– Пап, ты чего? – удивилась я и подошла ближе.

Он провел трясущейся ладонью по волосам, смахнув существенную их часть на пол. Я остолбенела. Не могла поверить, что он заразился. Это было просто невозможно. Но он повернулся ко мне лицом, и я захлебнулась собственным криком. Кожа на лице обвисла, рот кровожадно оскален. Сейчас я думаю, он пытался сопротивляться. Сдавил себе горло ладонью, и издал страшные звуки, похожие на собачий рык, который звучал то громче, то тише.

И в этот момент раздался выстрел. Отцу снесло полголовы, кровь брызнула на оконную раму, на стекло, обезобразив их багровыми подтеками и сгустками. Я закричала, услышала мамины крики и топот, она бежала вниз со второго этажа. Меня кто-то схватил и прижал к себе. Это был Алекс.

Я до сих пор не знаю, зачем он пришел к нам тогда. Никаких личных дел у него с отцом не было, маму он не мог знать, меня тоже. Но он оказался в нашем доме в то утро и застрелил папу.

Дом оцепили, нас с мамой увезли в госпиталь и посадили в карантинный блок, взяли анализы, наблюдали за нашим состоянием в течение недели. Наш дом сожгли. Отца мы больше не видели. Его тело уничтожил огонь, как и наш дом. Я и сейчас не до конца осознаю, что случилось тогда.

Нас с мамой отпустили и выделили по комнате. В разных домах. Таково было правило. Если человек не в браке, у него нет семьи, то жить можно лишь в комнате. Целый дом или квартира доставались лишь семейным парам. Я жила в коттедже рядом с больницей, где тогда работала, а маме выделили комнату неподалеку от швейного цеха. Мама трудилась там всю жизнь, с момента переезда в Форт-Террено.

Люди сами себя уничтожили. В лаборатории создали некий вирус, проводили опыты над животными. Одного из ученых поцарапал подобный зверь, человек, конечно, заразился, и некоторое время никто не замечал в нем каких-либо внешних изменений, но однажды утром он проснулся мутантом. Почему он не сообщил о заражении? А почему мой папа промолчал о происшествии? Испугался или думал, что от царапины ничего не будет. Но с того момента зараза распространилась по городам, вызывая панику и ужас. Сначала зараженные не убивали своих жертв. В первые дни после заражения, человек еще не становился зверем, но уже был заразным, а также испытывал необоснованную злобу ко всем вокруг. Он мог напасть, укусить, но на этом приступ агрессии купировался. Некоторые зараженные улетали в другие страны, на другие континенты, даже не подозревая, что являются носителями страшной болезни. Именно так вирус распространился почти во все точки мира.

Затем состояние ухудшалось. Зараженные кусали как животных, так и людей, пили кровь, но могли остановиться, будто осознавая, что нужно оставить жертву в живых, чтобы зараза распространялась быстрее. Те, кто смог вырваться, все равно были обречены. На кого-то нападали зараженные звери. Человечество летело в бездну, не успевая осознать этого.

С помощью военных удалось организовать эвакуацию здорового населения. Людей увозили в районы с благополучной эпидемиологической обстановкой. В первую очередь эвакуировали беременных, семейные пары и детей. Спасли и моих родителей. Они совсем недавно поженились, мама была беременна мной. Сначала их на самолете перевезли на остров. Именно там я и родилась, чуть раньше срока. Спустя четыре месяца, когда эпидемия уже охватила весь мир, разрушая и растаптывая его, эвакуированных доставили в Форт-Террено – город, вокруг которого экстренно возвели бетонные стены. Таких городов было около двадцати в округе. Но со временем стало ясно, что помимо вируса появилась еще одна беда. Рухнуло все: производство, фермерство, технологии. Мир откатился в своем развитии на многие десятилетия назад. Появились проблемы с поставками продовольствия, медикаментов. В городе пытались выращивать овощи и зерновые, в результате, этого количества едва хватало на удовлетворение нужд населения. Ни о каком изобилии речь, конечно, не шла.

Города, подобные нашему, контролировали военные, чему все были только рады. Они защищали нас, патрулировали периметр, следили за приближением мутантов. Но в последние годы не только зараженные были угрозой населению Форт-Террено. Люди начали нападать друг на друга. Город на город. В поисках продовольствия, техники, других необходимых ресурсов. Как будто одного вируса мало. Человечество решило окончательно уничтожить себя.

Я не знала другого мира. Выросла среди этой жестокости, страха и неуверенности в своем будущем. Решила учиться на медика. Эта профессия считалась невероятно нужной, но в то же время опасной. Я знала, что раньше, еще до моего рождения, каждый врач занимался своей областью, сейчас же готовили универсальных докторов. Вероятно, мы не знали всего досконально, учились уже на своем опыте, не погружались в конкретную область с головой, а изучали лишь азы. В основном, я занималась терапией, но пару раз приходилось делать несложные операции. Лечила и взрослых, и детей. Некоторых медиков увозили в научные центры, где пытались разработать вакцину от свирепого вируса, но пока особенных успехов не было. Ситуация была слишком запущенной. Ученые полагали, что вирус сильно окреп и мутировал, а ловить зараженных было крайне опасно. Удалось установить, что они жили довольно долго, вирус не убивал их, а делал другими. Дикарями. Животными. Они не понимали человеческую речь, а жили лишь одними инстинктами.

После убийства отца я работала в городском госпитале. В основном ко мне шли со стандартными простудными заболеваниями, трудностей с постановкой диагноза не было, чего не скажешь о лечении. Лекарств не хватало, приходилось придумывать альтернативные способы лечения, в основном травами. В тяжелых случаях выдавала рецепт на антибиотики. Нехватка медикаментов всерьез беспокоила медиков и больных.

Мама пережила отца всего на три месяца. Не выдержало сердце. Ее тоже сожгли, как и всех, кто умирал. Никаких кладбищ не было. От нашей семьи осталось только пепелище на месте нашего дома. Я пришла туда после новости о смерти мамы. За забором остался лишь фундамент некогда весьма симпатичного двухэтажного коттеджа и небольшой кирпичный гараж. На двери висел замок, я пыталась его сбить, но ничего не вышло. Сил не хватило. И в тот момент появился Джейк.

Он был военным. Шел мимо, патрулировал город. Увидел, как я вожусь с замком и спросил, нужна ли помощь. Я кивнула, а он без труда сбил замок и открыл дверь гаража.

– Я знаю, что случилось с твоим отцом, – внезапно сказал Джейк. – Мне жаль.

– Мне тоже.

Мы огляделись. У отца был черный багги. Он передвигался на нем по городу, иногда перевозил что-то не очень габаритное. Я умела водить. Папа научил меня в свое время.

– Отличная машинка, – хмыкнул Джейк, почему-то не торопясь уходить. – С бензином у нас, правда, проблемы. Установлен лимит на месяц. В основном, заправляют только военные тачки.

– Мне некуда на ней ездить. Я живу рядом с госпиталем.

Мне было легко разговаривать с ним. Джейк еще что-то рассказывал про машины и смотрел на меня с интересом. Я немного нервничала, но не торопилась прогонять его. Заглядывала в коробки, которые хранили здесь родители. Кое-что отложила, чтобы забрать с собой. В основном вещи и обувь. Мама была отличной швеей, и со вкусом у нее тоже было все в порядке.

– Смотри, Эни, это телефон, – радостно позвал меня Джейк. – Таким пользовались лет двадцать назад, даже больше.

– Двадцать два года назад, – вздохнула я и подошла к нему. – Это мамин. Она забрала его с собой, когда их с папой эвакуировали.

– Теперь эта штука совершенно бесполезна. Рация – вот, что никогда не подводит.

Мы стали общаться. Джейк врезал новый замок и вручил мне ключ от гаража. Наша дружба как-то сама собой переросла во влюбленность. Он не мог ночевать в моей комнате согласно военному уставу, да и места не было, если честно. Кровати, установленные в таких вот общежитиях, были слишком узкими. Все для одиночек. Но, конечно, наша близость была неизбежной, и мы пользовались любой возможностью заняться любовью, когда все обстоятельства были в нашу пользу. Джейк жил в казарме, и вход туда был мне заказан. Но как только у него появлялось свободное время, он сразу бежал ко мне. Не скажу, что наши встречи были очень частыми, ведь что его, что моя служба отнимали много времени. Но тем ценнее были часы, проведенные вдвоем.