- Великая Мать, тебя призываю – Рея-Кибела, Ану, Иштар, Деметра! Яви мне ночную кобылу по праву древнему, сокровенному, в бою добытому!

Перед домом сгустился туман, раздалось ржание и к деду Егору вышла тонконогая белая кобылица и преклонила перед ним колено. Старик забрался на непокрытую спину лошади и погладил её по белоснежной гриве, шепнув на ухо:

- Давай, родимая, поищем татей, что на меч мой покусились, да не вовремя в лешачий лес ушли. Как бы их там уже не порвали, ненароком. Иди на запах крови и страха!

Кобылица тоненько заржала и рванула в лес, словно в чисто поле. Порождение ночной волшбы словно летело по воздуху – бесшумно и быстро, просачиваясь сквозь густые заросли тайными тропами. Долго скакать ей не пришлось – гости нашлись в пяти вёрстах от хутора, на большой открытой поляне среди густого таёжного леса. Старик эту поляну знал – здесь росла вкусная земляника, устилавшая землю сплошным красно-зеленым ковром.

Но теперь поляна стала местом бойни. По ней были разбросаны тела лешаков, изрубленные мечом, на деревьях был живописно развешен разорванный мужской труп, а на пне посреди поляны сидел второй парень с мечом в руке и глупо хихикал. Луна заливала мертвенным светом картину побоища. Недалеко от пня, привалившись к сложенным в кучу рюкзакам, сидела на земле лже-Зоя и зажимала руками живот. Сочащаяся сквозь пальцы кровь указывала, что жить ей осталось не долго. Старик слез с ночной кобылы, и та снова растеклась туманом, укутав поляну. Подойдя к умирающей, дед Егор присел и осторожно отвел руки в сторону – поперек живота зияла огромная резаная рана, нанесенная мечом. Старик хмыкнул и провел перед лицом неслышной плачущей от боли женщины рукой. Она немедленно заснула.

Затем он встал и подошел к сидящему на пне меченосцу. Приблизившись, дед Егор смог рассмотреть ранения, нанесенные лешаками. Выдранные куски плоти из разных – с парнем лешаки игрались, наслаждаясь ужасом и страданиями жертвы. Поэтому начинали с небольших порезов на руках и туловище, потом вырывали куски мышц на ногах, и жертва утрачивала подвижность, а затем начинали есть внутренности ещё живой добычи.

Здесь они смогли добраться только до бёдер, и теперь сидящий на пне человек истекал кровью. Он должен был умереть раньше, но волотский меч хранил в нём остатки жизни своей магией.

Дед Егор аккуратно взял меч из рук безумца и тот немедленно свалился на землю, умирая всё быстрее. Упускать такую возможность для сбора ингредиентов было нельзя и дед, засунув два пальца в рот, громко свистнул. На зов тут же явилась домашняя нечисть – полуденница, мавка и овинник.

- Приберитесь тут, девоньки. А ты, свинтус, живо за работу! – строго приказал дед Егор.

Полуденница достала свой острый серп и начала вырезать сердца убитых лешаков. Овинник стаскивал их в кучу к лежащим рюкзакам. Мавка собирала сердца в берестяные туеса и укладывала их в свою бездонную суму. Старик же достал свой засапожный нож и наклонился к лежащему на земле парню. Тот на миг обрёл понимание того, что случилось и попытался отползти от новой опасности, суча руками и ногами – но силы быстро покинули его. Дед Егор хладнокровно вырезал сердце и вложил в туес, поднесенный мавкой.

Затем перешел к лже-Зое. Время её было на исходе. Мечом начертил на земле символ Триглава, который тут же вспыхнул призрачным синим светом. Мавка и полуденница подтащили женщину в круг и положили головой в сторону запада.

- Мать сыра Земля, Геката Триединая, Предвратная, Подземная, Ключей хранительница! Прими жертву, даруй в ответ право равноценное, Навью признанное – изгнанницу вернуть, в мир Яви пустить! Кровью своей просьбу подтверждаю, кровью и жизнью жертвы просьбу закрепляю!

С этими словами старик полоснул мечом по ладони и кровь его полилась в сияющий круг. Земля стала зыбкая, словно вода, и лежащее на ней тело стало медленно погружаться, пока не скрылось. Круг и символ погасли, на поляне остались только мертвые тела и вещи геологов. Туман затянул поляну, а когда соткался в белую кобылицу, всё исчезло, словно никогда и не было.

Днем небо рокотало – жаловалось, плакало дождём и грозило грозами. Под вечер всё стихло, и дед Егор стал собираться к походу за Рубеж. Собирая Серафиму он втолковывал ей:

- В Навь попасть – ить большого-то умища не надобно. Эт, почитай, кажный дурак могёт сделать. А вот в Явь обратно вернуться – тут закавыка и случается. Я для тебя амулет особенный стребовал, да на цепочку заговоренную надел – не будет над тобой духам да нечисти никакой власти, заморочить тебя не смогут, да и ты всегда обратно в Явь выход найти сможешь. А вот богам Тёмным ли, Светлым ли, ыщо каким – попадаться не стоит. Им любой человечишка что тебе муравей. Раздавят и не заметят.

Девочка важно кивала, будто понимала, что ей старик втолковывает. Дед Егор на этот счет иллюзий не строил, но оно потом само в памяти всплывет, ибо близко к рубежу всегда будет княжна Морозова жить, всегда по краю с силой волотской ходить.

- А ещё нужен тебе дух-защитник, али как его на Руси прозывают – ангел-хранитель. Его-то мы с тобой искать и идём.

- Дедадедадеда! – затараторила внезапно зантересовавшаяся девочка. И от нетерпения стала подпрыгивать. – А зачем мне ангел, если ты у меня есть?

- Цыц, блоха, не скочи на месте, - скомандовал дед и продолжил, - За Рубеж сам-два али сам-три не ходють. То дело сугубо единоличное. Пойдем-то мы вместе, да в разных местах выйдем. А заберет тебя бабка обратно в имение жить – как одна ходить будешь? По-первости тебя любой бесенок заест, не справишься одна.

Дед поправил одежку, засунул ребенку амулет за пазуху, и подогнал портупею, чтобы ймеч не болтался. В случае чего сам из-за спины в руки Фимке прыгнет – любит он её страсть!

- Ухи развесь, слухай, да запоминай. Как нас с тобой по разным местам раскинет, ты, значить, направление-то приметь, где свету больше, туда и иди. Это как бы Светлая часть Нави. Там нечисти помене, ну и опасности тебе с амулетом тож меньше будет. Как дойдешь до Алатырь-камня, увидишь змею Аграфену, али птицу Гагану. Ты с ними не заговаривай, а то вопросы задавать всякие станут, не отвертишься. Сразу амулет кажи, да меч твой. Поняла?

Извертевшаяся девчонка, которой мавка заплетала косу, задумчиво уставилась в потолок и кивнула.

- Вот там меня и жди. Коли не приду, возвращайся откуда пришла. Ни с кем не заговаривай и мечом руби, если что. Как болванов своих деревянных.

Это Серафима уж точно поняла, закивала и заулыбалась.

* * *

Вышли засветло. До капища Триглава дошли, когда полная луна взошла на небо в полном праве ночной хозяйки. Громадный идол с тремя стершимися от времени лицами слепо смотрел в разные стороны. Подойдя к западному лику, дед достал из сумы туесок и заставил Фиму достать из-под одежды амулет.

- Смотри и повторяй. Мать сыра Земля, Триглав, Тригла, Траян, Трисмегист и Геката! Вам дар приношу и прошу в Навь ход открыть, дорогу отворить! Вот моя кровь, вот кровь врага моего. – С этими словами дед открыл туесок и вывалил перед идолом лешачье сердце, затем достал засапожный нож и полоснул по руке и окропил идола кровью.

Затем дал еще один туесок Серафием, заставил повторить слова, только вместо крови приказал приложить к подножию камня амулет. Сердца и кровь словно растворились в камне. Поляну заволок тяжёлый синеватый туман. Отойдя несколько шагов от статуи, дед с Фимой оказались на перекрестке трёх дорог, где стоял огромный, в человеческий рост, камень.

- Смотри, внученька – рубежный камень. Здесь начинаются и расходятся дороги в Навь, за Рубеж. Какую бы дорогу ты ни выбрала, она тебя никуда не выведет, коль не знаешь, куда идешь. А надо тебе к Алатырь-Камню. Потому и заговор такой нужон: «На море-океане, на острове Буяне, стоит бел-горюч Камень Алатырь. Сидит птица Гагана на камне том, да вокруг змея Аграфена трижды три раза вокруг камня обернулась. Сторожат тот камень, да никого дальше не пускают. Мать сыра Земля, Триглав, Тригла, Траян, Трисмегист и Геката! Направьте меня к тому камню, да путь дайте!» И три раза поклонись на разные стороны, да амулет в руке держи.