Самого Тони чуть удар не хватил, когда он увидел, в каком состоянии Питер нарисовался посреди ночи. Тот умудрился еще пару часов где-то погулять, чтобы не тревожить Тони расплавленным костюмом и ужасным состоянием кожи и мышц под ним. Зажило же, ничего страшного.
Это ведь не стрижка, из-за которой последние двадцать минут Питер мечется между состояниями «все будет хорошо» и «в таком виде даже в гроб не кладут».
— Волосы — не ноги. Отрастут, — с ободряющим цинизмом хмыкает Тони, отдавая себе отчет, что при худшем стечении обстоятельств шутка могла бы стать фатальной, и проводя ладонью по тому, что осталось от привычных кудрей. Первые пять минут жужжания машинки он старался держать себя в руках и не выражать гаммы чувств, которую испытывал, глядя на Питера. Как минимум, это было непривычно. Как максимум — он сдерживал улыбку. Не из-за вида Питера, а из-за его отношения. И этого взгляда, будто на его глазах кто-то в дождь котенка на улицу выбросил.
— Оу, — Питер вздрагивает с непривычки, оказавшись лишенным укрытия из волос. — У тебя рука такая теплая.
— Это лучше, чем холодная, — подмечает Тони. — И это ненадолго. Месяца через три будешь щеголять с роскошной шевелюрой
— Это минимум на полгода.
— Да что ты? Хочешь — давай пересадим волосы… откуда-нибудь.
— Так, все! — не выдерживает Питер, разворачиваясь, но его ловят сильные руки, прерывая дальнейшие возмущения.
— Питер, ты не стал менее прекрасным. Вот если бы досталось другим твоим частям тела, я бы запереживал, — отвлекая от мыслей, Тони бесцеремонно облапывает все, что прячется под толстовкой проверки ради, и выпускает Паркера из объятий только когда тот начинает смеяться.
— Ладно, ладно, я понял, — Питер слегка оживает, отскакивая к дверям. — Я стараюсь не париться. Или можно просто завесить зеркала, — слышит Тони напоследок полуобреченное бормотание, которым Питер скрывает нервозность. И оно ему чертовски не нравится.
Предавшись нехорошим мыслям, Тони рассеянно смотрит на себя в зеркало. Волосы и волосы, делов-то. Может, Питеру от этого легче станет.
***
Здравым умом Питер понимает, что это всего лишь волосы. И показатель его провала. Ну и да, выглядит он так себе. Или нормально? Черт его знает. Наверное, стоит радоваться, что ресницы и брови не подпалились… жутко даже представлять.
Отложив телефон с сообщением от Неда, в котором он посоветовал пойти на пробы в новый «Форсаж», Питер рассеянно проводит рукой по макушке, тяжело вздыхая.
— Я понимаю, что ты решил уйти в затворничество, но я решаю провести сегодняшний вечер с людьми, от которых ты приходишь в больший восторг, чем от меня.
— Чего? — Питер отвлекается от планшета, даже не включив его и поднимая на Тони голову. — А. Ты про наших?
— Кэп вернулся. Я так и сказал, что ты целыми днями только о нем и спрашиваешь.
Питер строит рожицу. Неделю назад он имел неосторожность спросить при Тони, как дела у Стива на его «сверхконфиденциальном» задании — теперь не обходился без шпилек.
— Отлично, он в порядке? Да. Поедем. Заценят заодно прическу. Вот на их лицах я как раз прочитаю, насколько все ужасно и… Что?
Питер бросает на Тони выразительный взгляд, не понимая, почему на его губах играет усмешка.
— Ты чего?
Питер оглядывается, не понимая, что случилось, оглядывает Тони, разыскивая ответ на вопрос.
— Только прическу?
Питер пялится на него еще несколько секунд и тут его глаза округляются до размеров блюдец.
— Ты побрился! — доходит до Питера спустя вечность сложных мыслительных процессов и он выпрыгивает из кресла, как пробка из-под шампанского. Внешнему виду Тони не хватает привычной бородки, отчего Питер потрясенно ахает.
— В самом деле? Тебе кажется. Может, посмотришь на меня еще пару часов?
Питер и смотрит, сдерживая то ли радостный шок, то ли шокированную улыбку. Бородка всегда была элементом стиля Тони наравне с очками и природным шармом.
— И как ты без своей фирменной бородки? — с уловимым сожалением в голосе тянет Питер, прикладывая ладонь к обнажившемуся подбородку, очерчивая линию большим пальцем.
— Давно хотел в себе что-то поменять, — не моргнув глазом, сообщает Старк, котом подставляясь касанию. — Вдруг завтра я захочу отрастить роскошные усы. Буду их укладывать каждое утро. Как тот сыщик, как его… Шерлок?
— Не-а. Дюпен*? — припоминает Питер, восторженно поглядывая на Тони. Он когда-нибудь ходил без бородки? Ощущение, что с ней и родился, меняя изредка форму. А теперь побрился… потому что Питер начал слюни распускать? Ох. Не зная, что и думать, испытывая и отчасти вину, и благодарность, Питер неверяще покачивает головой.
— Если ты еще и усы отпустишь, я не выдержу такой красоты, — наконец изрекает он, после чего счастливо улыбается и крепко-крепко его обнимает. Такой жертвы он и представить себе не мог.
Тони же думает, что ради восхищенно-растроганного взгляда он готов на все. Даже на те ужасные парные футболки, про которые, к счастью, Питер совсем забыл.
Комментарий к Love is in the (h)air
*Тони и Питер пытаются вспомнить Эркюля Пуаро, персонажа Агаты Кристи. Помимо таланта в раскрытии преступлений славится своими усами и привычкой заниматься ими в самый неподходящий момент;
Огюст Дюпен - детектив, вышедший из-под пера Эдгара Алана По («Убийство на улице Морг»).
========== Nothing else matters ==========
Плохой вкус в музыке не делает плохим самого человека. С таким потрясающим открытием Тони пришлось смириться, когда он начал встречаться с подростком, которому ничего не говорили имена Бона Скотта, Джеймса Хэтфилда, того же Джови. Незнание легенд золотого рока — это не страшно. Тони никак не беспокоит, что Питер путает песни Дип Перпл и Пинк Флойд, остается равнодушен к хитам, под которые Старк отрывался в молодости и только иногда восклицает «Это ведь та самая песня! Она в моем детстве везде играла».
Тони с успехом наловчился пропускать эти возгласы мимо ушей. Для Питера это детство, для него — поздняя молодость, какая разница, собственно?
С другой стороны, Питеру нравятся старые песни (при Тони он называет их песнями двадцатого века, и неизвестно, что звучит хуже), правда нравятся. Некоторые даже добавлены в плейлист, завалились между лаунжем и электроникой. И он честно пытается запоминать все, что ему рассказывает Тони, гуглит группы и солистов. Что поделать, если рок прошлых десятилетий для него настолько же неразличим, насколько для Старка сливались в одну все группы современности.
Не сказать, что Тони как-то его осуждает. Разные поколения, интересы, все дела. Ну, а то, что Питер не трогает плейлист в его машине — так он и не запрещал. Всего лишь однажды выразительно посмотрел, когда тот попросил Пятницу поставить что-то из новенького. Паркер неловко кашлянул и больше о подобном не заикался. Никогда.
Тони не осуждает. Тони просто не понимает, как после хорошего чистого рока можно идти и включать попсу. Она же вся одинаковая. В доказательство он просит Пятницу провести анализ песен, которые доносятся у Питера из наушников. На один мотив оказывается написано семнадцать песен — и это только пятьдесят секунд поиска. Питер пожимает плечами, говорит, что это забавно, после чего возвращает наушники обратно и продолжает пританцовывать под тонкий и звонкий голос, размазывая арахисовое масло по тосту.
Все нормально. Питер ведь слушает и нормальную музыку. Свою. Тони делает вид, что не превращается в недовольного старика, когда встречает восторженного по самую макушку Паучка с концерта каких-то там двух парней и тот чуть ли не подпрыгивает от увиденного взрывного шоу. Тони такого точно никогда не видел. Нет, концерт Квинов — это улетно и клево, но это же сами Пилоты.
Резонанс берет свое, когда в один из прекрасных вечеров, проведенных за шлифовкой Марка, Тони вдруг ловит себя на мысли, что покачивает головой в такт песне, которая грубо вырывается из привычного ему музыкального сопровождения. Разумеется, он быстро себя одергивает, но минут через пять все возвращается обратно, а в дверях раздается оглушительно-победное.
