Лачил постукал по кончику янтарного острия.

– Гору Аавэй видели, что возвышается над нею. Правда, издали. Никто из нас не осмелился войти на эти земли, – охотник хмуро добавил, – никто, кроме Нэйгумэ. На обратном пути набрели мы на кладбище мамонтов. Там нашел я этот бивень и вырезал на нем дорогу, которой мы шли.

– Дорогу к Горе Аавэй… – произнесла Юла околдованно.

Юла упрашивала деда, чтобы тот взял ее с собой в охотничий поход, с тех пор как племя Древа перекочевало в Лес Следов. Лачилу пришлось очень рано поведать внучке о том, что вождь, шаман, охотник и пастух могли покидать поселение, но всем остальным делать это запрещалось под страхом быть изгнанным в тайгу. Что, в принципе, было равносильно смерти. Тогда-то Юла и решила: обязательно станет охотницей.

До испытания, которое проводилось в племени Древа раз в год и которое позволило бы ей называться таковой, оставался месяц с хвостиком. Лачил надеялся, что его подарок принесет ей удачу и хотя бы чуть-чуть приоткроет для Юлы мир, что она так стремилась повидать. Охотник не ошибся: каждая черточка на рукояти копья будоражила ее воображение. Она жадно вглядывалась в линии рек и гор, обводила пальцем силуэты животных, словно пытаясь их погладить…

– Время тебе ложиться спать, – заметил Лачил.

Зарывшись поглубже в шкуры в обнимку с копьем, Юла слушала прощальную песнь, раздававшуюся с поляны. Обряд уже начался…

– Может, мы должны быть там? – спросила она задумчиво.

– Ты еще мала, не нужно тебе это видеть, – донеслось из полога13 Лачила.

– Ты говоришь как Забуль, – проворчала Юла. – Раз ты подарил мне оружие, значит, я уже взрослая. Жду не дождусь своей первой охоты… Скажи, как погиб Нэйгумэ?

Ответа не последовало.

– Дедушка?..

Лачил тяжело вздохнул.

– Мы подошли к Бледной равнине. Было решено повернуть назад. Мы боялись, что злой дух шамана Одо, дремлющий в недрах Горы Аавэй, может почуять людей, так ему ненавистных, и пробудиться. Но Нэйгумэ не был согласен с общим решением. Он был упрямый и гордый. Вот и возомнил, что даже если Одо проснется, то ему не составит труда одолеть его. Перед обратной дорогой мы устроились на стоянку, так глупец сбежал, пока все спали. Алантай бросился за ним в погоню, но было слишком поздно… Из нас, охотников, никому не известно, как он умер. Спи, Юла.

Лачил повернулся на бок и протяжно захрапел.

«Уснешь теперь… – думала Юла, вслушиваясь в горестную песнь, доносившуюся с ритуального костра. – Бедный Нэйгумэ… Что, если Одо в самом деле проснулся и убил его? Как, интересно, выглядит этот Одо? Наверняка похож на Атилу…»

Сон оборвал ее спутанные мысли.

Наутро тело Нэйгумэ уложили в запряженные нарты. Его последнюю одежду расшили клыками хищников, а на голову опустили маску волка, в знак того, кем он был при жизни.

Нарты скрылись из виду за стволами деревьев, и раздались вздохи облегчения – обряд закончился. Но не для охотника, которому предстояло везти Нэйгумэ к месту упокоения, а там забить оленя: с Расколом ведомые прежним племенам дороги между мирами были разрушены, забыты, и дух почившего мог найти путь на Верхнюю полусферу только с помощью духа-проводника.

Когда Юла проснулась, Лачил все еще спал. Прихватив с собой его подарок и осторожно переступая через небрежно валявшиеся повсюду снасти, одежду и посуду, она бесшумно выпорхнула из тордоха.

Юла несла копье с высоко поднятой головой, поражая им не особо удачливые кустарники. Проходя мимо поляны, она увидела, как соплеменники сгущаются вокруг Атилы и вождя. В нескольких шагах от места собрания еще тлели угли ритуального костра. От этих черных бревен, обглоданных огнем, веяло чем-то жутким.

– Братья и сестры! – воззвал Атила. – Все мы помним ужас, который довелось пережить детям Вэрвэ десять зим тому назад, когда посреди лета на нас обрушилась снежная буря, какие и зимой случаются нечасто. Когда наши соседи, племя Лиса и племя Носорога, предательски на нас напали, воспользовавшись тем, что мы ослабли от голода и холода, и нам пришлось искать спасения в Лесу Следов, о коем издревле ходили недобрые легенды… В то Безлетье многие из нас погибли страшной, мучительной смертью. Но милостью Хозяина Тайги, позволившего нам остаться в его владениях, наше племя снова процветает!

– Да! – зашумели люди. – Не так-то просто нас сломить!

Атила слегка постучал посохом, веля тем самым, чтобы племя процветало потише и внимательно слушало его.

– Боюсь, грядет новая беда, братья и сестры, – сказал он скорбно. – Я был вынужден прервать свое путешествие и срочно возвратиться в племя, ибо духи принесли мне нехорошие вести: шаман Одо, некогда побежденный Буроктой и поглощенный Горой Аавэй, пробудился и вырвался из заточения. Одо – вот кто погубил Нэйгумэ… И съел его душу!

Атила не успел договорить, как его голос поглотили рыдания и крики ужаса. Мать Нэйгумэ начала оседать и упала бы, не успей стоявшие рядом соплеменники вовремя подхватить ее.

«Если Одо съел душу Нэйгумэ, к чему тогда был прощальный обряд?» – подумала Юла.

Шаман еще раз требовательно стукнул посохом о землю. Вопли разом стихли, хоть кое-где еще и раздавалось еле слышное всхлипывание.

– Я знаю, о чем сейчас думает каждый из вас. Жадность и ярость Одо ненасытны. С племенем Древа у него свои счеты, каждый из нас – его заклятый враг. Если не остановить его, он рано или поздно найдет наше поселение… Но не отчаивайтесь, дети Вэрвэ! Этой ночью, во время обряда явились ко мне мои духи-хранители, отвели меня к Древу Вэрвэ, и оно предрекло, что одному из нас – сильнейшему воину племени – суждено победить злодея и снова заточить его в Горе Аавэй на многие века! Они назвали мне имя…

– Назови имя! Назови имя, Атила! – загалдела толпа.

– Имя этого героя… – шаман скривился в неземной гримасе и сгорбился пополам, обводя рукой застывших в ожидании людей…

– Это я! – в один голос воскликнули Юла и Уту.

Атила ненадолго вернулся на Нижнюю полусферу, чтобы посмотреть, кто вмешался в его блистательную речь. Все оглянулись на шутников, а те – с изумлением посмотрели друг на друга.

Только теперь Юла и Уту заметили, что стоят рядом. Удивление на лице Юлы сменилось недовольством. Одарив Уту сердитым взглядом, она высокомерно вздернула нос. Что возомнил о себе этот толстый коротышка, который еле стоит на ногах?

Конечно, Юла знала о том, что этот коротышка – сын вождя. Но раньше ей не доводилось видеть его вблизи или говорить с ним. В то время как она дни напролет училась охотиться и играла в войну с мальчишками, Уту увлеченно говорил с игрушками или прятался от полчища нянек (любимым местом для пряток была ураса Атилы).

– Его имя… – продолжил Атила, вновь обращая внимание на себя, – Алантай!

– Алантай! Алантай! – завторило племя.

У Юлы схватило дыхание. Алантай вышел вперед. Хадар многозначительно переглянулся с Атилой. Невозмутимость шамана придала ему уверенности.

– Выбор духов-хранителей пал на тебя, Алантай, – сказал вождь, подходя к охотнику и опуская руку ему на плечо. – Я с ними согласен. Среди наших воинов нет тебе равных по храбрости и честности, выдумке и силе. Такой охотник, как ты, Алантай, достоин этой чести. Через десять лун отправляйся к Горе Аавэй. Одолеешь Одо, и я не просто щедро одарю тебя – я передам тебе копье Вождей.

Толпа испустила изумленное «Ооох!», и головы завертелись в поисках Уту, но мальчик куда-то исчез…

– Если же ты вернешься в поселение ни с чем…

– Я выполню свой долг перед моим народом или не вернусь, – сказал Алантай, не дав вождю договорить, и его голос прозвучал странной холодностью.

Охотника окружили люди, они кричали, смеялись, тянули к нему руки, но всего этого Алантай не видел. Он видел победную ухмылку, растянувшуюся у Атилы на лице.

Поляна вскоре опустела, но Юла все бродила по ней, забыв, чем собиралась заняться изначально. Она, как и все радовалась, что духи-хранители Атилы выбрали Алантая, чтобы спасти поселение от Одо. Но рассказ Лачила со вчерашнего вечера не давал ей покоя. Пусть ее представления о том, насколько опасен Одо, были, как и он сам, призрачными, она могла вообразить, какой непростой была дорога к Бледной равнине.