Будучи и сам сибиряком – уроженцем далёкого от Москвы Кемерова и знающим не понаслышке о жизни ссыльных и переселенцев всех смут российских, Александр Серафимович достоверно, жёстко, без полутонов – от слова к слову – ведёт своё повествование.

Сибиряки говорят мало – они знают цену слову, как и поступку: не забывают того, что было и не удалось миновать… Сибирь всегда удивляла своим самосознанием, недюжинным почином и образной прорисовкой в произведениях писателей-самородков. Да, вырубка здоровых стволов крестьянского рода не обошла ни одну семью! Россия А. С. Такмакова, как и его героиня Степанида, осталась без мужнего плеча… В его рассказах – будто Шестикрылые серафимы – пламенные души пророчествуют и предупреждают, действуют и спасают, тоскуют по намоленному Бытию народа, прошедшего сквозь XX век.

Это состояние словно продолжает течение исполинских рек и дух непроходимых до конца лесов, неисчерпаемых богатств, скрытых в недрах земли. Это подкатывает, наплывает, укачивает, лишая сна… Не потому ли суть изложения, как и внешний облик писателя, едины в природной устойчивости – непримиримы к провокациям легковерного лукавства (повесть «Провокаторы»), к преступной корысти современного общества, опутанного кознями греха, не до конца не побеждённого и готового к озарению по воле Случая и промыслу Создателя.

Есть в прозе Такмакова ожидание и надежда, проявляется и шукшинская цепкость народного языка, и тяга к притче Виктора Астафьева, и цельная лепка женских образов, перекликающихся с протестующими бабами-памятниками Валентина Распутина. Эта пронзительная нота одиночества звучит в некогда процветающих деревнях, где остались работающие старики, которым кроме верной собаки никто вовремя не поможет. Рассказ Такмакова «Старик и его собака» органичен и глубок по своему содержанию! Будто исподволь, невзначай, с художественной точностью повести и рассказы Александра Серафимовича показывают нам, что в народном представлении дремлет и закипает жажда иного миропорядка, достойного страны, перестрадавшей беды безбожия, раскулачивания, белого и красного террора, глумления над личностью и праведностью – страшные годы Отечественной войны, подкосившей наш генофонд. Без этого предназначения – завета предков – не сохранится Россия!

Это убеждение проступает и подаёт знак к творчеству, чтобы одержимые смельчаки, подобные Серафиме из одноимённого рассказа Такмакова, утвердили свой талант в мире, чтобы старики в обезлюдевших сёлах поставили долгожданные Храмы, и Степаниды несгибаемо удержали свой Крест вдовьей доли и вырастили своих детей.

Или так у истинно пишущего всегда подтверждается, подмеченная Ф. М. Достоевским, закономерность испытания жизнью?.. Ведь и впрямь – природа (по мнению нашего классика) всех людей пускает для пробы на этот Свет… Кто выживет – ответит, кто сдюжит – победит, сможет – напишет и, как Полководец Слова, соберёт свою рать. Тому яркий пример и альманах «Истоки», из года в год печатающийся без господдержки – на личной инициативе сотрудников: поэтов и писателей, почитателей русской литературы и, конечно, существующий благодаря горячей поддержке А. С. Такмакова.

Так спорят в судьбе человека врождённый талант и сделанная биография, законы профессии и муки призвания, неожиданный случай и необъяснимая предопределённость. Даёт о себе знать и сибирская «закалка» кемеровских широт, и подмосковный огляд клинских рубежей.

Оттого и рассказ Александра Серафимовича «Превратности судьбы» воспринимается как хроника из жизни малых городов или сибирских мегаполисов.

Пока в поругании Святые места, соборы лишены былой славы и церковной жизни – мается душа… Так – при встрече и в соборной молитве – перед Великим постом мы говорим: «Прощения просим…» и в ответ повторяем: «Бог простит…» Так в повести Такмакова «Прости и прощай» расстаются любящие люди. Так и, поминая А. С. Пушкина, мы чувствуем, что «сказка ложь, да в ней намёк» теперь – в наши дни – дозрела до сказки-были, напутствующей во спасение и дарующей влюблённым Благословение…

22 августа 2022 года

Москва

Александр Серафимов

Ваша

Проза

Хрустальная

Светлоокая

Дальная

Предрассветная

Чистая

Ваша

Проза

Лучистая

Звездоокая

Тайная

Ваша

Проза

Кристальная

Наталья Божор

Увидев в руках почтальонки серую бумажку, Степанида обмерла, сердце защемило от предчувствия беды, холодный пот проступил на лбу и щеках, ноги ослабли, и чтобы не упасть она ухватилась за калитку. Такие небольшие четвертушки серой бумаги означали одно – отец, сын или брат погиб в бою с фашистами. Осознание, что её муж погиб за правое дело не смягчало горечь утраты. Скомкав в руке роковую бумажку и постояв несколько минут у калитки, она вытерла фартуком слёзы и вернулась в дом. Этот дом они вместе с мужем построили сразу после скромной свадьбы на участке, который выделил им райсовет. По правде сказать, это был не дом, а засыпная халупа, сбитая из досок и покрытая от дождей рубероидом. Посреди халупы возвышалась русская печь, которая делила помещение на кухню и комнату, где стояла две железные кровати, на одной спали родители, на другой старшая дочь и её младший братик. У самой печи на топчане, над которым висела люлька малышки, спал престарелый отец мужа, Степан, который на время отсутствия невестки присматривал за детьми.

Теперь она одна должна была вырастить троих детей, двое из которых были совсем крохами – Стёпке шёл четвёртый год, Насте год, третья двенадцатилетняя дочь Дуся была её помощницей по дому и в огороде. Собственно, если бы не огород они уже давно бы померли от голода. Картошки, квашенной капусты морковки и свёклы им хватало до апреля. Весной, когда сходил с полей снег, Степанида с Дусей отправлялись на ближайшее картофельное колхозное поле в поисках остатков прошлогоднего урожая. В раскисшей от избытка воды холодной земле они отыскивали перемёрзшие за зиму картофельные клубни, из которых пекли драники. В мае, когда очнувшаяся от зимней спячки земля расцветала, Степанида с Дусей шли за город и вдоль дороги рвали лебеду из которой варили суп, а осенью собирали калину, черёмуху и грибы – тем и питались всю зиму.

Протопив с утра печь и собираясь на работу Степанида укладывала малышей на теплые полати, разжёвывала ржаной хлеб, обёртывала жвачку в марлю и засовывала в рот малышам.

– Мамочка я хлебушка хочу, – выплёвывая жвачку изо рта, заплакал Стёпка.

– Потерпи, мой хороший, вот схожу на работу и принесу тебе хлебушек.

– А ты скоро придёшь?

– Скоро, очень скоро, а пока ты поспи, поспи, милый, да присмотри за малышкой пока Дуся в школе будет и за дедушкой тоже присмотри, он совсем хворый, а ты у меня мужчина, старший в семье, – прижимая к себе и утирая слёзы, давала наказ Степанида.