– Мне казалось, ты хочешь завести бойфренда.
– Вот-вот, – встревает Кэсси, внезапно вернувшись к разговору. – Все эти тайные влюбленности Молли, которые ни к чему не приводят… С меня хватит.
– С тебя хватит, да? – у меня сжимается горло. – Ну, извини, что я не нравлюсь парням!
– Боже, какой бред, Молли! Ты же с ними даже не общаешься.
Началось!
Любимая тема Кэсси: мои двадцать шесть влюбленностей и ровно ноль поцелуев. А все потому, что я недостаточно смелая. Мол, если мне кто-то нравится, надо прямо ему об этом сказать. Может, в мире Кэсси так все и работает. Но я сомневаюсь, что то же самое происходит в мире полных девочек.
Не знаю. Я просто осторожна.
Кэсси нагибается ко мне. Ее лицо смягчается.
– Слушай… Я не собираюсь тебя позорить, понимаешь? Доверься мне.
Я пожимаю плечами.
– Давай-давай. Короче… Я организую тебе бойфренда.
Я откидываю челку со лба.
– Э-э… Не думаю, что это так просто.
А затем добиваю Кэсси своей фирменной гримасой. Мои мамы называют ее Молли-фейсом. Молли-фейс совмещает в себе кривой рот с поднятыми бровями и выражает вечный, бессмертный скептицизм.
– Да просто, я тебе говорю.
И все же нет. Похоже, она не понимает. Неспроста я влюблялась двадцать шесть раз и при этом ни с кем не встречалась.
Я не совсем понимаю, как кто-то вообще способен найти себе парня. Или девушку. Шансы нереально малы. Нужно влюбиться именно в того человека в тот самый миг – и в то же время понравиться ему. Идеальное совпадение чувств и обстоятельств… Совершенно необъяснимо, почему это случается сплошь и рядом.
И почему у меня так колотится сердце?..
Поезд подъезжает к Такоме, и Кэсси мгновенно вскакивает с места.
– А еще надо узнать, лесбиянка ли Мина.
– Ой-ой-ой, – говорю я, – поглядите-ка, у кого теперь любовное выражение.
– А почему ты сразу у нее не спросила? – интересуется Оливия.
– Ага, точно. – Кэсси качает головой. – Ладно, проверим, есть ли у нее фейсбук. – Она печатает на ходу. – А как тут вообще людей искать?
– Шутишь? – спрашиваю я.
В этом наше главное отличие. Я, можно сказать, родилась со знанием, как шпионить за людьми в социальных сетях. А Кэсси скорее из тех, за кем шпионят такие, как я.
– Хочешь Уилла спрошу, раз уж он мой будущий парень?
– Ш-ш-ш!
Она все еще смотрит в телефон.
Уверена, это лишь совпадение, что Кэсси хочет сделать моим бойфрендом именно его. И это никак не связано с тем, что он дружит с девушкой ее мечты.
Кэсси вприпрыжку сходит с эскалатора, и мы с Оливией проходим за ней через турникет. Неподалеку, прислонившись к автомату с проездными, целуется какая-то парочка; автоматы предназначены совершенно для другого… Я быстро отвожу взгляд.
– Ты это с Миной до сих пор переписываешься? – спрашиваю я.
Кэсси улыбается.
– Не скажу.
Скажет. Обязательно. Если вам доводилось делить с кем-то материнскую утробу, секретов друг от друга у вас не бывает.
Естественно, в эту ночь я не могу уснуть. Часами пялюсь в потолок. Продолжаю прокручивать в голове вчерашнее – мозг отдыхать не хочет. Вот на меня косится Уилл – все пытается понять, кто же я такая. Вот синие пряди Оливии – они ярко сияют в лучах флуоресцентных ламп в метро. А вот и едва заметная улыбка Кэсси, которая появляется на ее лице каждый раз, когда гудит телефон.
Некоторые вечера буквально заряжены электричеством. Некоторые вечера меняют тебя навсегда. Мне кажется, что вчерашний был особенным, – но я не могу сказать почему.
Это странно.
Наконец меня клонит в сон. Кажется, проходит всего несколько секунд, прежде чем жужжит мой телефон.
Не спишь?
И смайлик. Это Кэсси.
Во рту ужасный привкус, глаза слиплись и болят. Видимо, так и должно быть. Вчера я умудрилась опьянеть, не выпив ни капли. Теперь у меня безалкогольное похмелье.
Смотрю на экран.
Телефон вибрирует еще раз.
МОЛЛИ, ВСТАВАЙ!!! СЕГОДНЯ ЖЕ ТВОЙ ПЕРВЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ!!!
Отвечаю:
Бегу!
И добавляю сонное эмодзи.
Она отвечает жутким бодрым эмодзи с выпученными глазами.
Я отправляю в ответ нахмурившуюся мордочку. Мою голову придавливает к подушке. Тело весит миллион фунтов. Но я заставляю себя встать и натянуть леггинсы и платье от ModCloth с оборками. И принять таблетку. Я уже четыре года на золофте[5]. Раньше в школьной столовой у меня случались панические атаки.
Долгая история.
В общем, я выхожу в коридор и чувствую запах масла и бекона. Мы из тех евреев, что едят бекон.
– Неужели это наш юный профессионал? – улыбается Патти.
Патти – одна из моих мам – выскакивает из кухни в безразмерной батиковой тунике.
– Вот, неси к столу, – говорит она и передает мне тарелку с горой оладий.
– Ладно…
– Котик, ты вся зеленая. Все хорошо?
– Да… – Я смотрю на оладьи. – Что ты пыталась испечь?
– Сердечки, – отвечает Патти.
У нее мука на подбородке.
– А-а-а-а.
– Кажется, больше похоже на пенисы.
– Угу.
– И мошонки, – добавляет она.
– Очень аппетитно, мам.
Это далеко не первый раз, когда она употребляет слово «мошонка» в отношении еды. Патти – акушерка, так что я привыкла слышать от нее подобное. Однажды она всю дорогу до торгового центра объясняла нам с Кэсси, что такое «собачья помада» (это возбужденный пенис пса). Короче, об анатомии Патти знает немало.
К слову, советоваться насчет помады мы с ней уже никогда не будем.
– Оставь братику попробовать, – просит Патти.
– Ксав любит мошонки, – киваю я.
Она поднимает бровь и забирает у меня тарелку.
Я заглядываю в столовую. Все уже проснулись. Естественно. Надин работает учителем, а потому даже летом встает, как она выражается, «с рассветом на заднице». Или «жопе», тут как придется. Ксавье тоже встает с рассветом на пятой точке – такой уж он ребенок.
– Не вздумай! – говорит Надин, грозно глядя на него.
А Ксавье расплывается в широкой улыбке и произносит, сидя на своем стульчике:
– Момо.
Это значит «Молли».
В двух словах: чтобы зачать нас с Кэсси, Патти обратилась в банк спермы. А два года назад Надин использовала сперму того же донора, чтобы зачать Ксавье. Посторонним нелегко переварить эту информацию. Некоторые любят сообщать мне, что технически Ксавье мой брат лишь по отцу. Эти же люди просвещают меня насчет того, что на самом деле мы с Эбби не двоюродные сестры. А Надин – не моя настоящая мать. Уверена, что если бы Надин, Эбби и Ксавье были белыми, никто бы это под сомнение не ставил.
Надо ли говорить, что я ненавижу таких умников?
Ксавье бросает кусочек банана на пол и хнычет.
– Все, чувак, – говорит ему Надин, – банана больше нет. Потрачено.
– Ты хоть знаешь, что это значит? – спрашивает сидящая напротив Кэсси.
– Я знаю куда больше, чем ты думаешь, – ухмыляется Надин. Ксавье блеет, словно козленок, и Надин целует его в лоб. – Эй, спокойно, Ксэйвор Ксэв.
Ксэйвор Ксэв, как Флэйвор Флэв[6]. В этом вся Надин.
В столовую заходит Патти. У нее в руках тарелка с беконом, прикрытым бумажным полотенцем.
– Надеюсь, ты готова, – говорит она Кэсси.
Любовь Кэсси к бекону широко и печально известна.
Однако сейчас она откидывается на спинку стула и улыбается:
– Вообще-то я не голодна.
– Кто ты такая и что ты сделала с Кэсси? – выпучив глаза, спрашивает Надин.
Кэсси хохочет и пожимает плечами. Она из тех худосочных девочек, которые каждый раз наедаются, словно перед спячкой. Но сейчас она даже не притронулась к завтраку. Ни кусочка не съела. Удивительно.
– Ну правда, Китти Кэт. Что происходит?
– Да ничего. Просто… – она умолкает на полуслове; ее руки исчезают под столом, следом опускается и взгляд.
Читает сообщение.