– Спасибо, – отвечаю я и улыбаюсь.

Он настолько высокий, что мне приходится задирать голову. Выглядит он неплохо. Волосы хорошие. Идеальные взъерошенные волосы парня – каштановые, мягкие и немного вьющиеся. А еще очки. И губы очень соблазнительные. Я всегда обращаю внимание на губы.

– А ты здесь давно работаешь, да? Я тебя уже видела, – говорю я и сразу же краснею.

Не хочу, чтобы он решил, будто я его ЗАПРИМЕТИЛА. Я его замечала, конечно, но не в этом смысле. Просто потому, что он часто здесь бывал и не очень хорошо вписывался. По мне, «Биссель» – это магазин для людей, которые обращают внимание на неприметные детали. Вроде текстуры плетеной салфетки или узора на салатной ложке.

Не думаю, что для Рида имеет значение узор на салатной ложке.

– Ну да, я здесь постоянно. Это неизбежно. – Он пожимает плечами. – Родители.

– Родители?

– Арье и Дебора.

От удивления я прикрываю рот рукой.

– Арье и Дебора – твои родители?

– А ты не знала? – Кажется, его это забавляет.

Я медленно качаю головой:

– Да уж. Только что ты взорвал мне мозг.

– Серьезно? – смеется он. – Почему?

– Потому что! Не знаю. Просто Дебора и Арье такие… – Крутые и по панку, а не по «Властелину колец». – У них же татуировки, – выдаю я наконец.

Он кивает.

– Ага.

Какое-то время я пялюсь в никуда, а он опять начинает смеяться.

– Похоже, тебя это удивило.

– Нет, я просто… – Я снова качаю головой. – Не знаю.

И снова эта тишина.

– Э-э, не хочешь распаковать что-нибудь из детского? – наконец спрашивает Рид и легонько пинает коробку мыском кроссовки.

Тогда мы садимся рядом с ней и скрещиваем ноги по-турецки. Хорошо, что я надела леггинсы под платье.

Рид достает из коробки кипу детских боди.

– На них нужно приклеить ценники, – говорит он. – Ты знаешь, как это делать?

– Как клеить наклейки?

– Это не так уж и просто, – отвечает он. Мы улыбаемся друг другу.

Я беру в руки боди.

– Отлично подойдет для Такома-парка.

Неокрашенный хлопок гендерно-нейтрального покроя с овощным принтом. Серьезно. Детей вынуждают носить на себе овощные знамена, пока они не подрастут и не смогут сказать: «Выкуси, мам, хочу мороженое».

– Это вторая поставка. На прошлой неделе продали всю партию, – говорит Рид.

– Ну разумеется, это вторая поставка.

– Овощи сейчас очень популярны. – Он опускает глаза и улыбается.

Мы молча клеим ценники на бирки и аккуратно складываем боди. А когда заканчиваем, Рид говорит:

– Вроде бы есть еще пеленки.

Я беру одну в руки и читаю на бирке:

– «Натуральная конопля».

– Ага.

– Правда? – я смотрю на него с удивлением.

Он смеется.

– Правда.

Значит, есть и такие родители, которые скручивают своих детей, как косяки.

Забавно наблюдать за тем, как работает Средиземный Рид. Наименее изящный человек из всех, кого я встречала, горбатится над всеми этими изящнейшими детскими штуковинами. Ему тяжело складывать крошечную одежку. Видимо, руки слишком большие.

Может, из-за этого меня и наняли – из-за маленьких ручек и умения аккуратно сворачивать одежду.

Вдруг он поднимает на меня взгляд:

– Можно вопрос?

– Конечно.

– Просто любопытно. Почему тебя так удивляют татуировки моих родителей?

Э-э-э… Потому что они твои родственники.

– Потому что они евреи? – добавляет он.

– О нет! Конечно, нет. Я знаю, что они евреи. В смысле магазин же называется «Биссель». И фамилия у них Уэртейм.

Он смеется.

– У меня тоже. Рид Уэртейм.

Он подается вперед и протягивает мне руку. Хм. Рукопожатие у него уверенное.

– Молли Пескин-Сусо, – говорю я.

– Пескин! – восклицает Рид. – Ты тоже еврейка?

– Да.

– Серьезно?

У него загораются глаза. Ясно, о чем он думает. Я не считаю себя какой-то суперъеврейкой, я даже в синагогу не хожу. Но когда я встречаю другого еврея, я испытываю особое чувство. Как будто мне тайно дают пять.

Забавно все это. Обычно, встречаясь с парнем в первый раз, я смущаюсь и молчу. Так и приходят к двадцати шести влюбленностям и нулю поцелуев. Но рядом со Средиземным Ридом я нервничаю, как при обычном новом знакомстве. Ни больше ни меньше.

И сказать по правде, это замечательно.

К трем часам мы с Ридом распаковали и обклеили ценниками шесть коробок детских товаров. Времени для разговоров было предостаточно. Пока что я смогла выяснить, что он очень любит шоколадные яйца «Кэдбери». Я спросила, сколько же он съел их в прошлом месяце, а он ответил, что ест «Кэдбери» всегда. Наверное, закупает целую кучу на Пасху и оставляет про запас.

Уважаю.

Я ухожу с работы ровно в три. Поезд в метро приходит вовремя, так что на Силвер-Спринг я оказываюсь раньше времени; спускаюсь по Эллсворт-драйв и забиваюсь в уголок при входе во «Фрозен-йо». Тут не меньше пятидесяти миллиардов ресторанов и даже в будни полно народу. Папаши толкают перед собой коляски; девочки, с виду мои ровесницы, разгуливают в костюмах, словно работницы банка. Мои мамы часто вспоминают, каким был Силвер-Спринг до реконструкции. Грустно, когда изменения приводят к худшему.

Я откидываюсь к стене и играю в телефоне. Социальные сети пробили дно: фейсбук и инстаграм переполнены селфи, причем люди на них делают вид, будто это и не селфи вовсе: смотрят куда-то вдаль и стараются выглядеть естественно. Мне нужна кнопка «не нравится». Не то чтобы я бы ею пользовалась, но…

Интересно, где Кэсси с Миной? Обычно Кэсси не опаздывает, но я жду уже десять минут. Не знаю даже, злиться мне или переживать. Однако в три сорок пять я их замечаю: идут вместе, над чем-то смеются, в руках по пакету из H&M. И никуда не спешат.

Не нравится. Дизлайк.

– Привет, – произносит Кэсси, улыбаясь. – Мину ты помнишь.

– Из туалета, – добавляет Мина.

У меня вырывается смешок.

Меня в себе это очень расстраивает: если всем хорошо, то и я тоже не в состоянии злиться. Мои конформистские чувства… Лажа это. Иногда очень хочется по-настоящему впасть в ярость.

– О боже, какой крутой кулончик, – замечает Мина.

Я краснею.

– Ой… Я сама его сделала.

– Серьезно?

– Ну да, это просто. Видишь, это старая молния, – говорю я и подаюсь вперед. – Отрезаешь конец и расстегиваешь, получается сердечко. А потом сшиваешь внизу.

– Молли все время мастерит подобную хренотень, – горделиво поясняет Кэсси.

Они кладут пакеты на соседний столик. Наверное, ходят по магазинам с обеда. Как по мне, ужасное коллективное занятие – впрочем, для людей с маленьким размером все может быть по-другому. Наверное, они и в примерочную ходили вместе. И, вероятно, наряды купили одинаковые.

Я беру пустой стаканчик для йогурта. Здесь самообслуживание. Можно выбрать какой угодно вкус, а потом добавить любой из пятидесяти миллионов топпингов. Не всем по душе такое разнообразие – а вот я справляюсь как профи. Нужно знать, что любишь, только и всего.

Я расплачиваюсь и иду обратно. Вскоре ко мне подсаживается Мина. Она заглядывает в мой стаканчик.

– Что взяла?

– Шоколад с печеньем.

Как я и сказала. Я профи.

Тогда Мина показывает мне свой йогурт. Естественно, она из тех, кто жутко теряется от чрезмерной свободы, потому и смешивает мармеладных мишек с шоколадом.

– Кэсси сказала, ты ходишь в Джорджтаун Дэй[11]. – Слова даются мне с трудом.

– Ага. Перехожу в выпускной класс.

– Мы тоже. А еще ты фотографируешь?

– Да ты все обо мне знаешь! – восклицает она.

Я краснею. Что ж… Криповый я персонаж – всегда знаю о людях больше, чем они знают обо мне.

Повисает неловкая пауза.

– Наша подруга Оливия тоже фотографирует, – вставляю я, просто чтобы хоть что-то сказать.

– Ух ты, круто! Ну, я только начала заниматься. Уилл – вы с ним виделись, тот, рыжий… Он очень талантливый. Подтягивает меня по основам. У него есть эта программа, в которой можно настраивать яркость и цвет изображений. А еще скоро он научит меня работать с бликами. – Мина замолкает. – Я не слишком разболталась?