- Заскочим в ателье. Тебе нужна хотя бы пара нормальных костюмов на выход.

Питер скорбно вздыхает, залезая в машину. Кто бы мог подумать, что прилично выглядеть так сложно.

========== When you’re here ==========

Тони много чего странного делал в своей жизни, но точно никогда не сидел вместе с Питером в ванной, прислонившись спиной к кафелю, и не наблюдал за миниатюрным шоу, центральным персонажем которого был пес.

— Терпи, — говорит в который раз лохматому любимцу Питер, хотя самого разбирал смех.

Эйти терпеливо сидит под обдувом, то и дело порываясь покинуть временное пристанище. После купания и огромного полотенца, Питеру пришлось стать самым строгим хозяином в мире, чтобы заставить того усидеть под теплым воздухом.

— Вот нечего чихать было, — добавляет Тони, скрывая за этим небрежным замечанием свое беспокойство.

С месяц назад после очередного купания с брызгами на всю ванную Эйти впервые простудился. Питер возился с ним все свободное время, чертовски переживая, что не высушил ретривера как следует, а Тони, недолго думая, соорудил своего рода сушилку. Соединенные между собой нагревательные панели с подачей теплого воздуха, оптимальная температура, чтобы не пересушить шерсть, и плюс-минус десять минут на саму процедуру.

Все это, конечно, ради спокойствия Питера. И чтобы собака заразу не разносила. Не потому что Тони как-то привязался к псу, вовсе нет. Даже несмотря на то, что они уживались на одной территории, Тони все равно периодически грозился отдать Эйти обратно в приют, но упустил момент, когда его слова перестали воспринимать всерьез. Питер просто переводил острую тему воспитания собак, а Эйти через несколько минут уже радостно бил хвостом по ногам и лез под руку.

— Обдув завершен, — констатирует Пятница. Панели гаснут.

— Иди сюда, — Питер вытягивает руку и Эйти выскакивает из теплого обогревателя, порываясь отряхнуться, как от капель воды. И ещё больше становится похож на огромное взъерошенное облако.

Питер смеется.

— Да, да, ты у нас теперь самый пушистый и чистый, — Питер целует теплого и сухого Эйти между ушей, когда тот лезет к нему, и крепко обнимает. — Долго же тебя расчесывать придется.

Тони только фыркает. Эйти необычайно быстро вымахал в четвероногого лохматого слона, а Питер с ним все равно возился, как с маленьким щенком.

Покрутившись и успокоившись, Эйти садится рядом с Тони, а после и ложится на теплый пол, устраивая морду у того на колене. Делать нечего, приходится гладить.

— Спасибо, — Питер ласково кусает Тони за плечо через футболку, требуя внимания так же просто, как Эйти.

— Займусь обогревателями для собак. Всегда мечтал, — усмехается Тони, потрепав Питера по волосам. Тот мотает головой, то ли возвращая все обратно, то еще больше растрепывая.

— У меня есть подозрение, что у тебя все получится, — фыркает Питер, уперевшись лбом в его плечо.

— Маленькое домашнее хобби.

Тони качает головой, почесывая пса и слушая сопение Питера под ухом.

— Надо разгрести почту, — Питер,

наконец, выпрямляется, подавляя зевок. Эйти тут же выбегает из ванной в хозяйскую спальню, надеясь, что ему ещё уделят внимание. — Написать, что ли, Неду, что с сайтом разберемся позже, а то мне надо почитать лекции, хотя завтра так неохота идти. А еще…

«Еще» обрывается на том, что Тони обнимает его за талию, подтягивая к себе на колени.

— В твоих наполеоновских планах нет места для самого главного меня, — притворно возмущается он и Питер улыбается, обнимая его за шею. Как и полчаса назад, когда Тони заявил, что больше никаких простуженных животных в его доме не будет, устанавливая сушилку.

— Есть, конечно, — в подтверждение Питер осыпает прикосновениями его лицо, целуя подбородок, скулы, переносицу. Тони сиюминутно меняет гнев на милость, довольно его поглаживая.

Они сидят в теплой ванной, обмениваясь ленивыми поцелуями и Тони смотрит на Питера, вдруг думая, что, может, это и есть один из самых счастливых моментов его жизни. Просто они стали так естественны, что он их не замечает.

До тех пор, пока Эйти не решает, что притащить из разодранного в коридоре бумажного пакета новенький свитер, зажав его в зубах — это очень удачная идея.

========== 3000 times ==========

Тони будит саднящая боль в груди, приглушенная огромным количеством седативов и обезболивающего. Он открывает глаза, фокусирует непослушное зрение. В нос ударяет запах стерильной чистоты. В глаза — Питер, проживший несколько печальных лет. Бледный, в одной рубашке с расстегнутым воротником, уставился в одну точку. На плечи возложена тяжесть всего мира.

Память начинает услужливо подкидывать воспоминания о произошедшем. Много боли в области груди, началась в мастерской. Он только отвез Питера в аэропорт, вернулся в Башню. Голос Пятницы, взывающий к рассудку, гомон и шум, добрые люди в белых халатах. Все, что он так не любит.

— Пит, — Тони едва шевелит пересохшим губами.

Питер дергается, резко смотрит на него, проверяя, не послышалось ли. Одни запавшие глаза на белом лице, но в них столько всего: облегчение, страх, истощение и радость. У Тони сжимается сердце. Рабочее. Живое.

— Привет, — он оказывается у кровати так быстро, словно телепортируется, касается запястья Тони, давая понять, что рядом.

— Все в порядке, мы в больнице. С тобой все будет хорошо. Где-то болит? — дрожат пересохшие губы, выталкивают спешные слова.

Болит, да. Не то слово. В груди словно атомная бомба взорвалась и все расплавила.

Тони едва мотает головой. Питер смотрит на него, осторожно прикоснувшись костяшками пальцев к щеке, после чего подносит к губам Тони воды — небольшой глоток.

— Больше нельзя, — с сожалением в голосе говорит он, убирая источник временного облегчения. Тянется к кнопке на пульте.

— Вызову медсестру.

— Нет, — хрипло говорит Тони, зная, что Питер поймет. Всегда понимал и сейчас тоже.

Питер смотрит на него, похожий на тень самого себя, но садится рядом, кладет свою ладонь поверх его. Тревожно вглядывается в его лицо, силясь сохранять свое.

— Болит? — повторяет. Настойчивый.

— Нормально, — отзывается Тони, тяжело выдыхая. На лице Питера пробегает странное выражение, и он берет его руку в свои ладони.

— Врешь, — говорит он, а глаза подозрительно блестят. Тони пытается сморгнуть действие наркоза, вдруг чудится. Питер молчит, скрывает страшное, но лицо пронзает новая тень.

— Да. Инфаркт, — отвечает он на немой вопрос в его глазах. Тони нервно сжимает ослабевшими пальцами его, и у Питера болезненно кривятся губы.

— Старый я, что уж тут, — хрипит он высохшим голосом. Правда старый. Иначе не валялся бы тут целую вечность. Встал и пошел работать дальше, запчасти барахлят. Паршиво.

— Нет, — шепчет Питер, смаргивая слезы, которые являются подтверждением его слов. — Неправда.

Тони молчит, считая собственное дыхание. Неприятно. Смотрит опять на Питера. Чуть лучше.

— Я так испугался, — выскребает Питер из легких надрывным голосом, и по щекам катятся мокрые дорожки. Впивается в его ладонь так, словно отпусти — и конец света наступит. — Чуть не рехнулся, пока летел обратно, так боялся, что вдруг… если бы не Пятница, а я не рядом…

Тони неосознанно отмечает, что не так уж и часто видит Питера в минуту слабости. Потому что Питер сильный и храбрый, самый храбрый человек из всех, кого он знает. Может кинуться в горящее здание, рушащееся метро, но каждый раз, когда дело касается Тони, он почему-то теряется.

Питер ведь от страшного плачет. От любви. И Тони этого до сих пор не понимает.

Они уже сколько лет знакомы, Питер заматерел за это время, вырос — и все равно Тони видит перед собой шестнадцатилетнего мальчишку, испуганного, потерянного и цепляющегося за него. Тони правда не помнит, чтобы за него кто-то так цеплялся.

— Иди сюда, — он тянет Питера к себе, хотя даже здоровую руку жжет. Тот сомневается, но не может подавить порыв. Осторожно ложится на плечо, обнимает его поперек груди и ничего не может сделать. Только верить, что это была нелепая случайность, что Тони проживет еще много-много лет, что на самом деле у него не седина в волосах, а солнце заигралось. Питер искренне этого не видит, не замечает, но сейчас вынужден.