем же Ты-Самый-Лучший-Уилли-Парнем вибратором.

Да только дерёт её сейчас так, что она в печёнках толчки чувствует, каждой стенкой влагалища спазмы распознаёт, отнюдь не самый лучший парень, а стопроцентный бог, и Уокер хочется не соображать и расплакаться от подкатывающего исступления.

А больше Вики ничего не хочется.

Когда вся она сжимается и кричит в узнаваемом оргазме, Люцифер даже не подозревает, насколько одинаковы их мысли. Всё, что ему нужно, это кончить следом; всё, что ему жизненно необходимо, это уткнуться ей в ложбинку между грудей сразу после и хотя бы постараться не рыдать раненной мразью от безнадёжности; всё, что он может сделать, это растянуть её ещё парой-тройкой движений, продлевая эйфорию, а потом быстро, невежливо спустить с комода и рывком поставить на коленки.

– Я пью противозачато… - Виктория не договаривает, когда её рот заполняет член.

Ему неважно, что она пьёт: Уокер – смертная, он – нет, при всём желании они не смогут сделать ребёнка. Но чувствовать тугой обхват её губ, ощущать, как её острый язык проходится по уздечке, и видеть, как интуитивно быстро её рассудок вспоминает каждую бороздку, каждую вздувшуюся вену – самое правильное из всего сонма неправильностей в эту ночь.

Он кончает ей глубоко в горло, вцепившись в комод и в кудри побелевшими пальцами, потому что сосёт Непризнанная лучше всех шлюх Ада, Рая, Земли и миллиона других миров.

– Прекрасно… - рушась рядом, прямиком на пол, мужчина цедит это сквозь плотно сжатые зубы. – Этовсёслишкомпрекраснобля…

– Не знаю, что ответить. – В данный момент она даже думать боится. Просто выключает разум, не желая анализировать ситуацию. Полулежит среди фотографий трупов, облокотившись на руки, и просто наслаждается волнами, как у океана. Только океан тот – весь между ног.

– В позу.

– ЧТО?!

– Мы разогрелись, - не-Смит дёргает Вики на себя, полностью пластаясь по паркету, - пора переходить к основному блюду, Уокер.

Но теперь она сверху, потому что крутят Викторией, как шаром в фитнес-зале. Подхватывают, переворачивают, бёдрами усаживают себе на лицо, а голову прибивают к члену. Тот разряжен и стал значительно мягче, но криминалист всё равно не в силах избежать сравнений с оружием: его ствол – самая значительная угроза в этой комнате.

Она берёт его в рот с тянущим, сосущим звуком и чувствует, как кончик его носа проходится по мокрым складкам.

«Что ты там вынюхиваешь?», - мысль шальная, лёгкая, крылатая. И улетучивается раньше, чем девушка успевает распробовать ту на вкус.

«Тебя, Непризнанная, - Люцию кажется, он слышит её вопрос в своей голове, пока язык разлиновывает классики. – Вынюхиваю тебя, чтобы убедиться, что нихрена я не забыл и никогда не забуду. – Идеальные прямые, спирали, круги, по касательной. Своими ладонями он так сильно тянет Уокер на себя, что у той разъезжаются колени. – Тебя сожрать хочется. Нарушить все посты и закончить любые голодовки. Так нужно, Вики… Так нужна мне, что… прости, блин! Прости меня за то, что мы это делаем! Потому и не спускался, потому и не искал встречи, - с клитора его язык устремляется выше – двигается, лижет, скользит, проникает, - знал, что всё закончится нами. Пóтом, смазкой, ёблей, пульсирующими дырками», - Люцифера накрывает мятежным угаром: от проникновения её влагалище сжимается, и теперь он может пересчитать каждое выступающее рёбрышко у Виктории внутри.

«Ты из меня душу вынешь!».

«А ты – высосешь!».

«Хочу твои пальцы…».

«Любой каприз, родная. Любой каприз».

Никто из них не догадывается, что диалог в голове – не распалённые волей случая фантазии. Однако ладонью Люций двигает по заднице, чуть шлёпая, сжимая ту с оттяжкой, вызволяет свой рот из плена, облизывает не святую «троицу» пальцев и вводит средний и указательный в Вики, а большим начинает гладить тесно сжатое отверстие выше.

«Я планирую взять всё», - и тут уж хоть сам Шепфа заявись, хоть Шепфамалум, хоть оба разом, с Мальбонте на подпевках, планам демона им не помешать.

С переполненным ртом, со слюной, которую можно приравнять к потопу, Уокер не в состоянии думать: сейчас она – пепелище, раскрытое и до сухожилий обнажённое, текущее в чужие губы, что так правильно истязают её клитор и долбят отверстие выше. Два отверстия выше.

Но она умеет быть благодарной, и вся её глотка, каждый втянутый вдох, создающий вакуум, каждая, нарисованная языком окружность массивной головки, касание зубами вдоль твердеющей плоти, в его распоряжении. Когда мужчина под ней приподнимает бёдра и вдвигает член до предела, она не способна противостоять его калибру. И устоять она тоже не способна. Вики распахивает рот шире и с удовольствием давится, но принимает каждый дюйм.